"Говорят свидетели ГУЛАГа"
Тема памяти непопулярна в нашем народе, и это парадоксальное явление. В стране, фактически пережившей геноцид собственного народа в ХХ веке, где не найдется ни одной семьи, не пострадавшей в период страшных репрессий, люди, как правило, не хотят обращаться к этой теме, не хотят об этом знать и помнить. Слишком долго, почти век выжигали эту память, тщательно уничтожали ее малейшие крупицы, отказывая человеку в праве быть личностью, отказывая в самом праве на жизнь.
Без покаяния невозможно изменение жизни человека, а покаяние невозможно без пробуждения памяти, без осознания того, кто мы и откуда взялись, что происходило с предыдущими поколениями, нашими родными и близкими. Мы знаем, что у Бога все живы, Он всех помнит. А что помним мы, созданные по Его образу и подобию?
Прошедшая встреча собрала около семидесяти человек для встречи со свидетелями ГУЛАГа – чудовищной машины по перемалыванию людей. Голые кирпичные стены выставочного зала при Сахаровском центре сделали эту встречу еще более выразительной.
Первым из свидетелей был Владимир Кристапович Кантовский, по профессии инженер, живой и неравнодушный человек, не утративший мальчишеского задора в свои восемьдесят девять лет. Его взрослая жизнь началась со школы, в пятнадцать лет: его отец, Кристап Кантовский был арестован в 1938 году и осужден на три года лагерей, затем была репрессирована и мама.
Учась в старших классах, Владимир и его друзья много читали, размышляли и пристально наблюдали за жизнью страны: они знали о голоде, видели террор, хотя и не представляли себе до конца его масштабы. Правительство издавало одно за другим жестокие указы: опоздание на 21 минуту на работу приравнивалось к прогулу, что значило арест и срок; увольнение без согласия начальства стало невозможным и др. Ребята видели в этом возврат к крепостному праву, а политику Сталина в целом расценили как бонапартизм. Попытка заступиться за любимого учителя истории Павла Артуровича Дуковского, которого обвинили за его «крамольные» высказывания – он говорил, что Германия неминуемо нападет на Советский Союз, а также, что Церковь работает лучше агитпропа ЦК, – закончилась для Владимира Кристаповича и пятерых одноклассников в 1941 году арестом и лагерями. Началась война, и с первого дня в лагере при каждой возможности он писал заявления с просьбой об отправке на фронт. Наконец, его отправили на северо-западный фронт в штрафную роту. Такие роты существовали от боя до боя… В феврале 1943 года он участвовал в своем единственном бою и чудом остался жив, получив тяжелое ранение в руку. После госпитальной эпопеи поступил в Московское высшее техническое училище им. Баумана, где проучился два года, женился. В 1945-м году вдруг вспомнили, что он не досидел, и снова арестовали. Выручил природный оптимизм и желание жить. Попал в Молотовск (ныне Северодвинск), на завод подводных лодок и добился, чтобы его, как специалиста, из инвалидного лагпункта взяли на работу в цех. Владимир Кристапович вспоминает это время как «наиболее человечески полезное», потому что он как бригадир смог помочь многим людям сохранить здоровье, а может быть и жизнь. Затем в 1950-м году перевод в инвалидный лагерь в поселке Абезь, по окончании срока ссылка в Воркуту, работа на заводе. И уже в 1956-м после смерти Сталина и реабилитации он вернулся в Москву, закончил МВТУ и стал работать в Институте гидромашиностроения. Те ребята, которых арестовали вместе с ним, тоже вернулись.
На вопрос, что он думает о свободе человека в нашей стране, ответил, что это очень сложный вопрос: «Восприятие свободы трансформируется в зависимости от условий: камера лучше, чем карцер, лагерь лучше, чем тюрьма, ссылка лучше, чем лагерь. Каким этапом считать советскую жизнь, я не знаю, но это тоже этап. И, конечно, мы даже не мечтали о той свободе, которую мы имеем сегодня, даже при всех моментах наших несвобод».
Владимир Кристапович считает тяжелейшим наследием советского времени, отравляющим нашу жизнь и по сей день, обязательную «туфту», когда план – это закон, за нарушение которого следует арест, а то и расстрел. Эту ложь в большом и малом, к которой был приучен весь народ. Обсуждался вопрос и о мере компромисса, позволяющей не предать главного в человеке и выжить, о том, что не уклониться ни вправо, ни влево от правды в те времена было практически невозможно, хотя и такие удивительные примеры мы знаем. Дочь Владимира Кристаповича Елена рассказала о бережном хранении памяти о судьбе ее отца в семье.
Следующим свидетельством был рассказ Натальи Олеговны Кельпе, написавшей книгу «Потомкам нашим не понять, что мы когда-то пережили» о священнической династии Добронравиных и других погибших в годы террора священниках города Ярославля. Ее муж, Григорий Кельпе приходится правнуком священнику Алексею Павловичу Добронравину. Из пяти арестованных родственников-священников трое расстреляны и двое погибли на работах в лагерях. Духовенство практически с первых дней советской власти было объявлено ее врагами, и обвинялось в контрреволюционной монархической деятельности. Священники облагались огромными налогами, за просрочку взимались большие пени. А когда прихожане пытались помочь своим батюшкам, священников объявляли эксплуататорами. Шли повальные аресты верующих, закрытие и грабежи храмов, мародерство. К 1938 году почти все священники Ярославской губернии были репрессированы. Священнику Алексею Павловичу Добронравину, человеку с тяжелым сердечным заболеванием, было пятьдесят восемь лет, когда его арестовали, приговорили к пяти годам лагерей и отправили в Пинюг, где он погиб в 1932 году. Сейчас обнаружены его письма родным. Знаменательно и радостно, что внучка получила их в День памяти собора всех святых новомучеников и исповедников земли Ярославской.
Наталье Олеговне был задан вопрос, известно ли что-нибудь о тех, чью память мы сегодня чтим, – как им удавалось противостоять в годы советского лихолетья сильному и агрессивному злу, собирать церковь, служить ближним и Богу? Нам важно знать обстоятельства не только их смерти, но и жизни.
Наталья Олеговна рассказала, что священники ее рода помогали ссыльным собратьям, вели переписку, передавали посылки, однако детали пока не известны. Сейчас ведется работа в архивах, поиск документов и свидетельств. В это дело включено немалое число людей в Ярославской епархии, и есть надежда на новые находки.
Диссонансом прозвучала реплика о том, что в результате таких генпланов, как завод «Севмаш» Северодвинска, наша страна себя обезопасила от внешних вторжений. На это ведущая встречи Татьяна Авилова рассказала о поездке в Северодвинск летом этого года. Город появился в 1936 году как лагерь и построен на костях в прямом смысле. До сей поры незахороненные человеческие останки каждый день появляются из земли в местах, куда сваливали тела погибших от холода, голода, болезней и рабского труда строителей Судостроя-Молотовска-Северодвинска, будущего центра атомных подлодок. Никому в городе не приходит в голову мысль, что нужна городская программа о перезахоронении этих останков погибших людей и увековечении их памяти. Только горстка пожилых женщин, составляющих общество «Совесть», каждую неделю собирают человеческие кости и черепа в мешки и хоронят их. Менталитет жителей говорит сам за себя, – люди до сих пор испытывают тот страх, который поселил в них репрессивный советский режим. «Все прогрессы реакционны, если рушится человек», – писал поэт, хотя изготовление атомных подлодок вряд ли можно отнести к разряду какого-либо прогресса.
Очень сильное впечатление на присутствующих произвел слайд-фильм «Люди, не убивайте друг друга» по следам паломничества группы нововоцерковленных братьев и сестер в Карелию и Петербург: Беломоро-Балтийский канал, Красный Бор, Сандармох, Левашовская пустошь.
Чем больше мы слышали и видели свидетельств, тем отчетливее возникало чувство, что на всем пространстве бывшего СССР нет ни одного места, где кровь невинных жертв не вопияла бы к небу. Эта мысль была доминирующей в эмоциональном «внеплановом» выступлении доктора Эдуарда Недирбаевича Айтакова, не первый раз принимающего участие в подобных встречах, сына расстрелянного члена первого правительства большевиков. Имена всем известных людей, с которыми свела судьба этого неординарного человека, создавали картину того общего лагеря – зоны, по словам А.И. Солженицына, которой была огромная страна СССР.
Президент КПФ «Преображение», ведущий встречи Алексей Наумов, процитировал слова профессора МГИМО Андрея Борисовича Зубова о том, что по наследству передаются страх, ложь и беспамятство – три страшных болезни, заразившие все поколения советских людей.
Действительно, непросто говорить и помнить об униженном и попранном достоинстве человека. Внешние войны обычно служат к проявлению единства нации, а внутренняя тотальная война власти против своих сограждан и ее оружие – страх сделали свое черное дело разъединения людей. И потому так важны свидетельства духовного противостояния этому разрушению личности, страны, ее культуры, только они могут быть восприняты нами, как альтернатива всей тьме античеловеческого режима.
Последний рассказ был посвящен Софье Георгиевне Фединой, дочери расстрелянного протоиерея Георгия Непомнящих, исповеднице веры*. Она отбыла десять лет лагерей как ЧСИР («член семьи изменника родины»). Несмотря на нечеловечески тяжелые условия, не сломалась, не предала своего отца, не отреклась от Бога и помогала другим. И Господь всегда приходил на помощь, спасал от смерти и посылал добрых людей. Эта удивительная женщина унаследовала от своего отца, от родственников по материнской линии (дедушки, митрополита Новосибирского Никифора (Асташевского), ее крестного отца и двух дядей, священномучеников) необыкновенную стойкость духа и силу противостояния злу. На встрече были показаны фрагменты из фильма «Последний вопрос: осколки собранного» и фотографии, сделанные накануне, в гостях у Софьи Георгиевны. Софья Георгиевна молится за Россию, за церковь, она пожелала своим гостям самого главного: «Никогда не унывайте. Верьте в Бога, никогда не отказывайтесь, в любой обстановке верьте».
Во многом благодаря усилиям Софьи Георгиевны, с помощью местного священника было найдено место расстрела ее отца, и при содействии властей в Мариинске, на месте гибели протоиерея Георгия Непомнящих и других новомучеников, построена часовня во имя великомученицы Анастасии Узорешительницы и открыт мемориал памяти жертв Сиблага.
Уместно было вспомнить слова философа И. Ильина о том, что тот, кто решился противостоять злу и не держаться за свое, уже победил, пусть даже по видимости и погиб. У такого намерения есть большая, сокрушающая зло сила.
Господь хранит эту замечательную 99-летнюю женщину, как и тех, кто не угасил своего духа, не сломался в испытаниях и более того, принял на себя миссию свидетельства о правде, которую сегодня очень немногие готовы принимать. Таковыми были и гости на нашей встрече, – свидетели минувшей эпохи, которых становится все меньше.
Когда закончилась встреча, у многих осталось впечатление, что здесь и сейчас произошло что-то очень важное: у забвения и равнодушия было отвоевано, заполнено любовью и покаянием еще одно пространство для жизни.
Хочется верить, что 30 октября, в 21 час в наших окнах появится много горящих свечей в молитвенную память о погибших родных и близких и всех людей, невинно замученных в годы политического террора. Это становится доброй традицией в Преображенском братстве, к которой, мы надеемся, присоединятся те, для кого такая память важна и свята.
У Бога все живы.
*О Софье Георгиевне Фединой в ближайшее время выйдет отдельная статья, следите за публикациями на сайте.
