Гигантский антиминс

11 мая 2015
Бутовский полигон – место в своем роде уникальное. Это самое большое из известных в Подмосковье мест массовых захоронений жертв политических репрессий 30-х годов. И самое большое по численности расстрелянных церковно- и священнослужителей. О том, как сохраняется память об этих жертвах, рассказывает Игорь Гарькавый, директор Мемориально-просветительского центра «Бутово».

Как был создан Мемориальный центр «Бутово»?

– В 1989 году М. Горбачев дал команду начать массовую реабилитацию жертв политических репрессий 30-40 гг.

Чтобы начать процесс реабилитации, надо было найти документы, по которым были расстреляны люди. Главным таким документом являются акты об исполнении приговоров. Эти документы долгое время были засекречены, и доступа к ним не было не только у рядовых сотрудников, но и у следователей. Ситуация Перестройки приоткрыла «закрома». В 1990 г. в ходе разысканий в архиве КГБ были обнаружены расстрельные списки.

Как выглядят эти списки?

– Списки – это почти бухгалтерский документ, очень краткая информация: ФИО, год и место рождения. Во время репрессий вместе с этими списками группу приговоренных к смерти сопровождали персональные карточки, где обязательно должна была быть фотография. Эти данные позволяли идентифицировать человека, приговоренного к расстрелу. На территории полигона шла проверка: учетные карточки сверяли с заключенными. Когда расстрел был произведен, старший офицер составлял акт об исполнении приговора и своей рукой переписывал список.

Эти списки сохранились, и в 1990-х документы были переданы членам Общественной группы при Комиссии по восстановлению прав реабилитированных жертв политических репрессий в составе Комитета общественных связей под руководством Михаила Борисовича Миндлена.

У исследователей был доступ к самым разным архивам, и они начали изучать архивно-следственные дела каждого пострадавшего. Все личные дела были рассмотрены, изучены, была составлена карточка на каждого пострадавшего – всего 20761 человек.

Почему эта группа решила взаимодействовать с Церковью?

– Надо сказать, что когда эти списки попали в группу М.Б. Миндлена, то там начали искать родственников пострадавших. И исследователи столкнулись с проблемой, что во многих семьях не помнят и не знают о своих близких, погибших в годы репрессий. Но одновременно выясняется, что есть достаточно большая группа людей, которые помнят и знают. И это церковные люди, которые воспринимали своих родственников-священнослужителей именно как мучеников или исповедников, понимали, что те пострадали за веру и Церковь. Информацию, где лежат останки их родственников, одними из первых получают члены семьи Калед, Шиков и Бобринских. Для этих семей подобная информация стала настоящим откровением, ведь они искали место захоронения!

Родственники начали приезжать на полигон. Оказалось, многие из них друг друга хорошо знают, между собой общаются. Из них возникла инициативная группа, наш приход, который потом объединил очень многих людей. Тогда эта инициативная группа взяла на себя ответственность за строительство деревянного храма, одновременно в 1995 году была передана в хозяйственное ведение Русской Православной Церкви та территория, 7 га, на которой и находятся захоронения. Было принято решение, что возгавит эту группу Кирилл Глебович Каледа, в то время ученый геолог. Постепенно он стал старостой строящегося храма, а позднее его настоятелем.

Что из себя представлял Бутовский полигон?

– Это был Спецобъект КГБ СССР, его точного назначения никто не знал. Тем не менее, ее охраняли, но даже занимавшийся этим прапорщик не знал, что он охраняет братские могилы. Территория была покрыта травой, густым кустарником и лесом. Так что место расположения рвов мы не знали.

Как при так хорошо сохранившихся документах, расстрельных списках, личных делах, фотографиях, оказалось, что расположение самих рвов неизвестно?!

– Был секретный приказ Николая Ежова, скорее всего, устный (есть воспоминания работников НКВД, которым этот приказ передавали), он заключался в следующем: соблюдать строжайшую секретность при создании мест захоронений. Они не упоминались в бумагах вообще нигде! Эти братские могилы, фактически, – утилизация тел. Для того, чтобы их никто никогда не нашел и никогда не вспомнил. Задача была – скрыть навсегда. Никаких координат и быть не могло, ведь захоронения находились внутри спецзон, в которые доступ был закрыт. Чекисты того времени думали, что это продлится вечно.

Как же все-таки удалось установить, где лежат тела?

– Тут два момента. Очень сильно помог в поисках этих рвов бывший комендант Бутовской спецзоны НКВД Садовский: он начертил карту, где находятся рвы, и своими свидетельскими показаниями открыл многие страницы деятельности Бутовского полигона. Но он был здесь комендантом всего полгода. Соответственно, он не знал и половины.

Потом, в 1997 году, по благословению Патриарха Алексия II, силами привлеченных сотрудников Института антропологии МГУ были организованы археологические раскопки. Ими был вскрыт участок предполагаемого рва, который обозначен Садовским. Там было найдены около 70 человеческих тел. Эти работы показали ров в разрезе, стала понятна глубина, плотность захоронений, как захоронены и, скажем так, причина смерти.

Обнаружить остальные рвы помог случай. Поскольку территория была практически вся инфицирована борщевиком, то единственным способом избавиться от него было снять весь поверхностный слой земли. Это дало очень интересную возможность: когда был снят поверхностный слой 15-20 см, стало очевидным, где целина, а где след ковша экскаватора. Причем, след этот в некоторых местах сохранился явно.

Экскаватор в то время – большая редкость. И единственный пока известный в СССР случай, когда таким образом были сделаны могилы. Вроде мелочь, но она имеет большое техническое значение. Обычно захоронения были не траншейного, как у нас, а ямного типа.


Не было глубоких раскопов, просто очертания были установлены. Сказать, где какая плотность, мы не можем, потому что это бы означало все-все эксгумировать и потом перезахоранивать. А на это нет пока возможностей.

Есть еще белые пятна на территории полигона?

– На 7 гектарах белых пятен уже нет. Но Памятник истории регионального значения – это почти 100 га! В ведении нашего прихода находится участок 10-11 гектаров, это всего 10% от общей территории! Правда, это самая важная часть.

Информация, которой мы располагаем, только за один год – с 1937 по 1938! А в справке, которую нам выдало соответствующее ведомство, сказано, что захоронения тут производились с 1934 по 1951 год. Рядом находится лес, который является частью памятника истории, но его никто не исследовал, потому что тот находится в ведомстве лесхоза.

Среди расстрелянных – не только православные?

– Среди расстрелянных – разные люди. Большинство составляют русские, но есть представители 59 национальностей! 1100 человек – поляки, близкая к ним по численности группа – латыши, 600 немцев… У них есть родственники, которые тоже хотят почтить память предков. Возникла уникальная и сложная ситуация: с одной стороны, наш приход спас это место от разорения, с другой, захоронения, где есть не только православные, оказалось в ведении Русской Православной Церкви.

Для создания полноценного мемориального комплекса, что не может быть задачей сугубо приходской, для того, чтобы увековечить память всех здесь пострадавших без различия их этнической и религиозной принадлежности, и был создан по благословению Святейшего Патриарха Алексия 23 августа 2002 года наш Мемориально-просветительский центр. Большая часть его сотрудников – это сотрудники и прихожане храма Новомучеников Российских. Но центр также существует и как некоммерческая организация и имеет возможность вести диалог с организациями, которые по разным причинам не хотят прямых контактов с приходом Русской Православной Церкви.

Как проходит диалог с представителями других конфессий?

– Первый раз мусульман сюда пригласил М.Б. Миндлен. Он как раз исходил из того, что «нехорошо, чтобы это место захватили православные». Когда согласовывали дату встречи с отцом Кириллом Каледой, тот ответил: «Давайте такого-то, у нас на Радоницу все равно будет служба». И поэтому на православную Радоницу здесь поминали своих усопших мусульмане, иудеи, буддисты…

Вообще же, ситуация была очень сложная. В начале нулевых нам регулярно адресовали упрек, почему «православные захватили такое историческое место. Разные люди здесь лежат, а памятники только православные». Впрочем, подобные вопросы мы никогда не слышали от самих мусульман, иудеев, католиков и протестантов. В основном такие «упреки» исходили от либеральных журналистов и региональных чиновников. Тогда мы поняли, что назрела необходимость встретиться и поговорить о том, какие обряды могут совершать мусульмане, какие совершают иудеи, какие хотят совершать здесь католики.

Договориться удалось?

– В 2006 году нам удалось провести большую конференцию, которая была посвящена этноконфессиональным традициям мемориализации мест массового захоронения жертв социальных катастроф.

На конференции, где были представители разных регионов России, мы услышали, что у мусульман нет традиции ставить мечети на подобных местах захоронений. В том числе и потому что тут находятся не только мусульмане. Для нас в этом нет большой проблемы, а для них есть. Кроме того, традиционный ислам против памятников на могилах. Католиков, как выяснилось, вполне устраивает вид полигона, тем более, что мы регулярно помогаем им организовывать здесь поминальные богослужения. Более того, испанские католики приезжали специально, чтобы перенимать наш опыт и т.д.

Мы сразу хотели конференцию организовать, но вдруг с удивлением поняли, что почти нет литературы. У православных традиции мемориализации массовых захоронений были описаны на очень поверхностном уровне или вообще не задокументированы. Мы сами вначале не представляли всей полноты и глубины традиций, которые связаны с увековечиванием памяти пострадавших во время социальных катастроф. Русская традиция строительства «храмов на Крови», скудельниц – все эти традиции были подняты со дна нашего исторического сознания. Я по своей специализации был прежде историком-медиевистом, изучал древнерусское летописание и историю Русской Церкви, преподавал в РПУ, но по благословению о. Кирилла стал изучать традиции мемориальной культуры. Из этих штудий появилось много новых проектов, в том числе и идея установить монументальный Соловецкий поклонный крест в 2007 г.

Фактически вы новое дело начали?

– Нам пришлось собирать ученых. А их выводы мы уже вынесли на конференцию как некое наше представление, как должен выглядеть мемориал с точки зрения традиции отечественной мемориальной культуры.

Почему здесь крест? Почему храм? Потому что это оправдано не только как сугубо церковная православная традиция, но как часть нашей национальной культуры! Главное, мы пытаемся вести диалог на основании научных изысканий, которые прошли под эгидой нашего мемориального центра.

Какие светские формы мемориальной культуры вы используете?

– Есть замечательный пример поляков, которые сюда приезжают не только в составе высоких дипломатических делегаций. Польские байкеры каждый год совершает мотопробег, и, проехав другие места памяти, Катынь, к нам приезжают 1 сентября. Им важна сама память о поляках, и они приезжают.

Что касается современных реалий, то мы опробовали такую форму, как чтение имен 30 октября – в День памяти жертв политических репрессий. Это совсем новая практика в Москве: такое чтение началось в 2007 году, это был год семидесятилетия массовых казней. И мы в Бутово уже несколько лет проводим акцию «Голос памяти». У нас задача за один день прочитать 20 761 имя!

Хотя и это форма пограничная, ведь все начинается с литии в храме… Возглавляет эту литию епископ Воскресенский Савва. Он же читает имена первой страницы. Потом читают разные люди. Среди них, например, читает имам-хатыб, глава мусульман Северного и Южного Бутова, читают представители иудейского сообщества Москвы. И мы не нарушаем границ религиозной свободы – ведь это просто имена людей. Так продолжают чтение списков с именами по дням расстрела, сменяя друг друга, самые разные люди!

Была любопытная история с имамом-хатыбом и одним телевизионным продюсером, иудеем. Приехали они почти одновременно, первым читал имам-хатыб. И так совпало, что очень много было именно в тот день еврейских имен, ни одного мусульманского... Он закончил читать, и у меня так аккуратно спрашивает: «Игорь Владимирович, как вы думаете, там хоть есть мусульмане у вас?». Я, конечно, заверил, что есть. В этот момент свою страницу начинает читать другой чтец, тот самый продюсер. И его список – сплошь мусульманские имена! Потом, когда мы все пили чай, то говорили об этом как уникальном опыте переживания общей исторической судьбы. Общая память о катастрофе тоже может объединять.

Мы выступаем как посредники. Здесь, в некотором смысле, совершается эксперимент. От того, как Церковь проявит себя, зависит судьба подобных мест, а их известно около ста! Фактически, они рядом с каждым бывшим областным центром. На данный момент Церкви передано три-четыре – Бутовский полигон, Коммунарка, Ганина яма, Алапаевская шахта. Важно также, что Бутовский полигон – это церковно-общественный мемориал, который не имеет постоянного бюджетного финансирования, но создается «снизу» при помощи самых разных людей, и его поддержка – это задача отнюдь не только наших прихожан, но всей Русской Церкви.

Какова роль Бутовского полигона в увековечивании памяти новомучеников Церкви Русской?

– Бутовский полигон – место уникальное. Мы знаем, что здесь расстреляно за свою церковную деятельность девятьсот сорок человек. Возможно, это число станет еще больше. Это семь епископов, около шестисот священников, остальные – это церковнослужители: старосты, певчие, чтецы, экономы, активные члены двадцаток… Собственно, люди, которые приняли на себя главный удар в 1937 году и заслонили собой Церковь.

Конечно, такие люди в разных местах пострадали, но на данный момент неизвестна такая концентрация пострадавших за свою церковную деятельность. Тут мы знаем, за что они расстреляны, изучены их дела. Как раз по делам и были восстановлены последние дни их земной жизни! В других местах часто мы не знаем, кто там расстрелян, поскольку нет поименных списков.

Но есть и другая сторона: среди этих 940 человек 332 прославлены в лике святых. А это делает полигон в каком-то смысле реликварием! Приснопамятный Патриарх Алексий называл его огромным антиминсом. Конечно, мы не знаем, кто где. Но вот на этих семи гектарах лежат триста святых, у нас в Русской Православной Церкви такого места больше нет. Даже в пещерах Киево-Печерской лавры известных по именам святых – около 150 мощей.

Какие новые проекты вы собираетесь запускать?

– Особым направлением деятельности нашего мемориального центра является изучение жизненного пути и увековечивание памяти новомучеников. Родственники дают массу информации, мы постоянно пополняем нашу базу данных. Эту базу мы недавно обновили и открыли для пользователей на сайте «Календарь памяти». На базе этого сайта создается уникальная энциклопедия Бутвовского полигона. Есть на сайте специальный раздел «Бутовский синодик», где все могут ознакомиться с биографическими материалами о пострадавших за веру – как прославленных, так и еще не канонизированных.

Сейчас мы работаем над проектом «Места служения новомучеников и исповедников Церкви Русской».


Есть еще инициатива, которая касается многих храмов Москвы и Московской области, – это наш проект «Скрижали». Изучая традиции русской мемориальной культуры, мы нашли, как мне кажется, очень удачную форму увековечивания памяти новомучеников в местах их служения. Это такая памятная доска, которая по форме напоминает древнерусский закладной крест. Он устанавливается на фасаде храма, обычно у входа, чтобы люди знали: в этом храме служил новомученик! Мы разработали типовой проект, концепцию, помогаем храмам материалом…

На епархиальном собрании г. Москвы в 2013 г. Святейший Патриарх Кирилл поддержал эту инициативу. Три храма уже установили такие доски!

Это как-то перекликается с инициативой Патриарха о том, что в каждом храме должен быть музей новомученика?

– Конечно, перекликается! Потому что создание музея – дело очень сложное и не быстрое, мы это знаем, как никто другой. Проблема в том, что сохранилось очень мало вещей. Музей без вещей – это всего лишь инсталляция. Инсталляция – тоже не плохо, но сделать грамотно ее могут далеко не все. А крест поставить, доску возвести на фасаде – это дело доступное в течение месяца.

Беседовала Александрина МАЛАНИНА
prichod.ru
конец!