29 октября 1929 года пятерых членов общины вместе с о. Варнавой арестовали и сослали в Северный край (ныне Архангельская область и Республика Коми). После освобождения общинники вновь соединились в Москве. Стремясь к «иной жизни», они принимают монашество.
В 1935 году, после выхода из лагеря, на квартире епископ Леонид (Антощенко) поставляет монаха Сергия (Василия Савельева) во пресвитеры, хотя выходить на «поверхность» не благословляет. Иеромонах Сергий начинает свое открытое служение лишь 18 октября 1947 года в Патриаршем Богоявленском соборе, куда его направил патриарх Алексий I. О. Сергий пережил множество переводов из храма в храм, клевету со стороны своих «собратьев» – обвинения в нарушении «московских традиций». В 1959 году его отправляют за штат. Через 2 года (после смерти главного обвинителя) отца Сергия назначили в храм Покрова Пресвятой Богородицы в Медведково (Москва). В нем он трудился до конца своих дней.
Земной путь архимандрита Сергия (Савельева) завершился у Престола Божьего в Рождественскую ночь 1977 года. Похоронен он в Москве на Введенском кладбище.
Архимандрит Сергий (Савельев):
«Если я весь в Церкви, живу церковно и готов на всякую жертву собой ради Церкви, то я свободен – и никто не может меня лишить этой свободы. Меня может церковное управление отстранить от службы, но это отстранение будет насилием и беззаконно. Оно будет горько для меня, но оно не только не лишит меня свободы, но оно еще больше укрепит ее. Мне будет тогда особенно ясна та правда, которую я исповедаю. Я – православный в такой мере, что и кости мои пропитаны православием. И все то, что я исповедаю перед всеми, православно, только православно».
«Ты смущаешь церковное общество, вносишь разлад в церковную жизнь». Нет, разлада я не вношу. Я исповедую то, что любовь моя к Церкви побуждает меня. А любовь вносит в Церковь только единство.
«Ты возбуждаешь людей неверующих и тем вносишь беспорядок в общественную жизнь». Нет, это неправда. Я людей неверующих и не знаю, а если бы они узнали, что я исповедую, то они всецело меня оправдали бы.
«Я – сын Церкви, и моя любовь к Церкви сама в себе заключает свободу. И тем, кому тяжки мои слова, придется смириться, ибо любви можно противопоставить только любовь. Но какую – святую, а она всегда едина, всегда истинна. Я – сын родины. Люблю ее и преисполнен желания послужить ей в духе той же святой любви, которая наполняет меня. С этой любовью ничего сделать нельзя. Она вечна».
(об архимандрите Сергии (Савельеве))
История Русской Церкви ХХ века – до сих пор книга за семью печатями. Многие страницы еще не написаны, другие исчезли, но повествование о крестном пути ее страстотерпцев и мучеников должно быть сохранено для потомства. И потому так важны и значительны любые сведения и свидетельства о жизни носителей живого духа Церкви в течение долгих лет гонения на веру в Советской России.
В Рождественскую ночь 1977 г. за праздничной службой в храме Покрова Пресвятой Богородицы в Медведкове от сердечного приступа скончался настоятель архимандрит Сергий (Савельев).
Так внезапно у подножия Престола завершилась долгая жизнь, прошедшая в бесчисленных лишениях и испытаниях, жизнь, исполненная любви ко Господу и Святой Церкви, отданная служению людям.
Началась она в Москве: здесь 24 апреля 1899 г. в семье Петра Никитича Савельева и его жены Екатерины Павловны родился сын Василий. Детство Василия, его сестер Марии, Анны и Евдокии проходило в городе Шацке, недалеко от имения графа Воронцова, где отец работал управляющим.
После окончания реального училища Василий по настоянию отца поступает в Технологический институт в Петрограде, однако октябрьский переворот 1917 г. и начавшаяся гражданская война помешали ему завершить учение. Василий устраивается на санитарный поезд, прикрепленный к Восточному фронту, где в 1918 г. развернулись напряженные боевые действия. Некоторое время проработав санитаром, он ненадолго возвращается в Петроград и вскоре уезжает в Москву.
Здесь Василий и его жена Лидия поступают в Институт Слова, где преподавали многие выдающиеся ученые, в том числе Н.А. Бердяев и И.А. Ильин. Василий приступает к систематическому изучению русской философии и работает над темой «Национальный вопрос в сочинениях Владимира Соловьева». Но вскоре атмосфера в институте резко изменилась, чистка следовала за чисткой, и в конце концов молодым людям пришлось оставить учебу.
Москва 20-х годов. Большевики усиливают гонения на веру, стремясь изнутри взорвать Православную церковь, инспирируют движение живоцерковников, захватывающих храм за храмом. Патриарх Тихон в заключении, ему грозят суд и неминуемая смерть. Многие оказались на распутье: во имя чего жить, с кем и куда идти?
И тогда Василий Савельев делает решающий выбор, которому остается верен до конца дней: он с гонимыми за Христа и Святую Церковь, против всесильных гонителей, лжецов и фарисеев. Он с побежденными против победителей.
Любовь ко Христу и Святой Церкви, которой он, по собственному признанию, обязан своей матери, горячо и истово верующей православной христианке, увлечение идеями русской религиозной философии предопределили его выбор.
Большое значение в жизненной судьбе Василия Савельева имела встреча с Валерьяном Николаевичем Муравьевым, участником сборника «Из глубины», продолжившего традицию знаменитых «Вех» . Книга «Из глубины», в которой также поместили статьи Н.А. Бердяев, о. Сергий Булгаков и С.Л. Франк, была уничтожена коммунистическими инквизиторами вскоре после выхода в свет, лишь единичные экземпляры ее уцелели и попали на Запад. Валерьян Николаевич Муравьев в 20-е годы работал в Центральном институте труда (ЦИТе), а затем был брошен в концлагерь на далеком Севере, где и окончил свои дни.
Бердяев, Ильин, Муравьев – русская религиозно-философская мысль конца XIX – начала ХХ столетия в целом неожиданно оказалась той тропой, которая привела Василия Савельева и его близких к стенам Церкви.
Но, отдавая дань уважения исканиям русских религиозных философов, молодой человек не вполне мог удовлетвориться духовной пищей, которую получал от старших друзей: душу тянуло к первооснове, единой для детей и отцов, – к сокровенной мудрости Святой Церкви. И как ни тяжела была внешняя сторона жизни Церкви, будущий отец Сергий и его близкие не смутились и смело вошли вовнутрь церковных стен, «и не какими-то «прихожанами», а как «власть имущие», получив эту власть по дару Христовой любви. Войдя в церковные стены, мы приняли и на себя полную ответственность за то, что нас ожидало там», – вспоминал позднее отец Сергий.
Смерть патриарха Тихона провела резкую грань в духовной жизни России. Ушел великий молитвенник, земные пределы покинул заступник обездоленных и обойденных, и Церковь осиротела.
Всю любовь, боль, отчаяние и надежду верующих остро почувствовал Василий на похоронах патриарха в Донском монастыре, где он был одним из распорядителей похорон. Люди, многие тысячи людей, пришедшие проститься с усопшим патриархом, колеблющееся море свечей у древних стен монастыря – видение уходящей России...
После смерти патриарха Тихона один из местоблюстителей патриаршего престола митрополит Сергий в трудных обстоятельствах жизни Церкви выпускает декларацию о ее лояльности по отношению к советской власти. Декларация эта разделила церковное общество, многие епископы и священники перестали поминать митрополита Сергия, отделились от него; и здесь начало катакомбной церкви, просуществовавшей примерно до конца второй мировой войны.
За рубежами России Синод епископов, обосновавшихся в Карловцах (Югославия), осудил декларацию митрополита Сергия и прервал молитвенное общение с Матерью-церковью в России.
Широко распространен взгляд, что те, кто остался верен митрополиту Сергию, ценой лояльности покупали жизнь и «свободу». Все это позволяет довольно элементарно, в черно-белых тонах, представить картину церковной жизни в Советской России. С одной стороны, праведники и исповедники, не запятнавшие светлых риз, сознательно избравшие крестный путь, с другой – приспособленцы, якобы ради спасения Церкви, а на деле – ради сохранения жизни и привилегий, сотрудничающие с безбожной и человеконенавистнической властью и хорошо усвоившие науку выживания.
Расхожая точка зрения, но в последние годы ее особенно усиленно эксплуатируют адепты Русской Зарубежной Церкви, большую часть жизни проведшие под защитой «чуждых крыл» и в условиях личной безопасности, вряд ли имеющие право на безапелляционные решения и осуждение гонимой Церкви.
В действительности все было много сложнее и запутаннее; история не поддается рациональному толкованию, постижение ее требует глубоких духовных усилий и проясняется в свете Божественной любви.
Наглядный тому пример – жизнь тысяч и тысяч православных христиан, священников и мирян, оставшихся верными митрополиту Сергию, шедших путем Креста, принявших страдание и муки во имя Господа нашего Иисуса Христа. Как и большинство верующих в России, будущий отец Сергий и его единомышленники склонились перед смирением митрополита Сергия, которое он явил всем, и увидели в нем достойного преемника первосвятителей московских. И когда пробил час испытаний, Василий и его близкие до конца испили чашу скорби, приобщились страданиям за распятого Господа.
Новая волна гонений. И вот 29 октября 1929 г. Василий Савельев и все его ближайшее окружение арестованы, судимы, брошены в лагеря, тюрьмы, ссылки.
2 июня 1931 г., готовясь к смерти, Василий Савельев принял монашеский постриг и имя в честь преп. Сергия Радонежского. Его духовным отцом в лагере стал епископ Леонид (Антощенко). 17 сентября 1931 г. иеромонах Варнава постриг в ссылке жену отца Сергия – Лидию, и она приняла имя Серафимы в память преп. Серафима Саровского.
После освобождения из лагеря в 1934 г. отец Сергий в следующем, 1935 г. принимает священство, но епископ Леонид не благословил его тогда служить в храме. Так отец Сергий и его близкие по существу присоединились к катакомбной церкви. После освобождения из лагеря отец Сергий жил и работал там, где его принимали на работу с судимостью: на строительстве канала Москва-Волга, Куйбышевской ГЭС – в Дмитрове, Куйбышеве и Ульяновске.
После окончания войны небольшая духовная община, руководимая отцом Сергием, соединяется неподалеку от Москвы близ станции Фирсановка. Дом в Фирсановке (он сохранился и доныне) по существу был и домашним храмом, и катакомбным монастырем, очагом духовного сопротивления силам воинствующего безбожия и стихии бездуховности, мутными волнами заливающей просторы России.
1947 г. стал для отца Сергия переломным. После долгих лет отвержения и изгнания он вновь в лоне Церкви, начинается его служение в Патриаршем Елоховском соборе. В 1950 г. отец Сергий посвящен в сан архимандрита. В 1952—1957 гг. он служит в храме Покрова Пресвятой Богородицы на Землянке, в 1957—1959 гг. – в храме Преображения Господня в Богородском.
После двухгодичного перерыва, вызванного разногласиями отца Сергия с протоиереем Николаем Колчицким, отца Сергия переводят в храм Покрова Пресвятой Богородицы в Медведкове. В 1961 г. он находился на грани закрытия и был восстановлен усилиями отца Сергия и прихожан.
Во всех храмах, где Господь привел его служить, отец Сергий неизменно пользовался большой любовью прихожан, часто следовавших за ним из храма в храм в течение десятилетий. С затаенным дыханием слушали верующие проповеди отца Сергия, и он никогда не оставлял их без окормления и духовной поддержки.
Сейчас, когда раздираемая новой смутой Россия находится на краю гибели, оживают в памяти слова отца Сергия, сказанные им с большой силой «власть имущего» в одной из проповедей незадолго до смерти. И звучат они как призыв к примирению ради спасения души Родины:
«Прошедшие десятилетия были очень тяжелыми. Была борьба, было общее смущение, смятение. Озлобление доходило до крайней степени. Много людей было погублено. Много жизней и страданий осталось позади.
И все же, дорогие мои, когда вспоминаешь все это, то невольно в сердце звучит голос: «И тогда мы были неделимы».
И те, кто остался в снегах далеких, и кто на полях сражений был, и кто в каких условиях ни был бы – все составляли и составляют единый народ. Я вам сказал, что и кости тех, кто остался где-то там, на далеком Севере, они к нам как бы возопиют и говорят нам: «Братья! Мы там остались, но мы с вами нераздельны, потому что мы – один народ, одна страна».
Конечно, трудно это понять. Очень легко сказать: «Ты – предатель. Ты, наоборот, – такой-то человек» . Можно очень легко сказать: «Ты – виновник. А ты не виноват», – и виновного судить, рядить. Это очень просто, очень легко... Все это я знаю даже больше, чем вы знаете, но все-таки все мы – под одним Покровом!»
24 сентября 1998 года в день преподобного Силуана Афонского отошла ко Господу инокиня Екатерина (Екатерина Васильевна Савельева). С первых дней своей жизни она дышала горним воздухом Христовой Любви. Ее отец и мать (будущие архимандрит Сергий и монахиня Серафима) положили свою домашнюю жизнь в основание духовной семьи и силой Божией преобразили ее. С этой жертвы начался духовный путь, который вобрал в себя несколько молодых людей и протянулся на 70 лет (с середины 20-х годов до сего дня). Этот уникальный опыт был недавно явлен нашей Церкви через гениальную книгу архимандрита Сергия (Савельева) «Далекий путь».1 Книга вышла в 95-м, Катя (она не позволяла себя назвать иначе) ушла в 98-м. Целых три года дочь отца Сергия была «свидетелем верным» в этом мире. Три года она была среди нас живой печатью, живым аминем этого опыта, и самим фактом своего существования подтверждала подлинность книги. И вот Катя ушла. В ее лице ушел еще один исповедник Веры с нашей многострадальной земли. И мы уже не можем посмотреть ей в глаза. Стало сиротливо... Но там, где вся жизнь отдана Богу, не бывает случайностей – уход Кати стал заключительным, утверждающим аккордом конференции «Язык Церкви».
Вечером 24 сентября с.г. конференция заканчивала работу. Последний доклад был посвящен «Далекому пути». В конце доклада прозвучали слова: «Сейчас отец Сергий выходит на открытое служение, и его голос, еще недавно совсем незнакомый, становится все более различимым. Он крепнет и несет утешение, надежду и вдохновение. Вдохновение на христианскую жизнь в современных церковных условиях. Отец Сергий любил повторять: «Покажите нам настоящего христианина, и мы пойдем за ним на край света». Сегодня сам отец Сергий и его родная (т.е. Христова) семья становится для нас путеводной звездой. Господь открывает нам их опыт и соединяет нас. Не только духовно, но и самым непосредственным образом (сегодня в зале присутствует одна из сестер этой семьи). И это понятно, ведь Церковь живет верой в общение святых».
Через два часа после заключительного слова конференции Екатерина Савельева предала дух Богу – Тому, Кто стал для нее основой и целью жизни. Но закончился ли при этом Далекий Путь? – Нет!
Когда уходит христианин, то он с особой силой зовет тех, кто его слышит, на Путь Христовой Веры и Жизни. И силой Божией собирает всех.
Смерть Кати – это не смерть, а если и смерть, то только в евангельском смысле: «Истинно, истинно говорю вам: если пшеничное зерно, пав в землю, не умрет, то останется одно; а если умрет, то принесет много плода» (Ин 12: 24).
Катя не будет Катей, если эти плоды не появятся. Но они появляются и будут обильными. С Катиным уходом Далекий Путь распахнулся и для нас. Начался новый этап, еще мало известный, но вовлекающий всех, жаждущих охристовления жизни. И этот Путь будет продолжаться и ныне, и всегда, и вечно.
Как это ни удивительно, но именно об этом писал отец Сергий в духовном завещании родным более двадцати лет назад:
«Я не сирота. Моя семья безмерна по числу имен, и все они вечно живут во Христе, так же как и я сам живу в Нем. Вы непременно будете жить во Христе до последнего воздыхания вашего, и родная любовь будет вас так же укреплять и согревать, как и согревает меня. И не только <вас>, но и того, кого Господь соединит с вами в несении Креста, и это будет продолжаться до конца земной жизни человека. Родная семья и есть Нерукотворенная Церковь Христова. Границ ее мы не знаем, но знаем только, что она раскрывается в нашей любви и соединяет нас вместе».2
Катя (она так и осталась «малышом» в своей семье) пошла к родным и найдет их в Боге. Она идет в белых одеждах, облечемся же в них и мы, откроем свои сердца пред Богом и покажем Ему все, что взрастила в них Катя своей любовью и своим свидетельством, продвинемся в этом Дальнем Пути родной Христовой Жизни, Веры и Любви!
Не так давно в архиве о. Сергия был найден текст редкой духовной силы. В 70-х годах, обозревая уже 50-летний опыт жизни семьи-общины, архимандрит Сергий пророчески раскрывал его суть:
«Когда я был еще юным, Господь соединил меня с другими людьми. Они были и старше меня, и моложе по возрасту. Все мы были объединены в одном желании – обрести правду жизни, и не отвлеченную, а такую, которая осветила бы каждый день нашей жизни и всю ее в целом.
Но помимо этого мы были все молоды, и большая часть из нас только начинала сознательную жизнь. А время было очень трудное и соблазнительное. Шлюзы жизни были открыты, и поток ее в своем движении почти не имел никаких преград. Не было преград и в жизни нашей. А если к этому прибавить способности и даже таланты, которые могли нас выдвинуть в жизненном потоке на заметное место, льстившее нашему самолюбию, а также прибавить ту духовную красоту и даже обаятельность, которые были присущи всей нашей семье, то только чудо могло спасти нас от растворения в среде, чуждой нам по духу, но весьма соблазнительной по внешности.
И это чудо совершилось. 29 октября 1929 года сердцевина нашей семьи была разгромлена.3 Наши близкие и родственники были сосланы в отдаленные места. Для тела это было болезненно, но в болезни мы обрели новую духовную силу, еще крепче связавшую нас воедино.
Так открылась новая страница нашей жизни, и эта жизнь сама нашла для себя имя – «родная» .
Она объединила людей, родственными узами не связанных и всего лишь два-три года назад узнавших друг друга. И объединила так крепко, как не объединяют самые близкие родственные узы!
Господь не защитил нас от тяжелых испытаний, но в то же время даровал нам многоценное сокровище – родную семью.
Так, через скорби и унижения, мы обрели новое познание жизни в благодати Святой Любви. Вот почему день 29 октября для нас остался, может быть, самым дорогим днем во всей нашей жизни. Об этом свидетельствует и то, что, стоя у края могилы, мы, еще оставшиеся в живых, этот день всегда благословляем. И ни одного дня своей жизни, как бы горек он ни был, никто из нас не вычеркнет из своей памяти. Мы всегда благодарим Бога за то, что Он предопределил нам особый путь жизни, и мы никого не осуждаем за то, что нам пришлось пережить. То, что родилось 29 октября, осталось неизменным во всей нашей последующей жизни.
С каждый днем мы все больше и больше убеждались, что Господь открыл нам особый путь не в отвлеченных умствованиях, а в самой жизни. Путь благородный и прекрасный. Идя этим путем, мы родную любовь, связавшую нас, берегли как святыню. Она воспитывала и умудряла распознавать соблазны жизни, укрепляла в борьбе с ними, и в то же время постоянно возвышала дух наш к горнему миру, в котором все темное и даже самое темное растворялось бесследно.
Мы, родные, были как все, и в то же время имели в себе что-то такое, что обеспечивало для нас святую свободу в познании правды Божией на земле.
Дорогой мой, ты не думай, что наше полувековое прохождение по лицу земли было безоблачным. Каждый из нас в своей личной жизни не миновал рытвин, ухабов и обрывов. Нет. Путь нашей жизни часто был нелегким. И немало искушений было на нем. Но эти искушения неизменно побеждались нашей родной любовью и служили только тому, что еще больше укрепляли нас на нашем пути.
Родной мой человек, и если ты услышал от меня что-то необычное и дорогое для себя, то помни, что я тебе обо всем этом мог сказать только потому, что меня возрастила таким, каким ты узнал меня, родная святая любовь.
Еще я скажу тебе одну тайну. Свято любя друг друга, мы не замыкались в себе. Мы были неразрывно связаны со всеми людьми всего мира и со всяким дыханием Божиим. Со всею природой. Со всею вселенной. Она открылась нам храмом Божиим, а человек в ней – лучшим Его созданием.
Ты говорил, как же это так, когда столько зла кругом и ненависти, когда человек ради своих личных выгод подавляет даже друга, вся природа изнемогает от безумного порабощения ее человеком – где ты видишь храм Божий?
Друг мой, ты прав. Но правда твоя не совершенная. Правда твоя – правда мира сего. В том-то и чудо родной жизни во Христе, что неправда бесследно поглощается правдой. И всякий, отдавший себя родной, а это значит Христовой, любви, хоть и может быть затоплен волнами зла, но поработиться злом и погибнуть в бездне отчаяния он может только в том случае, если сам оставит Христа. Вот родная жизнь тем и замечательна, что человек не один в ней, а вместе с другими проходит свой жизненный путь, и когда мутные волны бьют и угрожают ему потоплением, то родная любовь спасет от поглощения безымянной бездной. Она бессильна поглотить тех, кто связан узами любви, так как в ней присутствует Сам Христос: «Где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них». Вот родная жизнь и является исполнением этого завета. Это тоже чудо. Не забудь, что и оно родилось тогда, когда учинившие разгром нашей жизни, по существу ничем им не угрожавшей, были убеждены, что с нами уже все покончено, хотя отчета в том, зачем им это нужно, они себе не отдавали. «Пути Божии неисповедимы».4
1.Архимандрит Сергий (Савельев). Далекий путь, М., Христианское издательство, 1995, то же с небольшими сокращениями – М., Даниловский благовестник, 1998 г.
2. На полях пометка о. Сергия: «... другое надо слово, мягче». (Здесь имеется в виду арест нескольких членов общины, в том числе и самого о. Сергия (тогда – Василия Савельева). – Прим. ред.
Журнал «Православная община» , №48