Под «тенью» КГБ
В июле прошлого года мы были в паломничестве в Нижнем Новгороде. Нам хотелось провести встречу «Сколько стоит человек?» (по книге Евфросинии Керсновской). Мы искали место, где была бы актуальна тема человека в истории ХХ века. Такое место нашлось: нам предоставил помещение музей Андрея Дмитриевича Сахарова.
Гостей мы приглашали сами, через знакомых. Уже в конце встречи пришел еще один человек, музей закрывался, мы вышли на улицу, завязался разговор. Он сказал, что хорошо знает это место, поскольку работал в органах безопасности, в том отделе, который занимался Андреем Дмитриевичем Сахаровым. Этот отдел был создан специально для наблюдения за всемирно известным ученым и правозащитником. Наш собеседник работал в службе внешнего наблюдения, среди тех людей, которые круглосуточно, неотступно вели наблюдение за А.Д. Сахаровым, сопровождая его во всех пеших прогулках и поездках по городу.
В музее есть небольшая экспозиция, рассказывающая о том, что из себя представляло наблюдение. Музей А.Д. Сахарова находится на первом этаже жилого двенадцатиэтажного дома. Это обычная двухкомнатная квартира, окна которой выходят на обе стороны дома. В доме напротив с одной стороны было отделение милиции, в доме напротив с другой стороны снималась отдельная квартира, из которой велось круглосуточное наблюдение за всеми входящими и выходящими. В квартиру, в которой они жили, приходила горничная. Цель ее визитов сомнений не вызывала. Наш собеседник дежурил на улице. Это было круглосуточное дежурство, в любую погоду, в любое время года. По крайней мере, два человека всегда находились на улице. У них были определенные задания. В частности, при необходимости они должны были воспрепятствовать Андрею Дмитриевичу в его поездке. Методы были очень простыми: в колесах машины отвинчивались ниппели, ехать было невозможно. При этом через час мог поступить другой приказ, что Андрею Дмитриевичу нужно куда-то поехать и тогда все восстанавливалось: колеса накачивались и на машине можно было ехать.
Сам себя наш собеседник называл тенью. Но такие тени имели свойство материализовываться: если кто-то подходил к А.Д. Сахарову, пытался поговорить или к кому-то Андрей Дмитриевич обращался, возникал сотрудник, который физически отстранял встреченного человека, препятствуя разговору. Сахаров ни с кем не мог общаться.
Он не мог никому писать, потому что все письма изымались. Его попытки скрытно через кого-то передать письма были, конечно, безуспешны. Вся входящая корреспонденция также просматривалась. Все жители окрестных домов были неоднократно предупреждены оперативными работниками, КГБ, участковым милиционером, что всякое общение, всякие контакты с Сахаровым запрещены. Он мог говорить о покупках в магазине с продавцами, но все эти разговоры фиксировались. Постоянно были люди, которые контролировали, что происходит. Иногда кто-то подходил к окнам дома, пытаясь поговорить. Иногда такие разговоры дозволялись, поскольку было прослушивание внутри квартиры. Мы поинтересовались, какова была судьба тех людей, которые вступали в общение с Андреем Дмитриевичем. Оказалось, их забирали для беседы, все объясняли, фиксировали их данные.
В квартире у Сахарова телефона не было, он пользовался телефоном-автоматом на улице. Все его звонки тоже контролировались. Он был человеком болезненным, ему неоднократно приходилось вызывать скорую помощь. Таким звонкам не препятствовали. А если он хотел куда-то позвонить, и это не было санкционировано, то в телефонную будку входил человек, который после набора номера нажимал рычаг и сбрасывал звонок. Сахаров набирал его повторно, человек опять сбрасывал. Так могло продолжаться довольно долго, тем самым показывая бессмысленность действия.
Среди наблюдаемых А.Д. Сахаров был VIP-персоной. Это означает, что для наблюдения за ним был создан специальный отдел: кто-то прослушивал, кто-то занимался его перепиской, кто-то – наружным наблюдением, кто-то сопровождал его на автомобиле, кто-то собирал информацию и анализировал ее. Андрей Дмитриевич был своего рода учебным объектом: для молодых сотрудников это была стажировка, практика, потому что Сахаров был не способен к конспиративной деятельности. Даже его попытки оторваться от преследования, когда он ехал на автомобиле, тоже были очевидными. Спецслужбы делали вид, что он оторвался, при этом сопровождали его другим образом. Попытки передать через кого-то письма тоже отслеживались.
Единственным источником информации для него был радиоприемник, по которому он ловил «Голос Америки». Вместе с супругой Еленой Боннэр он выезжал на автомобиле на кладбище. Это было единственное место, в котором в меньшей степени глушились радиостанции. Сам Нижний Новгород был в отношении ссылки очень удобен: это был закрытый город, там не было иностранцев, туда невозможно было въехать даже жителям Советского Союза. И он полностью глушился, т.е. запрещенные радиостанции принимать было невозможно. Но на кладбище такая возможность была. Этому не препятствовали, они приезжали, слушали. Их сопровождали все время, знали когда, где, что они слышали. По их возвращении составлялся отчет. Т.е. наблюдение состояло в том, что сотрудник просто описывал то, что видел. Он не делал выводов, он не строил планов, просто описывал день и все, что было: имена, события, время. И каждый день эта информация накапливалась, собиралась, кем-то обрабатывалась.
Андрей Дмитриевич был уже в преклонном возрасте. Он был мало приспособлен к практической домашней жизни. Наш собеседник в сердцах сказал, что он даже гвоздя вбить не мог толком. Видно те, кто прослушивал, это на себе испытали. Во всяком случае, придя в музей, он прошел на кухню и внимательно рассмотрел сломанную и починенную ножку кухонного стола. Оказывается, Сахаров своими руками чинил этот стол. Это было сделано неумело, но держится до сих пор.
Был один положительный момент, связанный с этим наблюдением. В то время автомобили были редки, запчасти тоже очень ценились, особенно колеса, или шины, зеркала, – все, что можно было снять. За время наблюдения немало людей, пытавшихся что-то снять с автомобиля, попадало в руки службы внешнего наблюдения. Это была побочная работа службы наблюдения, но они с этим смирялись.
Андрей Дмитриевич был невыездным, зато Елена Боннэр могла свободно уезжать и приезжать из Нижнего Новгорода. Видимо, через нее что-то могли вывозить. Андрей Дмитриевич вел дневник, в который записывал свои воспоминания.
Эту рукопись у него украли. Андрей Дмитриевич написал их заново, но с тех пор носил свои записи с собой. У него был портфель весом не менее 10 кг, в котором он носил весь свой архив. Однажды он оставил его без наблюдения, и рукопись снова украли. Он в третий раз ее восстановил...
Наш собеседник с сочувствием и даже немного с изумлением рассказывал о том, как питались Сахаров и Боннэр. Средства у них были скудными. Андрей Дмитриевич получал небольшую пенсию. Всех регалий, должностей и званий его лишили, работы практически никакой не было, но какой-то доход у них был. Часть этих небольших средств они откладывали для помощи своим детям (у Сахарова и Боннэр были дети от предыдущих браков). Другую часть отправляли политзаключенным и их семьям. Сотрудникам «спецотдела» было доподлинно известно, что они приобретают в магазине и на какие копейки. Он говорит: мы знали, что они покупают, но было непонятно, как они на это живут. Их рацион был весьма и весьма скуден, они экономили на всем, чтобы помочь.
Мы впервые почувствовали, что значит ссылка в таком понимании, когда тебя высылают в город, где ты можешь свободно перемещаться, но не можешь ни с кем общаться, не можешь никому писать письма и т.д. Это образ смерти или жизнь человека прокаженного: вроде бы ты есть, а в то же время тебя нет, для всех ты умер. Это, конечно, тяжело, тем более, что казалось, что эта ссылка пожизненная.
Уже после прихода Горбачева, в 1986 году, им поступил приказ провести телефон в квартиру Сахарова. Понятно, что вопросов задавать не принято, телефон провели. Буквально на следующий день был звонок от Михаила Сергеевич Горбачева. Он пригласил Сахарова в Москву. В этот же день поступил приказ не препятствовать Сахарову ни в перемещении, ни во встречах, ни в звонках, только вести наблюдение. Дело в том, что спецслужбы боялись, что с Сахаровым что-нибудь случится. Наибольшее беспокойство у них вызывали его поездки в автомобиле, потому что он был плохим водителем, а пытаясь уйти от преследования, он мог попасть в трудную ситуацию. Однажды так оно и было: он выехал на остановку, где были люди. К счастью обошлось, никто не пострадал. Но это доставляло беспокойство. Наблюдение велось до самого последнего момента, его провожали на вокзал – сопровождали. На вокзале ему даже подарили цветы – эти самые люди-тени, которые иногда материализовывались. Они не воспринимали это как что-то циничное. Он делал одно дело, они – другое. Ситуация изменилась, и они показали, что вместе с ситуацией меняется и их отношение. Он не видел в том, что они делали, ничего страшного: не было крови, пыток или лагерей. Он не задавал себе вопрос: как человеку жить в таких условиях, чтобы не отчаяться, сохранить здравый разум и заботу о людях? Сахаров был для него не человеком, не академиком, а человеческим материалом, объектом наблюдения.
Он вспоминал об этом времени с ностальгией, потому что это было связано с молодостью, с началом карьеры; он верил в нужность той работы, которую он делал. Уже после ему доводилось бывать в трудных ситуациях и даже на грани смерти. Да, у него было сочувствие к Сахарову, как к человеку старшего возраста. Но если бы нужно было делать что-то еще и сейчас, я думаю, что он, нисколько не сомневаясь, продолжил бы это дело, не задавая лишних вопросов. Поэтому нам непросто было этот рассказ слышать. Он оживился, рассказывая нам о своем прошлом. Но это прошло, а сейчас пустота, которая разъедает и сердце, и жизнь, и душу.
Мы так и не поняли, «сколько стоит человек», но почувствовали, сколько стоит наблюдение за ним. Оказалось, это можно измерить...
СПРАВКА
Андрей Дмитриевич Сахаров (21 мая 1921 – 14 декабря 1989) — советский физик, академик АН СССР и политический деятель, диссидент и правозащитник, один из создателей советской водородной бомбы. Лауреат Нобелевской премии мира за 1975 год.
Ни один русский не сделал больше для привлечения внимания к проблемам нарушений прав человека в эпоху правления в Советском Союзе Леонида Брежнева, чем ученый-ядерщик Андрей Сахаров. Хотя он неожиданно умер в 1989 году, на этой неделе в Москве проходят праздничные мероприятия в честь его 90-летнего юбилея, которые заодно призваны напомнить молодым русским о его месте в истории.
Член группы, которая разработала для Москвы водородную бомбу в твердой уверенности, что мир во всем мире зависел о того, достигнет ли Советский Союз военного паритета с Соединенными Штатами, позднее он задумался о рисках той конфронтации, которую вели обе стороны. Он также выступил против идеи противоракетной обороны.
Он пришел к выводу, что для того, чтобы обеспечить настоящий мир, политические системы двух государств должны достичь определенной степени сближения. Для России это означало бОльшую демократичность и открытость, а также возрождение программы десталинизации, которая началась после смерти диктатора, но десятилетие спустя была остановлена. Когда его частные письма властям не возымели действия, он решил высказаться открыто.
Неожиданно он обнаружил, что перешел черту и оказался в мире репрессированных. Вынужденный диссидент, он узнал, что представители интеллигенции подвергаются тюремным заключениям и внутренней ссылке за осуждение советского вторжения в Чехословакию. Он узнал о других одиноких и мирных протестах, которые привели к тюремным срокам. Преимущество, которым обладал Сахаров, его известность, сделало для Кремля сложной задачей относиться к нему так же жестко, и в итоге он стал настоящим магнитом для скромного движения за гражданские права в Советском Союзе.
Другие диссиденты просили его предавать гласности их взгляды, и Сахаров стал ключевой фигурой «Хроники текущих событий», тайно печатавшемся бюллетене о каждом случае ареста и заключения, которые становились ему известны. Контрабандой его передавали на Запад и там печатали. В январе 1980 года Сахаров высказался против советского вторжения в Афганистан. Его лишили всех его наград и выслали в ссылку в Горький, город, закрытый для иностранцев, где его квартира была под постоянным наблюдением стражей порядка. Только благодаря Михаилу Горбачеву, его приходу к вершине власти в Кремле, он был освобожден из ссылки в декабре 1986 года. По возвращении в Москву он стал широко цитируемой общественной фигурой и был выбран Академией Наук для представления ее интересов в советском парламенте.
По материалам www.inosmi.ru