«Слуга самого доброго Пророка»

1905 год. В Киеве, находящемся в черте оседлости, где жило немало евреев, – очередной погром. Толпа ринулась громить еврейские лавки, но неожиданно раздалось пение Трисвятого. Это отец Александр Глаголев, узнав о погроме, вместе с прихожанами, как был, в полном облачении вышел навстречу погромщикам. Тут же появляется еще один крестный ход во главе с о. Михаилом Едлинским. Священники увещевают толпу остановиться, люди прислушиваются, остывают и вот уже с пением «Спаси Господи люди Твоя…» расходятся. Погром предотвращен...

25 ноября мы вспоминали исповедника веры — священника Александра Глаголева (1872-1937). Известный киевский пастырь родился под Тулой. В Киеве он был оставлен после окончания Киевской духовной академии (КДА) стипендиатом для научных работ — там же и преподавал, впоследствии стал профессором и в двадцать восемь лет возглавил кафедру Священного Писания Ветхого Завета. Широко эрудированный, европейски образованный, владея почти двадцатью языками, он был членом Комиссии по научному изданию славянской Библии, принимал участие в издании Православной Богословской энциклопедии и Толковой Библии Лопухина.

Всероссийскую известность протоиерей Александр получил как эксперт на суде по делу Бейлиса, обвиненного черносотенными кругами в ритуальном убийстве русского подростка, на котором Александр Глаголев авторитетно засвидетельствовал полную абсурдность обвинений. Почти через десять лет, в 1922 году, на другом суде, над петроградским митрополитом Вениамином (Казанским), адвокат Гурович заявил большевистским судьям, что он, еврей, счастлив засвидетельствовать уважение к русскому духовенству, отстоявшему в лице священника Александра Глаголева правду на киевском процессе.

Вера отца Александра действительно поражала. Сохранилось свидетельство одного мусульманина: «Иисус из всех пророков самый добрый, потому что у него есть такой слуга, как о. Александр». Священник спас этого татарина от смерти, когда тот лежал с гнойным сапом, и никто из соплеменников не подходил к нему из-за страха заразиться. Отец Александр не только приносил ему еду, но и беседовал, и утешал его.

Еще не будучи священником, в 1899 году Александр Глаголев становится активным членом Киевского православного религиозно-просветительского общества, основанного профессорами КДА в миссионерских и просветительских целях. Там он часто выступает с лекциями и пишет статьи для популярных изданий общества.

В течение нескольких лет Александр Глаголев избирался членом ревизионной комиссии Богоявленского братства для вспомоществования служащим и студентам КДА. В проповеди в день поминовения основателей Киевской академии Александр Александрович вспоминал об историческом ставропигиальном Богоявленском братстве, основавшем эту школу: «Братство — союз и общение любви для защиты исконного православия и духовной самобытности русского народа. Вступавшие в братство записывались в братский список, "целовав крест, одним сердцем и одними устами, каждый за всех и все за каждого, держась православия и соединившись духом пламенной любви"... Как члены братства академического, мы должны являть и свидетельствовать любовь братскую и единение не словом и языком, но делом и истиною». Отец Александр и сам старался так жить.

В 1903 году, после длительной подготовки, Александр Глаголев рукополагается во пресвитера. Таинство его глубоко потрясло. Когда после хиротонии к нему подошел под благословение старенький священник, он так разволновался, что некоторое время стоял онемевшим, как бы не понимая, что делать. Потом, осенив себя и стоящего батюшку крестным знамением, прослезился и крепко обнял старца, прося у него прощения, на что старенький священник проникновенно сказал: «Христос посреди нас».

Тридцать лет отец Александр прослужил в киевском храме Николы Доброго, стараясь совершать Божественную литургию каждый день.

Из воспоминаний духовного сына отца Александра - священника Сергия Сидорова[1]:

«Я много видел богослужений. Я имел счастье присутствовать за богослужениями великих старцев… Но никто из них не служил с такой яркой верой в Господа, с такой радостью видеть Его, как отец Александр Глаголев. Я, помню, был поражен, когда молился первый раз у Николы Доброго в алтаре... Мне казалось, что я присутствую не в храме, где прекрасно поют, где замечательные иконы и знаменитая древняя ризница, а на дороге галилейской, где идет Господь, у ног Которого о. Александр полагает свои моления о мире».

Отец Александр не изменял себе ни при каких обстоятельствах — он мог продолжать служить литургию во время обстрела, во время гражданской войны в Киеве многих не только утешал, но и помогал материально всем, чем только мог. Михаил Булгаков ввел его образ в свой роман «Белая гвардия» - скромный священник, который, несмотря на всю свою ученость, сам не поддавался унынию и другим этого не позволял.

Из воспоминаний священника Сергия Сидорова об исповеди у о. Александра Глаголева в 1917 г.

«Было горе, был голод. Я получил известие о смерти отца и всех друзей в Москве и на фронтах, было не только больно, но и мертво на душе. Я пришел к о. Александру на исповедь. Он говорил мало.

— Если Христос жив, в Нем все живы, Его увидим – всех увидим, — сказал о. Александр.

— А как увидеть? – спросил я.

— В любви увидим, — отвечал он. – Будете любить людей – увидите Христа, поймете, что все живы. – Он благословил меня с такой любовью, что и я увидел вечность и познал единую радость на земле – радость встречи с любовью».

В апреле 1923 г. после ареста ректора духовной академии архиепископа Василия (Богдашевского) отец Александр по настоянию коллег возглавляет Академию. Ему удается продлить ее деятельность даже после официального закрытия в мае 1924 года. Еще три года проводились занятия на квартирах, студенты защищали кандидатские диссертации, а митрополит Сергий (Страгородский) присылал в Академию из Москвы работы на соискание ученой степени.

Примерно в это же время, с 1923 по 1928 годы, в храм к отцу Александру после ареста своего руководителя пришла община о. Анатолия Жураковского. После возвращения из ссылки отец Анатолий три года служил вместе с отцом Александром вплоть до выхода декларации митрополита Сергия (Страгородского). При этом происходило некое смешение духовных чад двух пастырей. В своих воспоминаниях отец Анатолий писал: «Если говорить об общем тоне нашей семейной жизни, то надо отметить, что точно — в семье нашей намечается определенный процесс. Я, как будто, по мере своего сближения с молодыми как-то теряю старших. Многие из них как-то все ближе и ближе к о. Александру. Его дом полон "старшими", мой — "молодыми"». Сын отца Александра Алексей вместе со своей супругой также входил в общину отца Анатолия Жураковского.

После выхода декларации митр. Сергия отец Анатолий Жураковский стал бескомпромиссным сторонником ее неприятия. Отец Александр Глаголев, хотя и не сочувствовал «Декларации», но, не желая нарушить церковное послушание, принял ее. Вскоре отец Анатолий вместе со своей общиной перешел в Преображенскую церковь на Павловской улице, где настоятелем был архимандрит Спиридон (Кисляков).

Киев был одним из центром иосифлян, не принявших декларацию. Отца Александра не раз пытались привлечь на сторону непоминающих. Известно, что в 1934 году с ним встретился лидер иосифлян в Киеве епископ Дамаскин (Цедрик).

Из воспоминаний Е.Н. Лопушанской[2]:

«[Епископ Дамаскин] посещает в Киеве одного видного киевского протоиерея, профессора Киевской духовной академии, молитвенника, популярного среди верующих, ряды которых значительно поредели – не только вследствие отхода от веры, но и пребывания в концлагерях. Он зовет этого протоиерея к своей маленькой пастве. Протоиерей наотрез отказывается — он не пойдет в подполье, он останется в крошечной церковке в старинной колокольне, подле перестроенного под что-то большого храма и будет жить в каморке там же. У него приход, он посвятил себя молитве и своих прихожан призывает к тому же. Он уже лишен всего – и квартиры, в которой прожил почти всю свою жизнь, и большого храма, и всех прав – кому он еще нужен?»

Действительно, к этому времени отца Александра, как и многих других киевлян, выселяют из дома. Он селится на площадке деревянной лестницы под колокольней Варварьинского храма. Ни воды, ни других самых необходимых удобств в этом «жилье» не было. Из мебели – стол и большой сундук. Его жена, только что пережившая тяжелую болезнь, готовила обед на керосинке прямо на лестнице, а ночевала, где придется. После ее кончины в 1936 году близкие узнали, что в последние годы жизни она приняла тайное монашество. Но даже в таких нечеловеческих условиях отец Александр продолжал сохранять ровное, доброе расположение духа. Множество людей приходило к нему и на лестницу.

Из воспоминаний внучки о. Александра монахини Магдалины (Глаголевой-Пальян):

«К дедушке в церковь стекалось множество народа из разных районов города, а также приезжих из других мест. Своим умом, чистотой сердца, любовью ко всем, дедушка привлекал самых различных людей. Многие потом шли к нему домой, невзирая на тесноту помещения и неудобный подход к жилищу. В основном приходили за утешением, за духовной и материальной помощью. Дедушка никогда никому не отказывал – в любое время дня и ночи он спешил на помощь. Молитва его была настолько вдохновенной, что он буквально преображался, молясь. От лица его исходил какой-то свет. Люди, которые общались с ним, прихожане, ощущали эту, какую-то особую духовную силу».

Вскоре был закрыт и храм Николы Доброго. После перенесения столицы УССР из Харькова в Киев было заявлено, что город «нуждается в социалистической реконструкции». В список закрытых «молелен православного религиозного культа» в городе Киеве вошли сорок семь храмов, и лишь в двенадцати храмах города продолжились богослужения.

20 октября 1937 отец Александр был арестован и обвинён в членстве в «фашистской организации церковников». Это был второй его арест, в первый раз, в 1931 году, его продержали в тюрьме полгода и отпустили за отсутствием доказательств. Теперь всё было иначе. В течение восемнадцати ночных допросов 65-летнего священника заставляли часами стоять с запрокинутой головой. Эту пытку его выживший сокамерник, прошедший многолетние лагеря, считал самым тяжелым испытанием в жизни. Следователь Гольдфарб, проводивший допросы, жаловался: «С этим попом невозможно работать – он на все вопросы о контрреволюционной деятельности только твердит: "Господи, помилуй, заступи, спаси и помилуй!"». Отец Александр ничего не подписал. Через два года его следователь был уволен из НКВД за «извращенные формы ведения следствия».

Сведения о кончине отца Александра разноречивы. Официально родственникам в 1944 году сообщили, что он скончался в тюремной больнице 25 ноября 1937 года. Однако передачи для него принимали вплоть до 1941 года. В мае 1941-го, не взяв посылку, ответили: «Его в тюрьме нет. Отбыл». Кроме того, известно, что 25 ноября 1937 года в кабинете следователя Гольдфарба во время допроса умерло два заключенных. На одном акте смерти указано имя киевского митрополита Константина (Дьякова), ныне причисленного Украинской православной церковью к лику святых. На втором акте смерти имени нет. 

В двухтомнике с жизнеописаниями новомучеников, собранными священником Русской православной церкви заграницей прот. Михаилом Польским, указано: «Протоиерей Александр Глаголев, проф. Киевской духовной академии, церкви Николы Доброго г. Киева, умер в тюрьме 12 ноября 1937 г. (старый стиль). Скончался на допросе, погребен в общей могиле»[3].

Сын отца Александра Алексей Глаголев принял священство уже после гибели отца — в 1941 году. Вместе со своей семьей он спасал во время войны многих людей, в т.ч. и евреев — прятал их в церковном доме, выдавал фальшивые свидетельства о крещении. 

[1] После этой исповеди Сергей Сидоров стал духовным сыном отца Александра Глаголева и через несколько лет принял священный сан. Впоследствии он переехал из Киева в Сергиев Посад, дружил с о. Михаилом Шиком. Расстрелян в 1937 г.
[2] Елена Николаевна Лопушанская — журналист, писатель. Обучалась в Смольном институте благородных девиц в Санкт-Петербурге. После революции выполняла обязанности секретаря епископа Дамаскина (Цедрика) в период его управления Глуховской епархией. Со времени Второй мировой войны жила в США. Автор книги «Епископы-исповедники». Публиковалась под псевдонимом Helen Lope. Скончалась в 1972 году.
[3] Польский Михаил, прот. Новые мученики Российские. Том 2. Джорданвилль, 1957.