Психология поста

Архиепископ Сан-Францисский Иоанн (Шаховской)

Пост это установление новых ценностей человеческой личности. Впрочем, сказать новых мало; надо сказать: наисовершеннейших. Все низкое пред Богом становится низким и для человека. Все высокое пред Богом делается высоким и для человека. Не трудно видеть, что человек настраивается, входит в тон , в разум, в дух некой высшей жизни, которую он еще не совершенно постигает. И входя в тон, в разум, в философию высшей жизни, постигает он ее все лучше и лучше. Нельзя познать океана божественной жизни, не войдя в него. В этом существенно отличается мудрость истинно-религиозная от философии отвлеченной. Не надо менять сердца и внутренних устремлений духа при тщательном и честном изучении Гегеля, Фихте, Канта, Шопенгауера. Вы можете прекрасно изучить и запомнить все философские системы мира, оставаясь в вашей прежней жизни. На периферии вашего сознания и интеллекта будут запечатлеваться эти системы и рассуждения самых противоречащих друг другу философов, не трогая глубины жизни вашего сердца, вашей совести. Эти системы и рассуждения будут скользить по интеллекту, идти в памяти и соскальзывать в ту же абстрактную область, из которой они пришли. Человек останется самим собой, какую бы систему, одежду мысли человеческой он на себя ни надевал. Одежда не изменит его сущности. И эта одежда, то есть всякая отвлеченно-философская мысль не будет от человека требовать большего, чем то, из чего состоит ее собственная сущность. Но совсем другое область религиозного познания. Здесь всякая отвлеченность лишь малая часть полноты познания, и познается лишь как слабо его отражающая периферия его.

Сущность же познания новая жизнь, новый путь воли, новый мир бытия, новый человек. Все это новое божественно. Оно укоренено в бессмертии. Оно стоит того, чтобы его поискать, его найти, поработать над ним, им задышать всею жизнью своей... Здесь начинается тайна второго и последнего рождения человека.

В безрелигиозной жизни мы все время ищем новой жизни. Призрак нового и некое томление по нему сопровождает нас всюду в этом мире. Все толкает нас на что-то новое , кричит о необходимости нового и все принуждает нас к чему-то новому, хотим ли мы его, или не хотим. Новый год, новый день, новый час, новое мгновение... новый восход, новая луна, новая весна, новая листва. Все новые и новые одежды, все новые вести (новости), за коими гонится человечество, новинки, привлекающие внимание и интересы во всех областях и литературы, и техники, и мод.

Мы живем и весь мир наш живет в каком-то коловращении нового.

Излишне говорить, что это новое, все время искомое и все время находимое нами, нас никак не насыщает, не удовлетворяет. Мы глотаем его, как воздух, как пар, это новое во всех областях жизни и культуры; но сердце наше, но дух наш остается голодным, ненасытимым, даже все более раздраженным и взвинченным постоянной неудачей и неудовлетворением, в искании нового.

Искатели нового и новинок не понимают, что чувство, владеющее ими, есть, в сущности, религиозное чувство. Его нельзя удовлетворить новой газетой, новым романом, новой политической теорией, новой сотней или тысячей марок (долларов). Это чувство глубокое. Оно исходит из последних глубин человека и удовлетворяется лишь чрез эти глубины.

Только родившийся новым рождением духа в мир истинных и вечных ценностей человек, находит истинное успокоение. Покой сердца, мир духа, истинную жизнь. Это новое рождение уже не эрзац нового, но его сущность и его правда. Это подлинно новое, навек оставляющее человека в ощущении и переживании этой новизны, как постоянной полноты бытия.

Истинная новизна есть постоянное неисчерпаемое благо от прикосновений к истинному Бытию.

Ложная новизна есть душевная чесотка. Человек раздражает все время уже раздраженную периферию своего сознания, своей психики. Материальные ценности, коими душа желает насытить себя, лишь раздражают и опустошают душу. Зуд неудовлетворенности душевной и телесной мучает человека во всех областях жизни, во всех ее углах и подпольях. Куда бы ни кидался человек в свой старый мир для удовлетворения своей души и своего тела, в какие бы сферы материальные, даже псевдо-идеалистические сферы старого мира он ни заходил, отовсюду его сердце, его дух (а значит и он сам) отходит в неудовлетворении, часто в смятении, в унынии, в отчаянии.

Истина жизни не находится ни в чем новом ... Все новое  – старый хлам души, ей знакомый давно. Новое все тот же лабиринт нескончаемых старых, по старому обновляемых переживаний.

Выход есть лишь один из этого заколдованного круга старых переживаний, новизны, видений, старой логики, старых евклидовых истин: Христос. Вот где открытие нового мира. Совершенно нового, ни на что старое не похожего. Нового не на час, не на год, а на все года; насыщающего человеческое сердце до конца.

Здесь мы подошли вплотную к уразумению поста, смысла пощения, как воздержания, удержания себя от не-истинных или не-вечных ценностей; от не-истинных или не-вечных отношений.

Не-истинная ценность, это ценность призрачная, созданная лишь болезнью души или ненасытной потребностью тела.

Не-вечная ценность, это ценность лишь для земли на мгновение (земная пища, сон и т.д.)... Ценность эта, безгрешная сама по себе, делается не-истинной, ложной, когда обращается людьми в вечную , в последнюю ценность человека, то есть, заменяет человеку цель жизни.

Пост, в своей идее и в своем истинном духе, отрясает с человека все неверное, призрачное и все лишнее что превратилось уже в нечто самодовлеющее для человека и завалило камнями для него вход в истинное.

Чистое земное не противустает небесному, но гармонически согласуется с ним. Нечистота же для христианского сознания является не в материальном естестве как таковом, а в нарушении истинного соотношения меж небесным и земным, духовным и материальным, во внутренней, сердечной жизни человека. Нечистота есть всегда выход, выпадение из воли Божией, устанавливающей истинную гармонию жизни мира. Нечистота есть нарушение заповеди , непослушание сопротивление Богу, Его замыслу о мире и о человеке.

Чистому все чисто (Тит 1,15), ибо чистый, то есть укорененный в Божьей воле и правде человек и ни в чем ее не нарушающий, поступает всегда по-чистому, по-закономерному, по-богооткровенному, и для него, действительно, все в мире духовном и материальном бывает чисто и бессоблазнительно.

Нечистый же, то есть самовольный, эгоцентрический человек (или дух), скитающийся своей волей (как евангельский блудный сын) вне гармонической жизни Отца, нарушающий Его волю, пребывает в своей нечистоте, в своей блудности, в своем нарушении истинных отношений жизни... И все тогда для него делается греховным, ибо центр его бытия и его человечности вне Бога.

Пост есть нахождение мудрости, закономерности и чистоты отношений ко всему, чрез возвращение к чистому источнику жизни Богу и послушание Его слову.

Пост есть воздержание; осмысленное и последовательное воздержание от всего не-истинного и не-вечного. Но Пост не есть лишь одно отрицательное воздержание; он есть и положительный приход к истине, вкушение истинной жизни.

Воздержание не есть центр Поста. Центр Поста есть именно вкушение истин воли Божьей, богоустановленной жизненной гармонии вещей. Пост есть всецелое послушание Богу. Целомудрие мира.

Вкушение постной пищи и невкушение скоромной не есть только отказ от одного рода физической пищи и вкушение другого ее рода... Не-вкушение и вкушение проходит чрез всю глубину жизни человека, касается основ его.

Пост есть отказ от вкушения человеческим сердцем и разумом всего призрачного не-истинного и не-вечного. Всецелое устремление ко вкушению вечного и истинного.

По-детски, наивно иногда люди думают, что в Посту им надо вкушать лишь то, что они не любят ( все невкусное ) и отказываться от всего любимого ( вкусного ). Это, конечно, детская концепция поста. В ней есть доля истины, но она не дает подлинного воздержания.

Упражнять свою волю во вкушении всего невкусного и в невкушении всего вкусного не плохо. Но это лишь внешне поставленная задача, лишь отвлеченная тренировка воли.

И вкусное можно постнически вкушать... Даже Василий Великий говорит, что постники особенно остро воспринимают вкус и вкусность даже самой простой пищи. Так что тут дело в чем-то более глубоком.

Постническим вкушением пищи, например, всегда будет вкушение благодарственное. То, пред коим и после коего и во время коего, человек в сердце своем искренно благодарит Бога за дар пищи. Постна всякая пища, делающаяся некиим трамплином сердца к небу и Богу. И, наоборот, скоромна всякая пища, даже сухая, снедаемая без этого чувства сердечной благодарности Богу, подателю всяческого блага... Благословен брак, где супруги поставляют центром своей совместной человеческой и брачной жизни Бога и исполнение Его воли. Благословенно и причастно также Святому Посту всякое человеческое земное дело, открывающее и благовествующее Бога. Всякое слово, говорящее правду, всякое дело, являющее смирение, кротость, доброжелательство сердца человеческого.

Пост есть явление глубоко положительное, светло-активное. Оттого Господь повелевает постящимся не помрачать лице своего, но помазать главу и умыть лице свое. Пост есть веселие, радость духа, торжество вечности над временностью, победа правды над ложью, любви над ненавистью, света над тьмою. Пост есть цвет жизни, лучшая песнь человека в мире: песнь, переходящая в пасхальное песнопение.

Вполне естественно после этого сказать, что скоромное отношение к жизни есть отношение плоское, узкое, материалистическое, человеконенавистническое, или животное отношение.

Непонимание поста и воздержания есть непонимание своего безобразия, без-образия Божия в себе. Непонимание постного, узкого пути сердца в Царство Божие есть непонимание и своей глубины и широты в Боге.

Атлет знает, что если он за десять минут до состязания съел обед из пяти блюд, дело его проиграно. Это же знают артисты-певцы пред своим концертом. Но это очень мало кто знает из молящихся Богу. Они думают часто, что молитвенное дыхание их сердец не зависит от качества и количества их пищи. Они думают, что лучшие их переживания и религиозные их возвышения не стоят в тесной зависимости от насыщенности их желудков и степени удовлетворенности их покоелюбивой и сластолюбивой плоти.

Но опытные в духовном деле люди знают очень хорошо, что существует прямая зависимость сеяния в дух от сеяния в плоть (Гал 6,8).

Сеющие в плоть не после, а уже сейчас же пожинают в каком-то смысле тление ; сеющие же в дух пожинают не потом, а тотчас же жизнь вечную , в виде утончения духовного слуха и зрения, обострения восприятия духовных истин, лучшего слышания Божьих заповедей, наитончайшего разумения своей души и душ других людей, облегчения сердечной молитвы, прикосновения к смиренности небесной, и миру Христову, столь вожделенному для всякого сердца.

Пост не есть только усилие души, чтобы есть все не-вкусное ... Пост, это есть сеяние в Дух, причащение Духа Божия, и потому Пост всегда заканчивается и исполняется в Св. Причастии Тела и Крови Христовых, что делает явным Пост не как отрицательное действие, но положительное, устремление к Причастию Христа, жизни наиболее полной в Нем. Все остальное подготовка... Путь не должен делаться самодовлеющим и закрывать самую цель пути.

Но, как живет человек часто в мире ради самой этой своей жизни, жить, как живется , а если можно, то и получше жить (не понимая, что жизнь эта его не есть цель, но лишь путь к цели), так и пост обычно переживается человеком вне его цели, а лишь как нечто в себе самом имеющее смысл, как исполнение известного обряда. Оттого встречались и теперь часто встречаются среди христиан такие постящиеся, которые сочтут великим грехом для себя вкусить в посту даже молочное (не говоря уже о мясе), но остаются в своем бесчеловечном и жестокосердном окаменении сердца в отношении к своему ближнему. Толкают в самом храме без зазрения совести своих соседей, обижаются на некланяющихся им и зеленеют, узнавая о благополучии и счастии других; говоря в обществе, выставляют себя, свои достоинства, свои знакомства... Невозможно понять постящегося и остающегося среди своих мелких интересов, злословий и острословий. Это какое-то уродство духа. Невозможно понять механического пощения, как и механической молитвы. Люди, механически, по обычаю лишь не сознательно постящиеся и молящиеся, обманывают не только самих себя, но и Господа. Пост не обряд и не иогическое действие. Пост есть целостное миросозерцание евангельское.

Прекрасно и чудно оно. Приидите ко Мне все труждающиеся и обремененные ... Это начало поста. А его действие и Я успокою вас . Философия поста: возьмите бремя Мое на себя ; а его психология и научитесь от Меня ... Исполнение Поста: и найдете покой душам вашим ... Характеристика же общая Поста ибо иго Мое благо и бремя Мое легко .

Больным, немощным, рождающим не заповедан физический пост. Он им уже дан в болезнях и муках и ослаблении физического их состава. Ради духа и цели своей жизни, им надо укреплять свою плоть земной пищей. Пост для них только в кротком и терпеливом приятии и перенесении всей жизни и ее мук, в покаянном устремлении к Творцу и Спасителю, в благодарении Его за все. Пост для них лишь в одном духе, в сердце, где его начало и где его конец для всякого человека. Это же может относиться и к живущим в воюющих странах, где вводятся пищевые ограничения. Пост в этом случае покорное и кроткое принятие всех этих ограничений.

Для здоровых, сильных, у коих избыток их физической силы препятствует молитве, целомудрию, смирению, физический пост великое благо. Он даже физически очень полезен для них. Медицине хорошо известно, что болезни разных внутренних органов (особенно во второй половине жизни) развиваются несравненно легче от переедания, чем от недоедания.

Пресыщенный человек всегда находится в каком-то обольщении относительно себя. Он чувствует себя всегда лучшим, чем он есть, и доброта его, как доброта пьяницы, исходит не от глубины сердца, а от глубины желудка. Известно, что пьяница, с умиленными слезами желающий целоваться со всеми, совсем не добр по существу своему. Это пьяное умиление у него может сейчас же перейти в озверение. Так же и разнеженный от сытой и праздной жизни сластолюбивый человек часто бывает склонен к благодушным порывам и мыслям. Но все это у него не основательно. Это доброта лишь пена над глубиною моря эгоизма Его добро дом, построенный на песке (Мф 7,26). Подуют ветры, разольются реки, и будет падение дома того великое. Иначе сказать, придет смерть, и уже последние минуты земной жизни этого человека развеют мякину его добрых настроений и чувств; и душа его встретит страшную для себя вечность, в которой не найдет ничего сродного или близкого себе.

Но лишь стоит такому человеку (да и вообще всякому) немного попоститься, утеснить плоть, сузить свое пространство жизненное на земле каким-либо самоограничением, как этот человек увидит все свое бунтующее эгоистическое естество. Оттого-то многие постящиеся бывают злы и раздражительны, а стоит им только вкусьненько поесть, как они становятся кроткими и добрыми. Но что стоит эта их кротость, являющаяся следствием услаждения или поблажки чувственности.

В семьях таким постникам обычно говорят: да поешь ты лучше, но не злись и не будь мрачным и для нас невыносимым... Так же и курильщики делаются рабами своего табака; и если не воскуряют пред идолом своей гортани, делаются раздражительными и невыносимыми для окружающих. Это плоть бунтует и злится, как пес голодный. Но лишь бросишь ей подачку, она умиротворяется, и из пса делается ласковым ягненком. Но, спрашивается, какая нравственная цена подобному превращению? Чем возвышенным и истинным обусловлено оно? Ничем. Вот это и есть душевный человек в своей стихии природной, не разумеющий того, что от духа Божия, а что от духа плоти; он способен спутать, смешать два различных умиротворения своей души.

Но надо пройти человеку чрез всю боль обнаружения своего грешного подполья. Надо ущемить, расшевелить плоть свою, душу свою; надо лишить себя каких-то своих ценностей, каких-то своих пристрастий и посмотреть: каково внутреннее нашего естества? Надо поднять половицу и посмотреть, нет ли гадких насекомых в доме нашего сердца. Надо нам пред Богом и пред собою, снять нас украшающую и скрывающую наши недостатки одежду, одежду, опрысканную духами цивилизационного самообольщения, и посмотреть на гной своей больной может быть смертельно души.

Этому учит нас Пост. И этого он достигает, будучи истинной и самой совершенной гигиеной человека.

Ущемим немного себя, свою самость, душевно-плотскую. Начнем с пищи... Бунтует или не бунтует душа? Посмотрим, зарегистрируем ее состояние. Ущемим ее покой эгоистический. Опять, посмотрим... Ущемим ее душевные привязанности, введя их в русло меры, попробуем быть свободны от всего, чтобы самую последнюю глубину духа своего отдать Господу Иисусу Христу, Его духу, Его чистоте, Его правде. Опять понаблюдать над собой. Не все попытки будут удачны. Но срывы не докажут нам неправоты наших лучших исканий; они лишь докажут нам всю нашу немощь, нищету духовную. И поставят нас пред правдою смиренных наших чувств и самооценок.

Пост обнаруживает всю несостоятельность, всю душевную нищету нашу человеческую. Это драгоценное обнаружение. И он же обнаруживает силу Божию, действующую в этой нищете, в слабости человеческой. Это уже громадное достижение Поста в деле человеческого самопознания и познания Бога.

Далее Пост открывает человеку двойственность его, наличие в нем двух жизней: душевно-плотской и духовной... Далее Пост открывает тройственность сил, действующих в человеке: 1) собственную человеческую энергию духа, 2) силу Божию, со вне приходящую, сродную духу и блаженную для него, и 3) силу темную, реально могущую воздействовать каждое мгновение на человеческий дух, силу, тоже со вне приходящую. Опытное познание тройственности сил, внутри человека действующих, можно получить только в посте и чрез пост. Не говорим уже о том, что освободиться от силы темной можно только молитвой и постом (Мф 17,21), как сказал Сам Основатель жизни человека.

Молитва без поста, то есть без свободы сердца от всего в мире, от всяких ценностей, зависимостей и привязанностей душевных и плотских, не есть молитва, но то, что Спаситель называет многоглаголанием. Не уподобляйтесь, говорит Он, язычникам, которые думают, что во многоглаголании своем будут услышаны (Мф 6,7). Знает Отец, что нужно нам. Ему нужно не столько само наше прошение как таковое, но нужно Ему соединение нашего духа с Ним, с Его Духом. Чрез прошение ли, чрез покаяние ли, чрез благодарение или славословие наш дух соединяется, сродняется с Духом Божьим и оживает, воскресает, находит в Нем свое блаженнейшее бессмертие.

Оттого молитва, как произношение определенных слов еще не есть молитва. Но молитва обусловлена освобождением сердца от греха, от пристрастия к тленному; хотя бы на единое мгновение! Она связана с жизнью сердца.

Пост, во внешнем выражении своем, есть, конечно, и упражнение, в смысле приобретения опыта. Тренировка своего тела и своей души, закалка чувств, очистка ума, оснастка своего жизненного корабля для встречи вечности, а пред нею последнего шторма, последнего всежизненного наводнения: смерти.

Смерть предлежит всем... И тем, кто о ней думает и к ней мудро готовится, и всем прочим, прячущим голову своей души от смерти в песок мелких чувств и переживаний. Как страус не спасается от смерти подобным маневром, так и люди не избегают своей кончины оттого, что они о ней стараются не думать.

Но только думать о смерти мало. Надо думать чисто, мудро, целесообразно, религиозно. Пост этому учит. Он удаляет не только забвение о смерти, но и легкомысленную о ней память. Эх! в жизни живем мы только раз! несутся восклицания хохочущих и опьяненных людей... Конечно, это не есть память о смерти... И не все воины, глядящие бесстрашно в лицо смерти, имеют благословенную о ней память.

Религиозная память о смерти есть память о конце всей старой номенклатуры ценностей и переживаний этой жизни; и благоговейная память о новой, о бессмертной жизни в мире вечной божественной правды и гармонии.

Христианская память о смерти есть память не о смерти, а о Жизни, память обетованного. Как у древних евреев была память о земле обетованной, так и у христиан есть память о будущем торжестве Жизни за узким входом в смерть.

Оттого христианская память смертная всегда светла. Она ободряет и укрепляет человека в этой земной жизни, ибо чрез нее он созерцает уже здесь семя будущего. Во всех временных явлениях находит бессмертный смысл, видит отсветы непреложной и светлой вечности.

Пост обостряет видение всей временности этого мира и реальности мира будущего. Пост углубляет чувство ответственности за земную жизнь, за всякое ее дело и слово; за всякое мгновение.

Приводя нас к познанию нашей слабости, Пост нам облегчает смягченное и просветленное отношение к недостаткам окружающих нас людей. Прокаженный, обнаруживающий свою болезнь, ближе и легче пойдет к другому прокаженному, чем человек, хотя и прокаженный, но не знающий еще о своей болезни и воображающий, что он здоров... И все святые прикасались к познанию своей греховности и слепоты своей природы, чрез это постническое познание, и чрез это восходили к все большей жажде совершенной жизни Христовой. И обнимали сострадающей, сочувствующей любовью все грешное стенающее творение, себя почитая самым несовершенным его выражением.

Новый человек творится Господом из покаяния, как ветхий человек из праха земного.

Свой дух Жизни (Быт 1) Господь вдыхает в человеческое покаяние, как в земной прах, и сотворяет человека по образу Своему и по подобию.

Мы, люди, стершиеся монетки, потерявшие на себе царский лик. Мы кусочки меди бряцающей.

Пост, покаяние чудесно обновляют печать Божию на нашем лице; в глазах, в словах, в мыслях и самых затаенных думах отражается Божье Царство и отсвечивает через нас в мире.

Старое стершееся, обессмыслившееся, обессолившееся делается новым, Христов дух печать Духа Истины, ложится на человека и на всю жизнь, на весь век его. Он становится истинным человеком, чрез Богочеловека-Христа, соединившего Бога с человеком.

Пост Светлый есть близкое достижение мира божественного. Невидимые ангельские крылья вырастают у владеющего воздержанием и светло влекут его в новую и новую жизнь... Телесное и душевное , через пост, преображается в духовное.

Смысл жизни найден; и человек, имеющий веру и волю освобождаться от самого себя, от всей своей самости и гордыни, получает дар становиться рабом Божьим. Истинный раб Божий, это то же, что друг Божий, что сын Божий. Это человек, свободный от зла, от неправды, от томления в своей грешной ограниченности.