Что такое покаяние в церковном понимании (личное и общественное)

Покаяние – о том, что это означает лично для каждого и для всего нашего народа размышляет председатель Преображенского братства Дмитрий Гасак.

Актуальность этой темы для российского общественного сознания относится, скорее, к началу и середине 90-х годов прошлого века, нежели ко времени нынешнему. Сейчас как будто даже трудно найти случай и подобрать соответствующие слова для того, чтобы проблема покаяния прозвучала хоть сколько-нибудь весомо и убедительно для наших современников.

…нынешнее время некоторыми своими чертами очень напоминает ту пору, когда христианство впервые появилось в истории, в Римской империи середины I века

Однако, данное обстоятельство не означает, что необходимо оставить усилия и ждать более благоприятных для духовных поисков времен. Тем более, что нынешнее время некоторыми своими чертами очень напоминает ту пору, когда христианство впервые появилось в истории, в Римской империи середины I века. Эта параллель довольно любопытна. По выражению великого русского историка В.В. Болотова, «цивилизованный мир язычества до того уже изверился в свою религию, что нужно удивляться, как мог он отстаивать эту религию целых три века. Язычники в своих богов верили меньше, чем сами христиане, боровшиеся с ними» [1]. В то время, когда основная масса населения, особенно высокопоставленные и просвещенные классы, относилась к религии по большей части формально, как к древней традиции (ведь к древней традиции трудно относиться неформально), христиане пытались преодолеть общественный индиферентизм в духовной жизни и обратить внимание современников не столько на культ, на соблюдение религиозных обрядов, свойственных культуре Римской империи, сколько на значение действенной веры в жизни людей и силу голоса их совести. В этом, кстати, состояла задача христианского мученичества, выступавшего прежде всего как движение свидетельства о Боге и о распятом Его Сыне, Христе, которое пыталось разрушить какие-либо существующие религиозные воззрения тех язычников, с которыми им приходилось иметь дело. Но главным образом задача христиан состояла в том, чтобы «пробудить уснувшую и исторически изжившуюся религиозную совесть окружающего христиан язычества, заставить их серьезнее взглянуть на свои религиозные обязанности, на свое религиозное положение, своим личным примером высокого самоотвержения показать окружающему их миру, что религия есть дело настолько важное, что в известных случаях приходится лучше пожертвовать самою жизнью, чем поступиться ею» [2]. Иными словами христиане I – II века старались привести к покаянию своих современников через пробуждение голоса их совести. Необходимо подчеркнуть, что в цивилизационном отношении Рим той поры стоял довольно высоко и христиан, пытавшихся актуализировать в сердцах современников различение добра и зла, а значит переосмыслить религиозные, культурные, экономические и политические ценности римского общества, в каком-то смысле, справедливо могли считать нарушителями общественного спокойствия, а то и прямо врагами Рима. Таким образом, самые объективно неблагоприятные для духовных перемен времена явились весьма плодотворными для христианской проповеди. Не напоминают ли эти черты времен первохристианских  наше время, также, как кажется, неблагоприятное для новых духовных усилий?

Покаяние всегда кажется несвоевременным, и главным образом потому, что чаще всего человек бывает к нему не готов

Мы не случайно начали с примера раннего христианства. Он ярко показывает историческую актуальность покаяния и, одновременно, его несвоевременность. Точнее, оно всегда кажется несвоевременным, и главным образом потому, что чаще всего человек бывает к нему не готов. Несвоевременность покаяния обусловлена и тем, что оно не есть событие естественное, оно чаще всего против естества и как правило внезапно. Конечно, покаянию может и даже должна предшествовать внутренняя подготовка, но оно не просто плод внутренней эволюции человека. В покаянии есть что-то революционное, это всегда внутренний переворот в сердце человека. Об этой особенности покаяния как духовного и вместе с тем исторического (т.е. совершающегося во времени) акта важно помнить, размышляя о том, как покаяние понимается Православной церковью. И еще следует отличать покаяние как существо внутреннего духовного движения в человеке от его формы, чем, в частности, является исповедь в том или ином ее виде.

Итак, греческое слово «метанойя» (μετάνοια), переводимое на русский язык как «покаяние», буквально означает «перемена ума». Но не всякая перемена ума, или перемена в уме, называется покаянием. Речь идет об изменениях, вызванных переоценкой тех или иных событий в жизни, поступков человека, связанной с представлениями о добре и зле. Таким образом человек призван постоянно рассуждать о том, что в его жизни хорошо, а что плохо. Вопрос этот мы часто относим к детскому возрасту, когда человек еще плохо разбирается в жизни. Взрослому человеку порой кажется, что для него не солидно, стыдно задавать себе [да и другим] этот вопрос, а тем более отвечать на него. Но и в Ветхом и в Новом Завете вопрос «что есть добро» и «что есть зло» ставится всерьез и ответ на него надлежит давать взрослому человеку, ибо лишь взрослый обладает ответственным сознанием. Ребенку это не под силу. Более того, взрослым человеком, очевидно, только и можно считать того, кто способен различать «добро и зло». Вопрос этот отнюдь не детский.

Кающийся же меняет свой взгляд не столько на отдельные события и поступки в жизни, сколько на всю жизнь

К сказанному необходимо добавить, что покаяние предусматривает перемену ума не как явление частичное и временное. Человек часто переоценивает какие-то вещи в своей жизни, при этом сохраняя неизменной основную свою интенцию. Кающийся же меняет свой взгляд не столько на отдельные события и поступки в жизни, сколько на всю жизнь. Изменение ума означает «придти в себя», так как грешный человек «не в себе». Знаменитый образ покаяния в Евангелии – притча о блудном сыне – как раз говорит об этом. Здесь, по мнению академика С.С. Аверинцева, метафорика притчи больше определяется семантикой еврейского слова «тешува», также переводимого на русский как «покаяние» и буквально означающее «возврат». Ушедший из отчего дома сын, промотавший свое наследство и оказавшийся в крайней нужде, как сказано, «пришел в ум» и сказал: «Встану, пойду к отцу моему и скажу ему: «Отец, я согрешил против Неба и против тебя; я уже недостоин называться твоим сыном; пусть я буду для тебя, как один из твоих работников!» (Лк 15:18-19) [3]. Блудный сын не просто меняет оценку одного своего поступка, он изменяет свой жизненный путь, возвращается к его подлинной, праведной основе. Так покаяние в пределе является обращением к Небесному Отцу, к Богу, к источнику добра, красоты, любви и истины. И значит подлинное покаяние как обретение единства и мира с Богом возможно только для верующего в Бога и доверяющего Богу человека.

Неслучайно Христианская Церковь изначально относилась к покаянию как к единожды совершаемому духовному акту при вхождении человека в Церковь как святой Божий народ. Исповедание, т.е. признание своих грехов, отказ от жизни, противоречащей Богу и принадлежность к Церкви избавляет человека от возвращения к жизни, принципиально построенной на компромиссе со злом.

Тот, кто имеет мужество признавать свои ошибки и грехи, становится внутренне более целостным, преодолевает раздвоенность и достигает единства своего ума, совести и жизни.

Покаянием завершалось оглашение – научение человека основам христианской жизни и веры и принималось вместе с исповеданием веры во Христа непосредственно перед крещением. Т.е. тогда, когда человек утвердился в вере и в жизни по вере. Таким образом покаяние всегда воспринималось как проявление духовной силы человека, а не его слабости, мужества и дерзновения, а не трусости. Покаяние – это личный акт, не разрушающий, а, напротив, созидающий, собирающий личность человека. Тот, кто имеет мужество признавать свои ошибки и грехи, становится внутренне более целостным, преодолевает раздвоенность и достигает единства своего ума, совести и жизни. Таким образом, покаяние есть шаг сильного человека, готового и умеющего «ходить назад», способного соотноситься с Высшей правдой, а не замыкаться в отстаивании лишь своих индивидуальных или корпоративных интересов, неизбежно частичных.

Как известно нет человека, который жил бы и не согрешил. И в церкви также собраны грешные люди. Но принципиальное отличие христианского собрания от любого другого заключается в том, что церковь является собранием грешников кающихся. Да, грешников! Но грешников кающихся, т.е. имеющих принципиально иное направление жизни нежели у тех грешников, которые упорствуют в своих грехах.

Общественное измерение покаяния имеет основу в личном. В истории действуют не только личности, но и сообщества, народы. И некоторые ошибки, преступления и грехи имеют не столько индивидуальное, сколько общественное значение и требуют соответствующей реакции общества. Но здесь приходится умножить трудность «метанойи» одного человека на количество составляющих общество людей. И чем больше численность народа, тем более трудной представляется задача его покаяния. Покаяние требует внутреннего единства, доверия, единого представления о добре и зле. А именно здесь возникают, как кажется, непреодолимые препятствия, так как добро и зло в жизни, в истории перемешаны. Основной принцип действия неправды – она смешивает с собою правду, делая ее относительной, частичной, чтобы никому не под силу было разобраться в этом, чтобы каждый видел и отстаивал свою правду. Эта особенность сознания людей является одним из важнейших препятствий для адекватной оценки событий ХХ века в нашей стране. Обратите внимание, что оправдание советского режима основывается чаще на фактах, вырванных из исторического контекста. Таков принцип и советской историософии, опирающейся на идеологические концепты, вырванные из реальности.

«Каждый единый из нас виновен за всех и за вся на земле» – это выражение Ф.М. Достоевского очень ярко отражает подлинно христианское отношение к истории.

Но с другой стороны церковь знает и другой опыт, когда собрание, объединение людей не препятствует, но, напротив, способствует достижению единодушия, в том числе и в покаянии.  Единство живой веры и основанное на этом церковное братство способствует обретению общего взгляда на вещи, единства в различении добра и зла. Эти качества лежат в основе древнего церковного принципа «эпи то авто», «всегда вместе и все, собранные на одно», подлинно соборного, а не коллективного сознания. Именно такая вера и жизнь позволяла христианам отвечать за историю, за народ. «Каждый единый из нас виновен за всех и за вся на земле» – это выражение Ф.М. Достоевского очень ярко отражает подлинно христианское отношение к истории. Общественное покаяние тоже означает пробуждение общественного сознания и ответственности. Такое сознание имеет центростремительную направленность, обращено на преимущественный поиск связей, а не различий, на помощь и содействие, а не на конкуренцию. Идея соборности – чисто русская идея. Как часто в истории мы искали ее, и как часто нам ее не хватало! Н.А. Бердяев подчеркивал принципиальную разницу между соборностью и сборностью. У толпы и народа разная ответственность. На ответственность народа может опираться первенствующий в нем. Ибо именно в нем он - правитель, первый и только в нем. Толпа же отказывается от ответственности; предводитель ее не в ней, а вне ее, с толпой ответственность делить нельзя.

Наиболее духовно чуткие из новомучеников и исповедников воспринимали советскую власть как наказание за прежние грехи…

В первые советские годы Русская церковь переживала духовный подъем, хоть и несколько запоздалый, но не случайный. В Петербурге, в Москве, в Киеве и в других городах возникали православные братства как живые объединения верующих, а не как организованные сверху структуры. Поместный собор Российской православной церкви 1917-18 гг. выступил с инициативой всенародного покаяния. Был даже составлен особый богослужебный чин и этот акт был совершен 2-4 августа 1918 года. В последние годы много говорилось о гонениях на церковь и подвиге новомучеников и исповедников. Но редко говорится, что наиболее духовно чуткие из них воспринимали советскую власть как наказание за прежние грехи [4]. Архим. Сергий (Савельев) писал, что многие из церковных людей, находясь в лагерях, воспринимали это как страдание за Христа, в то время как он остро переживал это как страдание за грехи церкви, которая упустила историческое время, не уделив должного внимания духовному просвещению народа, т.е. своему прямому служению. Восприятие гонений на церковь в советское время не просто внутренний момент человеческой души. От этого зависело какие выводы делали люди. Опыт новомучеников и исповедников это еще и опыт покаяния и возвращения к евангельским нормам церковной жизни в условиях внешне для этого совершенно невозможных. К сожалению именно это содержание их служения сейчас во многом сокрыто, а поэтому прославление их не имеет для нас соответствующего их подвигу плода.

В завершение хотелось бы сказать еще несколько слов. Конечно, покаяние это не только единовременный акт, личный или общественный. Это еще и процесс, т.е. временной, исторический процесс. И здесь еще снова нужно вспомнить о несвоевременности покаяния, которая требует лишь одного отношения, которое лейтмотивом звучит в Евангелии. Христос говорит своим ученикам: «Бодрствуйте!». И ап. Павел особо подчеркивает – «дни лукавы» - побуждая своих слушателей не медлить в ожидании подходящего для духовного действия времени. Таково было и последнее слово убиенного в августе 2013 года прот. Павла Адельгейма, человека несомненно святой жизни, – «Бодрствуйте!» Именно так, потому что для подлинного изменения ума необходимы прежде всего не знаки, религиозные, политические и т.п., а содержание, действенность духовного и интеллектуального усилия, приносящая соответствующие видимые результаты в церковной и общественной жизни.

Доклад впервые был прочитан на седьмом заседании семинара «Историческая память: XX век», прошедшем в Высшей школе экономики в марте 2014 г.

Примечания

[1] Болотов В.В. Лекции по истории древней церкви. Том 2. М., 1994. С 5.

[2] Там же. С. 7.

[3] Текст Евангелия от Луки приводится в переводе С.С. Аверинцева.

[4] Митр. Кирилл (Смирнов): «Ваше Святейшество, о нас, архиереях, не думайте. Мы теперь только и годны на тюрьмы…»

загрузить еще