С конца 1917 года, когда в составе Народного комиссариата просвещения были назначены комиссары по охране художественно-исторических памятников и частных коллекций, а министерство императорского двора было преобразовано в Комиссариат исторических имуществ и коллегию по охране памятников при нем, началась национализация художественных ценностей в Советской России. 5 октября 1918 года появился декрет СНК об учете и охранении памятников искусства, «в чьем бы обладании они ни находились». Но поскольку существовавшие музейные организации не могли воспринять огромный поток национализированного, экспроприированного и конфискованного, в 1920 году создается Государственное хранилище ценностей РСФСР (Гохран), куда в обязательном порядке все учреждения и должностные лица обязаны сдать драгоценности и куда должны стекаться все экспроприированные и конфискованные сокровища.
В марте 1918 года московские мастерские, переплавлявшие золото и серебро в слитки, работали в две смены. Совет народного хозяйства Северного района докладывал в марте 1918 года, что в ходе переплавки "тяжеловесных изделий" в одном только Петроградском районе было "сэкономлено" 130 пудов золота.
26 октября 1920 года вышло постановление СНК «О сборе и продаже за границей антикварных вещей» (прежде всего для интересов республики), в котором, в частности, говорилось: «Предложить Наркомвнешторгу организовать сбор антикварных вещей, отобранных Петроградской экспертной комиссией, и установить премию за быстрейшую и выгоднейшую продажу их за границей... Поручить Наркомвнешторгу спешно рассмотреть вопрос о создании аналогичной комиссии в Москве и в случае целесообразности организовать ее». На основании этого постановления создается Антикварный экспортный фонд, с 1921 года – Государственный фонд ценностей для внешней торговли. Эта мера имела прогрессивный характер, поскольку предшествовавшая практика "утилизации" антиквариата была варварской – ценнейшие в художественном отношении вещи переплавлялись, а драгоценные камни из них "вылущивались". Важное значение имело появление в законодательных актах самого термина "антиквариат", обозначавшего его как особую категорию ценностей. Сбыт накопленного фонда антиквариата требовал, во-первых, предварительной экспертизы, во-вторых, специального аппарата, учитывающего тонкую специфику реализации. Этот аппарат был создан лишь в 1925 году в виде главной конторы Госторга СССР по скупке и реализации антикварных вещей ("Антиквариат"), но до этого было организовано Московское ювелирное товарищество "МЮТ" (1923-1927). Оно занималось как производством и реставрацией ювелирных изделий (известно по клейму МЮТ), скупкой и продажей населению, так и организацией вывоза в Лондон драгоценностей и участия в аукционах на Лионской ярмарке во Франции, Миланской международной ярмарке, Нижегородской ярмарке. Оно взаимодействовало с голландской фирмой по продаже коронных драгоценностей (1926), с английской фирмой – по продаже антикварного серебра, с аукционным домом Лепке – по продаже художественных ценностей. Решения о продаже за границу драгоценностей принимало Особое валютное совещание.
Первая массовая экспроприация ценностей для срочной продажи оказалась связанной с церковным имуществом. 2 января 1922 года появляется декрет «О ликвидации церковного имущества». Ленин и Троцкий надеялись выручить сотни миллионов и даже миллиарды рублей. Троцкий писал, что лучше выручить в этом году 50 миллионов рублей, чем надеяться на 75 миллионов на следующий год, ибо на следующий год может произойти мировая пролетарская революция, буржуазия начнет вывозить и продавать ценности, рабочие станут их конфисковывать, и тогда денег нигде уже не будет. Однако доход от кампании (хотя реальный доход мы, наверное, не узнаем никогда!) составил 4 миллиона 650 тысяч рублей, на покупку хлеба ушел всего один миллион, остальные деньги, разумеется, ушли на проведение самой кампании. Следующие десять лет оказались эпохой варварского расхищения и безумной распродажи неимоверного количества художественных ценностей – в какой-то момент антикварный рынок Германии просто обесценился и рухнул, не выдержав наплыва русского антиквариата, вывозившегося из России вагонами...
...Если мы почитаем сайты некоторых мировых музеев, то узнаем, что их коллекции включают десятки мировых шедевров, несмотря на то, что самим галереям не так много лет – Национальная галерея искусства, например, появилась в Вашингтоне 1937 году, музей Галусте Гулбенкяна – один из самых знаменитых и посещаемых музеев Португалии – и того позже. Однако здесь произведения европейской живописи от готики до импрессионизма, французские интерьеры, экспозиции восточно-азиатского и исламского искусства, уникальное собрание изделий Рене Лалика (французский ювелир). Откуда столь стремительно возникшие уникальные фонды? Их создатели – нефтяной магнатом, армянин из Стамбула Галусте Гулбенкян, Уильям Эндрю Меллон, американский финансист, глава финансово-промышленной империи Меллонов, министр финансов при трех последовательных президентах – У. Гардинге, К. Кулидже и Г. Гувере, а также А. Хаммер, Д. Хант, Д. Дэвис и некоторые другие.
После того как 26 октября 1920 года Совет народных комиссаров издал постановление "О сборе и продаже за границей антикварных вещей". Таким образом, распродажа национального достояния началась не в годы индустриализации, при Сталине, а еще в 1920, при Ленине. Например, брачная корона императрицы Екатерины Великой всплывает на аукционе "Сотбис", кроме этой короны в 1926 всплыл за рубежом уникальный бриллиантовый меч императора Павла Первого, коллекция императорских пасхальных яиц Фаберже, ну, и по мелочи, украшения с платьев той же Екатерины Великой, гроздья бразильских бриллиантов и индийских изумрудов – примерно 2 000 штук. Их появление на аукционах все же произвело неожиданно неприятный эффект. Тогда в спешном порядке Антиквариатный экспортный фонд пришлось переименовать в звучащий строго и весомо – Алмазный фонд РСФСР – и устраивать публичные выставки сокровищ этого фонда в Колонном зале Дома Союзов, чтобы продемонстрировать, что у нас все учтено, все ценности на Госхранении. Хотя по сути ничего не менялось, масштабы распродаж до сих пор трудно вместить…
Эндрю Меллон самые ценные картины своего лучшего в мире частного собрания приобрел в СССР в 1928-1931 гг. Фактически с санкции Сталина он скупил многие шедевры Ленинградского Государственного Эрмитажа. В книге «Русское искусство и американские деньги» профессор Р. Уильямс описал, как это происходило. Начать продажу картин Эрмитажа было решено на Политбюро в 1928 г. Для Сталина шедевры живописи были просто предметами буржуазного и религиозного искусства, имевшими ценность лишь как потенциальный товар для получения валюты. Организацию продажи он поручил наркому внешней торговли А.И. Микояну. Так как прибыль с публичных аукционов в Германии оказалась меньше ожидаемой, Микоян решил продавать шедевры Эрмитажа частным лицам. Лучшим рынком для сбыта произведений искусства представлялась Америка. О намерениях Микояна Меллон узнал от своего посредника Нодлера, через которого он покупал картины для своей коллекции. Ему же министр финансов поручил приобрести работы старых мастеров из собрания Эрмитажа.
В апреле 1930 г. за 559 тысяч 190 долларов Меллоном были приобретены три картины: «Портрет молодого человека» Ф. Хальса, «Девушка с метлой» и «Польский вельможа» X. Рембрандта.
В мае 1930 г. он уплатил 223 тысячи 563 доллара за «Портрет Изабеллы Брандт» П. Рубенса.
В июне 1930 г. Меллон купил за 502 тысячи 899 долларов «Благовещение» Ван-Эйка.
В июне-ноябре 1930 г. на общую сумму 1 млн 84 тысячи 953 доллара он приобрел следующие пять картин: «Портрет турка», «Женщина с цветком» X. Рембрандта, «Портрет лорда Филиппа Уортона», «Портрет фламандки», «Портрет Сюзанны Фурман с дочерью» А. Ван-Дейка.
В январе 1931 г. Меллон купил следующие картины: «Святой Георгий» Рафаэля Санти (745 тысяч 500 долларов), «Портрет папы Иннокентия X» Р. Веласкеза (223 тысячи 562 доллара).
В феврале 1931 г. он купил «Поклонение волхвов» С. Боттичелли (838 тысяч 350 долларов) и «Жена Потифара обвиняет Иосифа» X. Рембрандта (167 тысяч 543 доллара).
В марте 1931 г. Меллон заплатил 402 тысячи 333 доллара за следующие четыре картины: «Нахождение Моисея» П. Веронезе, «Портрет Вильгельма Нассау» А. Ван-Дейка, «Портрет офицера» Ф. Хальса, «Карточный домик» Ж. Шардена.
В апреле 1931 г. за «Мадонну Альбу» Рафаэля Санти и «Венеру с зеркалом» В. Тициана он уплатил 1 млн 710 тысяч 558 долларов, а за «Распятие» П. Перуджино – 194 тысяч 602 доллара.
Всего для своей коллекции Меллон приобрел 21 картину кисти старых мастеров, заплатив в общей сложности 6 млн 654 тысячи 53 доллара.
В 1932 г. под угрозой импичмента он ушел с поста министра финансов. Об этой тайной сделке в США стало известно только в 1935 г., и Меллон был привлечен к суду по обвинению в даче ложных показаний при уплате подоходного налога. Он не был признан виновным в обмане, но часть его состояния ушла на уплату задолженности государству. В романе А. Солженицына «Круг первый» один из обитателей «шарашки» попал туда именно за то, что упомянул кому-то о продаже картин Эрмитажа. За такие «упоминания» тогда давали не менее десяти лет. Р. Уильямс отмечает, что продажи произведений искусств на Запад, составившие приблизительно треть стоимости экспорта в 1930 г., приостановились в 1938 г., но возобновились после Второй мировой войны, когда советское правительство стало продавать иконы и другие предметы культа. Сделка с Меллоном была частью общего процесса переправки национальных сокровищ России на Запад, своего рода «культурным обменом», где произведения искусства из музеев и хранилищ Советского Союза менялись на американские деньги (Williams R. Russian Art and American Money. London, 1980; Pierre Descargues. The Hermitage Museum. New York, 1961).
Немаловажную роль в судьбе сокровищ нашей страны сыграла и существовавшая тогда система вульгарно-социологических представлений о том, что такое хорошо и что такое плохо в искусстве, что нужно нашему народу, а что является для него «чуждым» и «идеологически вредным». Причем существовала она не только у Сталина и его окружения, но и у многих ведущих деятелей культуры. Бытовала, например, теория, что культурные ценности совсем не обязательно целиком сохранять, а достаточно их выборочного показа «для информации», а остальное вовсе ни к чему. Фриче разработал целую концепцию примата экономики над культурой, из которой совершенно естественно вытекало, что во имя решения экономических проблем можно безболезненно жертвовать духовной сферой. И жертвовали, в соответствии со своей шкалой идейно-эстетических приоритетов. Ведь продавали в основном «романовский хлам», имущество аристократии, церковные ценности, современное искусство, а вот, скажем, русскую живопись второй половины XIX века не тронули совсем. Доходило до того, что вскрывали гробницы в Петропавловском соборе в Ленинграде и торговали снятыми с истлевшего праха государей драгоценностями!
Сейчас об этом говорить об этом трудно. Слишком серьезные могут быть последствия. Многие произведения искусства в европейских и не только музеях по-прежнему хранят тайну своего происхождения... Хотя в прошлом году (видимо, в связи с 90-летием того самого постановления) вышел даже неплохой фильм, рассказывавший о преступном разбазаривании народного достояния в 20-30-е годы (кажется, шел по Культуре). Но хотя бы помнить об этом, знать об этой странице советской истории – просто необходимо.