Как церковнославянский язык стал «святым»

Бесконечность и бестолковость споров вокруг возможности вести богослужения на русском языке просто поражает! Основной аргумент противников русскоязычного богослужения - это якобы особая «святость» церковнославянского языка, от которого никак нельзя отказываться. Но если мы действительно верующие, тогда давайте начнем смотреть правде в глаза и рассуждать без штампов и мифов.

Когда святые братья Кирилл и Мефодий приняли решение переводить Библию и богослужение на язык моравских христиан, это вызвало настоящий шок. Язык, который многие из нас теперь считают святым, по факту был варварским! Он не был освящен писаниями пророков, проповедью апостолов, на нем не было классической литературы или сочинений по медицине и философии, как это было в греко-римском мире. Вообще, по большому счету можно что-либо переводить, когда имеется оригинальная литература, но как быть с языком, не имеющим этого необходимого багажа? В этом смысле труд святых братьев был воистину тяжелым и полным всевозможных рисков. Когда мы теперь произносим словосочетание «церковнославянский язык», мы уже допускаем грубую ошибку, не понимая, что же за ним на самом деле стоит. Так как в нашем случае мы имеем дело скорее не с языком в собственном смысле, а только с подстрочным переводом с греческого оригинала, т. е. грубо говоря, лишь с голой заготовкой! Впоследствии все это еще только предстояло привести в нормальный вид, но, к сожалению, у их дела не нашлось достойных последователей.

Главное в чем состоял подвиг святых братьев - это то, что они отстояли право любого народа иметь собственное богослужение на своем родном языке. Мы сейчас перепутали все понятия и нам привычней думать, что кто-то тогда создал еще один «святой» язык, на котором можно молиться! Но именно против этого, разделения языков на сакральные и профанные и шла тогда настоящая борьба. Чтобы отстоять права южных славян перед лицом немецких епископов, пришлось ездить на поклон даже к самому папе Римскому и там убеждать всех в своей правоте. Именно с тех пор, всех кто считал не так, как Кирилл и Мефодий, стали классифицировать, как сторонников «трехъязычной ереси»!

Но теперь давайте все-таки ответим на наш вопрос: каким образом подстрочный перевод богослужения смог стать «святым»? Если отбросить излишнюю таинственность или тот трепет, который испытывали жители Византии перед каждым книжным словом, то ответ окажется совершено прост. Возьмем для примера моего товарища и тезку - отца Александра Дунязина, участвовавшего в православной миссии в Туве, и спросим его: целовал ли он напрестольное Евангелие на тувинском языке? Скорее всего - да! Но делал ли он это в связи с появлением некоего «церковнотувинского» языка, который «освятил» эту книгу, или может быть наоборот, само содержание сделало ее священной? Думаю, что второе! Точно так же выглядят и богослужения в Африке. Там нет, конечно же, никакого «церковнозулусского» языка, но любое местное наречие само освящается своим церковным употреблением.

Поэтому ясно, что не богослужебные тексты освящаются каким-либо «священным» языком, а как раз таки наоборот. Многие из нас наверняка встречали гуляющую по интернету сказку «Колобок» на церковнославянском языке. Что тут можно сказать? Звучит действительно забавно, я лично смеялся от всей души. Но у кого из нас хватит здравого смысла причислить эту сказку к священным текстам или сказать, что это «священное предание»? Думаю, что «Колобок» особых вопросов не вызовет. Ну, а если мы возьмем текст Нового завета на эскимосском, татарском или любом другом языке, то такой текст, конечно же, будет для нас священным! И он будет для нас таковым именно благодаря тому, что несет всем свет Слова Божия, а не из-за особенностей своего языка. Библия, молитва, богослужение - именно они и освящают абсолютно любой язык, на котором они употребляются, и никогда наоборот!

И может быть, начав молиться на своем прекрасном русском языке, и создавая новые богослужебные переводы, мы и сами поучаствовали бы в миссии начатой святыми братьями, освятили бы этим свой язык, свою собственную культуру и саму нашу жизнь.