На днях СМИ цитировали заявление депутата Государственной думы от "Единой России" и зампреда Комитета по обороне Франца Клинцевича, который намеревается поднять дискуссию об отмене моратория на смертную казнь. Он считает, что государство обязано вернуть высшую меру наказания для армейских "вредителей", по чьей вине падают спутники и тонут подлодки. Единоросс уверен, что страх перед смертной казнью заставит военных ответственно относиться к своей работе и не допускать роковых ошибок. Смерти, по мнению Клинцевича, достойны также коррупционеры, которые расхищают казну в особо крупных размерах, и педофилы.
Напомним, что в 1996 году Россия вступила в Совет Европы, и одним из условий членства в этой организации была отмена смертной казни. В апреле 1997 года Россия подписала, но не стала ратифицировать 6-й протокол Европейской конвенции, отменяющий смертную казнь. Госдума должна была ратифицировать его до мая 1999 года, но не сделала этого до сих пор. Вместо этого в феврале 1999 года Конституционный суд РФ ввел мораторий на применение высшей меры наказания в России до 2010 года, когда на всей территории страны заработают суды присяжных. Однако в 2009 году Конституционный суд РФ постановил, что никакие суды в России более не могут выносить смертные приговоры.
Мы попросили прокомментировать заявление Франца Клинцевича членов группы "Церковно-общественные инициативы" Преображенского братства Владимира Лавренова, канд.ист.наук, члена Государственного Геральдического Совета при Президенте РФ, директора филиала РГГУ в Твери, и Маргариту Шилкину, канд.филос.наук, декана факультета религиоведения Свято-Филаретовского института.
Владимир Лавренов: Франц Клинцевич об этом говорит уже давно, я читал его выступления раньше. Мне кажется, что смертная казнь – это болезненный вопрос для нашего народа, поэтому хотелось бы обратиться к нему, как к человеку, наделенному ответственностью говорить так, что тебя слышит вся страна.
Он должен знать, какого джинна он может выпустить из бутылки, призывая ввести смертную казнь с учетом всего масштаба проблем с коррупцией и судебными ошибками в нашей стране.
К тому же в перечне преступлений вещи, которые могут быть оценены очень по-разному: с одной стороны это может быть преступление, с другой стороны – не совсем.
Например, вопрос измены родине можно трактовать как угодно, а также – военные преступления. С точки зрения истории, действия большевиков в Первой мировой войне – это предательство, измена родине. Но попробуйте сказать коммунисту, что это была измена родине.
Надо знать историю нашей страны, а тем более советского времени, и понимать, что Россия не излечилась от зла, агрессии. Если нашей стране, учитывая то историческое наследие, какое у нас есть, вводить смертную казнь, это отбросит нас в бесчеловечное Средневековье. Разрушено единство людей, культура, разрушена вера, и в условиях этого разрушения убивать еще и надежду ни в коем случае нельзя. Это – во-первых.
А во-вторых, пока непонятно, какой мы страной будем. Пока мы хоть и окраинно, но каким-то образом являемся частью европейской цивилизации. Если будет введена смертная казнь, я думаю, мы не только автоматически вылетим из Совета Европы, но думаю, это будет цивилизационный шаг назад. Из цивилизации.
Маргарита Шилкина: Те, кто предлагает сохранить смертную казнь, исходят из того, что это не коснётся ни их самих, ни их семьи, ни их близких. Но мысль о том, что в обществе может быть узаконено убийство, само принятие убийства как нормы, принятие права распоряжаться чьей-то человеческой жизнью даже при условии, когда этот человек совершил страшное преступление, действует на всех. Оно действует на автора этого предложения, оно действует на его детей, на его друзей и его близких. Цена человеческой жизни в таких ситуациях сведена к нулю. Если есть смертная казнь, то значит, "можно убивать". Просто нужно сформулировать условия, когда это можно, и чтобы эти условия приняло большинство.
Когда в европейских странах отменялась смертная казнь и руководство страны (парламент, президент) принимало это решение, большинство народа тоже не было за отмену смертной казни. Это говорит о том, что в людях живёт внутренняя агрессия зла, внутренняя готовность убивать. Но удивительным образом, когда эти решения были приняты, практически во всех странах наблюдалась тенденция к постепенному, но неуклонному снижению сторонников смертной казни. Даже сама по себе мысль о том, что это недопустимо, постепенно влияла на общество. Не говоря уже о том, что только отмена смертной казни ставила общество перед задачей поиска подлинных причин этих преступлений и их преодоления.
Мы часто спорим о том, кто достоин, кто не достоин смертной казни, беря на себя прерогативу Бога, Который эту жизнь дал, и только Он единственный может на этот вопрос ответить. Но мы забываем о том, что есть те люди, которые выносят этот приговор и которые приводят этот приговор в исполнение, и этих людей не так мало. Кто-то содержит тюрьмы, кто-то выносит эти приговоры, кто-то осуществляет охрану, кто-то, наконец, объявляет о том, что приговор сейчас будет приведён в исполнение. И даже несмотря на то, что это технически сейчас более объективировано, чем столетие назад, но, тем не менее, любую машину кто-то приводит в действие, кто-то нажимает эту кнопку, понимая, что от этого нажатия зависит человеческая жизнь. Об этих людях мы должны думать. Что с ними происходит, какими они приходят в общество, что они несут своим семьям, что они несут своим детям? После страшного ХХ века никто в нашей стране, ни один человек, не имеет морального права умножать кровь. Ее уже было так много, что все те преступления, которые так возмущают депутата, порождены именно этой кровью.
В общем, все эти аргументы, на самом деле, давным-давно уже прозвучали. Они уже были высказаны лучшими представителями русской культуры, философской мысли, юриспруденции и классической русской литературы. После того как всё это уже было сказано многократно, можно добавить только одно: жаждущие восстановить сегодня смертную казнь жаждут мести. Это чувство древнее, это чувство языческое, когда человек считает, что пролив чужую кровь, он может решить свои проблемы. Но надо понимать, чего это стоит.