Священник Георгий Кочетков: К сожалению, почти все проблемы столетней давности остаются актуальными в России и сегодня. У некоторых есть подозрение, что стало даже хуже, причем сильно хуже. Нас в этом убеждает и память о тех русских людях, которых мы, слава Богу, застали в своей жизни – и в Париже, и здесь. Мне очень повезло – я встречал много таких людей, и у них всех был какой-то дух и ещё что-то, что не имеет названия, но что радикальнейшим образом отличает Россию старую от России современной. Я с трудом представляю, как эту традицию могут представить себе люди, которые хотя бы на одно поколение моложе меня.
Есть ли надежда на преодоление нашей антропологической катастрофы XX века? Я считаю, что есть. В Церкви надежда всегда есть, потому что наша надежда во Христе, она зиждется на том, что выше и глубже нас, полнее и шире нас. И это основание надежды имеет сейчас принципиальное значение. Хотя я ни в коем случае не подвергаю сомнению, что важно то, как мы живём, какие строим отношения, что поддерживаем, что не поддерживаем – это или препятствует антропологической катастрофе, или ей способствует.
Так что же надо делать, какие личные и церковно-общественные усилия нужны?
Мне кажется, надо начинать с того, чтобы пожалеть всех и призвать себя и всех к покаянию за всех и за всё. И если мы найдём в себе силы сделать это, то надо довести это до определённого качества. Надо оплакать все потери и всех жертв советских репрессий, что мы и стараемся делать не только 30 октября. 30 октября – для всех и на глазах у всех, на улицах, на стогнах мира, но ведь есть ещё и то, что делается не на глазах. Этот год прошёл не впустую в этом отношении, хотя как хотелось бы, чтобы результаты были ещё ощутимее!
Нужно снова учиться, начиная с простого. Учиться чему? Я считаю, что один из приоритетов – научиться снова быть вместе и жить вместе, лично и качественно: вместе трудиться, вместе верить, вместе надеяться, вместе любить. Хоть сейчас это, может быть, для кого-то звучит несколько подозрительно – слово любовь имеет много смыслов, – я здесь имею ввиду все, и особенно высшие смыслы.
Надо вспомнить не только о чести и достоинстве всякого человека, но и о таком качестве, как благородство. Сейчас нет благородных классов, мы ни к кому не обращаемся «ваше благородие», как это было до 1917 года, но конечно же, большую ценность имеет благородство внутреннее, и особенно духовное.
Надо вспомнить и об общинно-братском устройстве жизни, которое соответствует нашему геополитическому положению, нашему характеру, нашей душе. У нас по-другому просто трудно выжить, у нас северная страна с не просто многообразными, но и почти везде очень трудными условиями жизни. Хотя мы не обольщаемся и понимаем, что нигде легко жить не бывает, но у нас на большинстве территорий люди очень редки, нет такой скученности, как, скажем, в Европе. И у нас эта жизнь в общине и в братстве возможна не только в церкви. В древности говорили, что Церковь есть община, Церковь есть братство, Церковь есть любовь – это были определения Церкви. Прошли века, и в большой степени это забылось, и нужно вспомнить, что именно это органично для христианской церкви. Но в нашей стране это органично ещё и для устройства общества. У нас вряд ли очень легко приживутся хутора или какие-то другие слишком западные формы землеустроения. Где-то и они могут существовать, и это было бы неплохо, но всё-таки это не мейнстрим. Другое дело – как устраивать эту жизнь, чтобы люди сохраняли личностную свободу, это уже отдельный вопрос.
В церкви – именно в церкви – надо вспомнить об обретении уважения к личности и о соборности. К сожалению, часто об этом забывали, уважение к личности и реализация заложенного в церкви потенциала соборности всегда в истории были проблемой, и на Западе, и на Востоке, исторически мы здесь ничем не лучше.
А что в народе? На мой взгляд, в первую очередь нужно вспомнить о личной и взаимной ответственности за прошлое, настоящее и будущее. У нас почти как фантазия звучит слово «народ», у нас нет общества, нет русского народа. Но это же не просто фразы, из этого многое следует. Нам нужен народ, нам нужно общество и нам нужна церковь, но на высоте своего призвания.
В обществе нужно вспомнить в первую очередь о правде, честности и праве, а ещё везде – о личной ответственности не только за себя, своё и своих, но и за ближних, близких и дальних. Это очень русская задача. Бердяев говорил, что русский народ – самый коммюнотарный народ в мире. Ясно, что это относилось к старому русскому народу, сейчас мы вряд ли повторим эти слова, но всё-таки об этом можно и нужно вспоминать, и с надеждой на успех.
Ещё нужно преодолеть беспамятство, манкуртство – историческое, духовное и культурное.
Необходимо увидеть, признать, научится уважать на деле старших и больших – в народе, в церкви, в обществе и в государстве. Это большая важная задача, без этого единства никогда не будет, не о чем будет даже говорить! В каком-то смысле можно даже сказать, что должны быть некие общие авторитеты и в народе, и в обществе, и в церкви, и в государстве.
Нужно щедро делиться, ничто хорошее нельзя держать только для себя и при себе, иначе оно пропадает, это мы знаем из истории многих древних народов. Надо делиться со всем миром нашими уникальными достижениями и дарами: и плодами русской культуры, и опытом новомучеников и исповедников церкви Русской. Я думаю, найдется ещё что-то.
Нужно действительно полюбить Бога и человека, и даже себя, свою землю, свой народ, свою историю, традицию, культуру. А для этого крайне необходима полная декоммунизация и восстановление прямого преемства со старым живым обществом и нашей живой историей, будь она осознана как история Российской империи или как-то иначе. Не нужно повторять того, что мы считаем ушедшим в прошлое или что мы хотели бы, чтобы ушло в прошлое, но вот это преемство должно утверждать всё доброе и собирать его в каком-то новом качестве.
Нужно объявить саму марксистско-ленинскую коммунистическую идеологию абсолютно неприемлемой, вместе со всеми её символами, даже на конвертиках или значках. Это такой же яд, как все эти идолы, стоящие, а то ещё и воздвигаемые на площадях.
Советскую власть придётся объявить преступной, именно преступной. Она началась с преступления и никогда не прекращала этих преступлений. Может быть, придётся даже назвать виновников Русской Катастрофы, ограбивших и убивших почти всю страну. А может быть, и не придётся.
Нужно призвать всех, кто добровольно или вынужденно покинул нашу страну, в первом или не первом поколении, вернуться, потому что иначе у нас не хватит сил – нам нужна помощь, если мы хотим восстановить эту страну после вековой разрухи.
Должна быть гарантия неприкосновенности частной собственности и её, скорее всего, перераспределение. Болезненнейший вопрос! Только по этому пункту может возникнуть военная ситуация, всем это понятно. И тем не менее, откладывать этот вопрос дальше уже нельзя. Нельзя считать, что из-за страха взрыва мы можем отменить решение вопроса о частной собственности и перераспределении того, что есть в частных руках на сегодняшний день, потому что это собственность ворованная, потом иногда потерянная, и снова ворованная и ещё раз ворованная. И всем понятно, что все наши люди хорошего достатка, скажем так, не сами заработали всё это.
Нужно возродить и укрепить внутреннюю и внешнюю дружбу с соседними странами и народами. Может быть, это приведёт к восстановлению у нас каких-то старых форм жизни, может быть, даже к какой-нибудь конституционной монархии – я не знаю, может быть да, может быть нет, но не надо этого бояться. Может быть, это приведёт к частичной реституции. Я считаю, что это было бы полезно для нашей страны. Пусть она будет частичная, полной она уже не может быть просто по определению, потому что слишком многое и многие ушли.
И уж конечно, нам нужно новое законодательство, новый Основной закон, новые социально-экономические отношения и новая система власти.
Нужно какое-то местное самоуправление, у нас без этого нельзя. Это может быть земство, а может быть нет. Эта система местного самоуправления должна быть сильной, настоящей и при этом ответственной и созидающей. Может быть, это приведёт к появлению новой аристократии из числа бывших и реально больших и старших во всём народе – тех, кто наиболее способен к ответственному слову и делу.
Человек должен стать свободной творческой личностью, церковь должна быть жертвенной, свободной и коммюнотарной, так же и весь наш народ.
При этом, может быть, придётся ещё потерять свои территории (а уж сколько их потеряно – не счесть), части своего народа и своих немногих оставшихся богатств. А может быть, придётся что-то приобрести или себе вернуть, желательно мирным, законным и честным путем.
В любом случае нужно будет осмыслить итоги столетия и сделать адекватные выводы для себя и других. В основу возрождения необходимо положить некое новое общероссийское живое движение снизу и, может быть, новое объединение людей, вдохновлённых, верующих в успех и имеющих надежду. Пусть это будет какое-то новое общероссийское братство, или ещё что-то, существующее на базе идей Хомякова, Бердяева или ещё чьих-то – мы здесь поминали много достойнейших людей прошлого из этого ряда.
Мне представляется, что эту маленькую, скромную, реалистичную программу, которая, конечно, не является утопией, очень нетрудно практически воплотить в наших современных условиях. Это вещи простые, это «первый слой», то, что просто (а может быть и непросто!) поможет встать на ноги. Потом ещё предстоит долгий путь, но сначала надо встать. Расслабленного надо исцелить (Мф 8:7). Больные должны исцелиться, хромые снова должны ходить, а слепые видеть (Мф 15:31). Вы скажете, что это уже хилиазм? Не думаю. Хотя кто знает? Но то Божья воля. Если хилиазм, пусть хилиазм. Бывает хилиазм разный, как мы с вами помним хотя бы просто из Священного писания. Бывает хилиазм еретический, или глупый, сектантский, дурацкий, но ведь бывает и другой.
Мне кажется, что мы здесь очень близко подошли к важнейшим темам. Конечно, невозможно суммировать все высказывания, все доклады, в которых было много ценных мыслей, идей, образов, оценок. Но всё-таки нужно собрать какую-то единую картину. А хорошо бы было несколько таких картин, чтобы можно было их сравнить, чтобы можно было об этом поговорить живым непосредственным образом, без претензий с чьей-либо стороны на истину в последней инстанции. Я думаю, что ни один умный человек никогда на такое не претендует. Но очень плохо, когда такой единой картины нет. Мы с Николаем Николаевичем Смирновым сегодня говорили о том, что нет концепции истории России XX и даже XIX века. И это сбивает очень многих людей. По любому поводу можно встретить совершенно несводимые друг к другу оценки и смысловые образы, и все будут претендовать на свою исключительность. Так нельзя жить в народе. Мы должны почувствовать свою историю: на какой почве мы стоим, где мы живём, кто мы. Я думаю, что на конференции мы очень приблизились к ответу на эти вопросы, поэтому я осмелился зачитать вам эти свои тезисы.