«Каждый единый из нас виновен за всех и за вся на земле несомненно»

Федор Михайлович Достоевский гениально выразил эту мысль. Гоголь, Пушкин, Хомяков, Бердяев, Лермонтов, Тургенев говорили об этой связи людей друг с другом, об общности судьбы народа и о совершенно особого рода единстве, которое представляет собой Христова Церковь.

Представление о своем народе и тем более о церкви, как о «тех людях, с которыми ты никак не связан» – странное представление. Однако именно оно транслируется в качестве того, что «считают в церкви», в недавней публикации «РИА Новостей», которая последовала в ответ на призыв ректора СФИ священника Георгия Кочеткова сделать предстоящий год Годом покаяния и надежды.

Конечно, общенародное покаяние – мера исключительная, поскольку необходимость в нем ощущается в исключительные исторические моменты богоотступничества целого народа. В то же время церковная и библейская традиция хорошо знает такие примеры. И когда некий священник, пусть и занимавший в прошлом высокий пост в церковной институции, безапелляционно заявляет, что всеобщее покаяние – «какой-то популизм», причем делает это с образцовым постоянством, необходимо внести ясность.

Все-таки наш случай исключительный. Народ, в котором сегодня в каждой семье есть люди, пострадавшие от советских репрессий или обеспечивавшие их (а часто – и те, и другие), не должен ли задуматься о том, что с ним что-то произошло? Конечно, предложение помолчать еще лет десять – оригинально. Вероятно, оно даже представляется оправданным с точки зрения реноме церковной институции, которая с 1943 года тесно сотрудничала с советской властью и до сих пор по сути не признала этот грех. Можно ли назвать такое состояние церкви «благополучием», которое «зиждется» на опыте новомучеников, как это сделано в публикации новостного агентства? И главное, может ли обычный христианин или обычный житель постсоветского пространства с живой совестью как-то поправить это народное и церковное «благополучие»?

Представление о судьбе человека перед Богом как о каком-то сугубо индивидуальном процессе – глубоко нецерковное представление. Потому что оно совершенно не оставляет надежды и возможности изменить что-то в масштабе, превышающим собственное «я» и собственный быт.

Чтобы развеять стереотипы в отношении церковной традиции покаяния, мы решили немного углубиться в эту тему и предложить цикл комментариев специалистов. 

Дни народного покаяния осенью 1920-го

Пример общественного покаяния из недавней истории Русской православной церкви, который сразу приходит в голову, относится к последнему периоду сопротивления советской власти на территории России. На три дня, с 25 по 27 сентября 1920 года, в Крыму было объявлено всеобщее покаяние. Его инициатором стало Временное высшее церковное управление на Юго-Востоке России. Одним из авторов покаянного обращения ко всем гражданам был известный богослов Сергей Николаевич Булгаков, будущий декан парижского Свято-Сергиевского института.

В обращении в частности говорилось: «Многими тяжкими грехами осквернился народ наш в недобрую годину мятежного лихолетья и смуты: бунт и измена, пролитие крови и братоубийство, безбожие и осатанение, богохульство и кощунство, разбой и лихоимство, зависть и хищение, блуд и растление, празднолюбие и празднословие…» Послание осуждало безбожное учение и его лукавых лжеучителей, которые вместе обманули народ, чтобы затем поработить его, и призывало всех православных русских людей к покаянию и единению. Можно сказать, что оно было созвучно Первому посланию святителя Тихона Московского, как бы продолжило этот призыв к покаянию, хотя к 1920 году и было уже пролито много крови. Это был призыв, обращенный абсолютно ко всем. Хотя здесь упоминаются «лукавые лжеучители», которые обманули народ, но текст был обращен к любому человеку, независимо от того, в какой армии он воевал, какие у него были убеждения, национальные или культурные особенности.

Три дня во всех храмах почти безустанно происходило богослужение. Кроме собственно таинства исповеди, покаяния совершали литургии, крестные ходы. Участники и современники тех событий отмечают, что это покаянное движение охватило большую часть населения. Понятно, что не все были православными, не все сочувствовали Белой армии, но все-таки возникло очень серьезное покаянное движение. Полуостров Крым, остатки тех, кто хотел сохранить прежнюю Россию, – и Красная армия у ворот, которая напирала со всех сторон. Все это очень напоминает какой-то ветхозаветный образ («Беззакония наши стали выше головы, и вина наша возросла до небес» (Ездр 9:6), «В мерзостях своих мы погрязли, позором покрыты! Ибо мы грешили против Господа, нашего Бога, мы и отцы наши, с юности нашей и доныне» (Иер 3:25)).

Архиепископ Вениамин (Федченков), возглавлявший тогда военное духовенство армии Врангеля, пишет в своих воспоминаниях, что саму Белую армию покаянное движение не захватило. «Эти три дня в городе Севастополе денно и нощно шли богослужения и исповеди, на праздник Воздвижения креста Господня причащались, настроение было молитвенно-покаянное, – пишет он в своих воспоминаниях. – Но в конце этих дней я получил от какого-то ревнителя благочестия жалобное письмо: “Владыка, где же наше начальство? Почему никого не видно в храмах? Неужели лишь рабочим нужно каяться одним?”» Видимо, начальство Белой армии считало, к сожалению, что их основное дело – воевать. Хотя нельзя сказать, что абсолютно все были равнодушны к этому призыву. Сам Врангель был человеком верующим и старался поддерживать церковь.

Тогда не было желания отделять личное покаяние от народного. Люди понимали, что серьезная беда надвигается на них, и сделали какую-то попытку очиститься пред Богом и в то же время были готовы ко всякому исходу, будь это изгнание или вынужденная эмиграция, будь это красный террор, который развернулся в Крыму, когда он стал «красным».

Есть и другие примеры соборного покаяния в трагической истории нашей страны и церкви.