Другая победа
На экране – цветные картинки о серой жизни. Карандашные зарисовки Евфросинии Керсновской рассказывают простую историю о жизни человеческой личности в нечеловеческих условиях. Вот она идет в кромешной тьме угольной шахты, вот стоит рядом с такими же истощенными, слабыми людьми на ночном «шмоне», подняв вверх тонкие, как сухие ветки деревьев, руки. Самое странное, писала Евфросиния Антоновна спустя много лет, – сочетание того прекрасного пейзажа за стенами бараков и тех зверств и унижений, которые происходили в то же самое время внутри. Мы, люди, удивительно быстро и безвозвратно теряем человеческое, превращаясь либо в палачей, либо в рабов. Евфросиния Керсновская долгое время была заключенной советского исправительно-трудового лагеря, но ни на минуту не стала рабом.
Об этом говорили на встрече, организованной Свято-Филаретовским православно-христианским институтом по приглашению 20-й городской библиотеки Иркутска. На встречу собралось несколько десятков человек, что не удивительно для города, который долгое время был перевалочной базой для ссыльных. После фильма «Житие» проректор СФИ Дмитрий Гасак сказал: «Когда смотришь эту картину, на ум приходит слово «мученик». Это слово в переводе с греческого языка означает «свидетель». И христиане вкладывают в него именно такой смысл, прославляя не само мучение, а именно свидетельство о Боге вопреки страданию. Евфросиния Антоновна была именно таким свидетелем, хотя о вере, о церкви, о Боге практически ничего не говорится в ее воспоминаниях. Показательно, что фильм заканчивается победно. Но эта не та победа, которой часто завершаются художественные фильмы, это не happy end. Эта другая победа, которая заставляет скорее молчать и плакать, нежели радоваться и веселиться. И в ней больше правды о жизни, смерти и о том значении, которое имеет человеческая личность».
Римма Михеева, главный библиограф Центральной библиотечной системы города Иркутска, рассказала о том, что в городе уже много лет действует клуб «Встреча»:
– Он объединяет людей, чьи судьбы оказались затронуты репрессиями, – сказала Римма Григорьевна. Через сибирские лагеря прошли многие – и художники, и писатели, и тысячи простых людей. Сейчас среди нас не осталось тех, кто непосредственно пострадал в 30--50-е годы, в основном это дети репрессированных. Мне очень многое довелось слышать об этой теме, но фильм, конечно, произвел неизгладимое впечатление.
В Иркутске не так давно ушла из жизни легендарная Лидия Ивановна Тамм – политзаключенная Лубянской тюрьмы в 30-е, ссыльная и разнорабочая кирпичного завода в 40-е, строитель Коршуновского горно-обогатительного комбината и Усть-Илимского лесопромышленного комплекса в 50--60-е, автор книги «Записки иркутянки», где она рассказала о своей судьбе. Как писали местные газеты, «у Лидии Ивановны был подлинно рыцарский характер – благородный, жертвенный, бесстрашный. Ее не могли испугать ни сталинско-бериевские палачи, ни иркутские уголовники. И ничто не могло сломить ее веру в то, что добро в человеке побеждает зло, хотя весь ее долгий век ей приходилось бороться за человека на стороне добра». Участники встречи отметили, что эти две женщины смогли выжить в лагерях именно потому, что боролись со злом не агрессией, а смирением, утверждением человеческих ценностей, прежде всего в себе самих, жертвенностью, абсолютной смелостью и свободой.
– Этот фильм вызывает слишком много размышлений, – сказал Александр Дьячков, бывший геофизик, сейчас верующий человек, прошедший 2 тысячи километров крестным ходом, – сейчас часто стали говорить о Сталине как о панацее, а я слишком хорошо помню дыхание того времени. Однажды мы с отцом на Кубани догоняли конвой, который ехал по пересыльным пунктам. И мне хорошо запомнились эти станицы, с десятками женщин в белых платочках, надеющихся отдать передачку, а над ними – жуткий протяжный стон. Этот стон сопровождал всю нашу советскую жизнь – я часто работал в местах, где рядом были или сами лагеря, или «расстрельные места». Мои коллеги в окрестностях города Чара находили целые сараи, забитые ботинками убитых заключенных. Человеческая жизнь тогда не стоила вообще ничего. Вот если ты ломал лопату, то нес ответственность, потому что у нее был инвентарный номер, она стояла на учете. А человек умер – как будто его никогда и не было. Это время, когда человек был хуже лопаты.
Одна из гостей встречи рассказала, как почти двадцать лет назад увидела карандашные картины Евфросинии Керсновской на страницах журнала «Огонек»: «Я была настолько потрясена этими цветными картинками о лагерной жизни, что вырвала страницы себе на память, но потом, к сожалению, они куда-то подевались. У меня была мысль, что такое пропасть не может и об этом будет знать весь мир. Прошло двадцать лет, я сегодня долго думала, идти ли мне на встречу через полгорода, когда идет такой дождь, я вошла и вдруг увидела на экране те самые картины – цветные картины о серой жизни».