Учителя-священники
Вопрос: О. Георгий, Вы называете о. Иоанна (Крестьянкина) одним из четырёх своих главных учителей-священников. Чему Вы лично учились у него, и чему он сам старался научить Вас и людей, которые к нему приходили?
О. Георгий Кочетков: Он действительно один из тех святых учителей, с которыми Господь дал мне длительно, глубоко и личностно общаться, и поэтому для меня это очень живое воспоминание. Хотя, конечно, больше всего мне приходилось общаться с ним в 70-е годы, начиная где-то с 1972 и до 1980 года. Он не однажды принимал меня и моих друзей, несмотря на то, что для него это всё было очень сложно, обстановка в монастыре тогда была непростой, к о. Иоанну руководство монастыря не всегда благоволило, иногда ему вообще запрещали принимать людей, не исключаю, что под влиянием внешних сил и рекомендаций, т.е. наверняка это было так. Он буквально иногда бегал от людей, но люди бегали за ним, это был такой общий стиль.
Он был человеком действительно исполненным любви. Он не был каким-нибудь мыслителем, или, скажем, учёным-догматистом, или философом, нет, конечно, но у него были замечательные живые проповеди, явно связанные с его личным опытом, с большими переживаниями, связанными и со страданиями за Христа. Он учил людей духовной жизни, азам духовной жизни. Например, как построить исповедь, сейчас все знают его брошюрку «О построении исповеди по заповедям блаженства». Я это всё сам слышал, поскольку бывал каждый год, и даже не один раз в год, в Псково-Печерском монастыре, ещё начиная со времени архимандрита Алипия (Воронова) и, конечно, знал там многих монахов. Но о. Иоанн был центральной личностью. Я на всю жизнь очень благодарен ему за его духовные беседы, за те уроки любви, которые он, прежде всего, давал в это время. К нему приходилось обращаться и по конкретным жизненным вопросам. Например, когда мне стали поступать предложения на рукоположение и на поступление, скажем, в семинарию или академию, на рукоположение от митрополита Иоанна (Вендланда), очень достойного архиерея, а на поступление в семинарию от митрополита Никодима (Ротова), тоже очень известного и выдающегося церковного деятеля. Но о. Иоанн имел на это свой взгляд. Когда я к нему обратился, как мне отвечать на такие предложения, он мне ответил: «Откажем митрополиту Иоанну, откажем митрополиту Никодиму, я Вас буду готовить к священству сам». Хотя уже не один год меня готовил к священству протоиерей Всеволод Шпиллер в Николо-Кузнецком храме, к которому я постоянно ходил на исповеди, с которым давно установились отношения и у меня, и у всей группы моих друзей, всей нашей будущей общины. Но это было в Москве, где мы ходили в Николо-Кузнецкий храм, а также в Елоховский собор к о. Виталию Боровому, также, как известно, бывшему моим духовным учителем. Если к этому добавить ещё и о. Тавриона, который был моим четвёртым важнейшим духовным учителем, то вместе я получал очень много.
Так вот, о. Иоанн (Крестьянкин), конечно, был человеком, исполненным любви. Именно его я считал человеком в высшей степени милосердным. Очень по-дружески, очень почтительно мы даже называли его Айболит – действительно, ибо если у кого-то что-то болит, то нужно идти к о. Иоанну. Это было плодом нашего личного общения с ним, это было наше впечатление, может быть целостное и полное, а может быть только лишь нам понятное, потому что мы встречались именно с милосердием, с большой любовью о. Иоанна в его духовнической практике. А я ещё и с его системой подготовки к священству. О. Иоанн (Крестьянкин) давал мне ксерографированные книги, для того чтобы подготовиться к принятию пресвитерского сана. Он не считал нужным учёбу в духовных учебных заведениях, потому что, как и о. Всеволод Шпиллер, не доверял им. Он думал, что там ничему доброму не научат, и если туда идти, то идти нужно только за саном. Но о. Иоанн (Крестьянкин) даже за саном туда не слишком-то посылал, считая, что он сам подготовит и сам договорится, а кто-нибудь из архиереев рукоположит. В Москве, конечно, рукоположиться тогда, может быть, было сложно, но в какой-то ближайшей к Москве епархии возможно. Так что до конца 70-х годов эта подготовка у нас шла. Митрополит Никодим пригласил меня поступать в семинарию и академию весной 1978 года, и, значит, эта подготовка с о. Иоанном шла позже, уже с конца или с середины 78-го года. Но в любом случае до 80-го года, потому что в 80-м году в августе я поступил в Ленинградскую духовную академию экстерном, покуда у меня за плечами был не только вуз, но и аспирантура. Владыка Кирилл нашёл возможным меня принять сразу в академию с тем, чтобы я экстерном сдал все экзамены за семинарию, что потом и произошло. И таким образом, конечно, связь с о. Иоанном прервалась, потому что, учась в академии, поддерживать её уже не было никакой возможности. С о. Всеволодом и о. Виталием эта связь продолжалась, а о. Таврион, как известно, тоже умер в 1978 году, как и владыка Никодим, поэтому тут уже картина изменилась.
Вопрос: Батюшка, можно ли немножко уточнить, какие качества священнического служения старался Вам передать именно о. Иоанн?
О.Георгий Кочетков: Какие? Естественно, честное, достойное, ревностное служение, как он представлял его себе, ориентированное, с одной стороны, именно на традицию, с другой стороны, на конкретные нужды современных верующих. Он был человеком очень традиционным, но знавшим современную жизнь, очень хорошо понимавшим современных людей.
Вопрос: Спасибо. Следующий вопрос. Вы могли бы рассказать о каких-то особо запомнившихся моментах из общения, то, что удивляло, радовало, может быть, не было понятно в тот момент, а стало понятно затем, по прошествии какого-то времени?
О.Георгий Кочетков: Я это, собственно, уже сказал. Вот эта его исполненность милосердной любовью. Много было милосердных людей на русской земле, но вот у каждого человека есть свой дар, но вот у о. Иоанна это был преимущественный дар. Если позволительно сравнить таких замечательных святых людей, то у о. Тавриона это было глубочайшее знание современной жизни и удивительная открытость к опыту людей, удивительная открытость к таинству евхаристии, удивительное чувство евхаристического служения, прозорливость такая в этом плане, он именно видел всех собравшихся насквозь. У о. Всеволода это было ещё и аристократическое, и проповедническое, евхаристическое, церковно-политическое дарование, и он много отдавал этому времени, и культурная составляющая была для него очень важна. А у о. Виталия, у человека по происхождению очень простого, но очень талантливого, мудрого, я бы отметил его дарование проповедника и человека, который видел современную церковную ситуацию, очень хорошо её оценивал и был ассом в том, чтобы обходить все трудности существования церкви того времени, он очень хорошо понимал, что для этого надо делать в тех уникальных, часто очень трудных условиях, в которых жила церковь в то время, в те годы. Так что у каждого был свой дар, и великий дар. Они действительно ревностно и очень высоко послужили Богу и Церкви, конкретным людям, так что тут у каждого было чему поучиться.
Вопрос: Батюшка, может быть, Вам это тоже будет интересно. Я просмотрел какое-то количество воспоминаний об о. Иоанне, и удивительно то, что именно дар милосердия и особой любви к Богу и к людям в их взаимосвязи отмечает человек, так скажем, внешний по отношению к церкви, человек верующий, но при этом вполне светский. А вот церковные воспоминания отнюдь не ставят это на первое место. Меня это очень поразило, такой удивительный момент.
О. Георгий Кочетков: Ну, я тогда тоже был светским человеком. Я учился в академической аспирантуре, но в то же время уже много лет занимался интенсивно церковной жизнью и как-то думал о будущем церкви. Господь давал много, в том числе и через о. Виталия, и о. Всеволода была замечательная возможность приобретать и читать самые лучшие, самых качественные православные книги. Это было очень важно, поэтому я очень ценил традиционность, подчёркиваю, не традиционализм, а традиционность о. Иоанна (Крестьянкина). К сожалению, у меня создалось впечатление, что далеко не все бегавшие за ним люди его правильно и полноценно понимали. Очень часто можно было слышать довольно странные рассказы. Но всё-таки главное в его жизни, в его духовном даре, это был дар любви. Он мог осудить те или иные явления, но людей он никогда не осуждал.
Вопрос: Следующий вопрос, даже два, как раз связанные с тем, о чём Вы уже упомянули, о том, что не все его верно понимали. Мы уже видели в 90-е годы, что его как личность, как действительно духовного и, наверное, святого человека стали приватизировать довольно-таки решительно и подняли на щит как раз фундаменталисты, такое обскурантистское течение в церкви. Почему так произошло с ним, с его именем? Вы видите какую-то причину в этом или это было случайное стечение обстоятельств?
О. Георгий Кочетков: Всегда люди не очень качественные стараются прикрыться чьим-то авторитетом. Вы посмотрите, как это часто бывало. Допустим, когда начались гонения на наше братство в 93-94-м году, то вдруг пустили в кругах о. Тихона (Шевкунова) утку, которую повторяют до сих пор даже подчас умные люди, что о. Иоанн якобы высказался по нашему адресу, по моему адресу, что «если мы их не разорим, то они разорят церковь». Но это идеология, которая совершенно не вяжется с образом о. Иоанна. Под конец жизни, уже в 80-90-е годы, я его, конечно, не видел, но я не верю в такое перерождение святого человека в какого-то монстра. Да и рассказывали об этом люди, которые никаких подтверждений не приводили, они говорили это сами от себя. А кто подтвердит?
Вопрос: Ну, якобы в личных разговорах...
О. Георгий Кочетков: Да, якобы в личных разговорах. А то, что эти люди очень легко могут всё переврать, это всем известно, и они не однажды уже это делали. И поэтому я просто этому не верю. Я удивляюсь, что находятся люди, которые верят этим россказням, по духу совершенно не соответствующим его проповедям. Даже если люди не знали о. Иоанна, но они хотя бы могли читать его проповеди, исповеди и т.д. Это же никак не вяжется с ним. Правда, есть и другая вероятность, могли что-то такое сказать о. Иоанну, а он мог и не вспомнить, о ком там идёт речь, и не знать, что это речь идёт о том, с кем он был не один год близко знаком. Могли такое рассказать, что он мог подумать, что это действительно что-то страшное. Всё зависит от того, как представили о. Иоанну, как сказали, да ещё как ответ услышали. А потом ещё как его пересказали. Это слишком благоприятная почва для всякого злоупотребления. Это тоже надо иметь в виду. Но, на мой взгляд, то, что рассказывают, это просто неправда, ложь, которая очерняет светлый образ святого человека.
Вопрос: Честно говоря, у меня такое же впечатление, потому что эта история не вяжется с цельностью этого человека. Трудно представить, что на протяжении десятков лет он был одним, а потом, под старость, пусть даже и, учитывая естественные немощи, так переменился.
О. Георгий Кочетков: Да, я тоже так думаю.
Вопрос: Спасибо, батюшка. И последний вопрос, касающийся духовного наследия о. Иоанна. Как Вы думаете, почему такой популярностью сейчас пользуются, на мой взгляд, не самые вдохновенные его слова, а такая, например, книга как «Опыт построения исповеди», которая всё-таки при чтении навевает некоторое уныние и тоску? А слова его, действительно полные любви и милосердия к людям, как-то остаются за рамками памяти, как-то не приходят людям на ум, на память, не вспоминаются ими?
О. Георгий Кочетков: Эту книжку о построении исповеди (там даже две книжки было) очень широко распространяли по всем храмам, она известна, и во всём этом почитании не видно личного опыта общения с ним. Очень редко встретишь человека, который хорошо знал о. Иоанна, который всерьёз его понимал. Поэтому это вполне естественно, тем более что прямых наследников у о. Иоанна нет, как у всех такого рода людей. Нет прямых наследников, скажем, у о. Всеволода Шпиллера – нету, нет прямых наследников у о. Виталия Борового, нет прямых наследников у о. Тавриона (Батозского), нет прямых наследников у о. Сергия (Савельева). Можно продолжать и продолжать. У о. Александра Меня – то же самое, как и у о. Николая Голубцова, и т.д. Видимо, люди с большими талантами неповторимы, и их традиция прерывается с их кончиной. Они сами, конечно, остаются тем, чем они были, но люди из их близкого круга очень часто всё сильно искажают. Не надо никогда путать самих великих духовных делателей на ниве Христовой и тех, кто себя пытается объявить их прямыми наследниками, последователями, имеющими якобы право эксклюзивного толкования их слов и т.д. То же самое можно добавить про митрополита Антония Сурожского.
Вопрос: Вы считаете, это нормальное положение для церкви или же это знамение нашего времени?
О. Георгий Кочетков: Знаете, школы пророков тоже упоминались в Ветхом Завете лишь несколько раз, а так вообще-то носители харизм всегда уникальны.
Вопрос: То есть Вы считаете, что все эти люди, о которых мы говорили, они обладатели уникальных харизм, которые действительно не предполагают такой прямой передачи своим последователям, да?
О. Георгий Кочетков: Да, никуда не денешься, есть только какие-то косвенные наследники. Люди впитывают какие-то части наследия, кто-то более или менее чисто, прямо и правильно, кто-то с большим искажением, но целиком, вот так, чтобы быть выше своего учителя – такого нет, не бывает. Я, во всяком случае, не видел. Да и Евангелие говорит: «Не бывает ученик выше учителя своего».
Вопрос: Спасибо большое, батюшка, за такой интересный разговор.