Церковь после октябрьского переворота 1917-го: разорение или «церковная весна»?

Октябрьский переворот и прямое наступление новой атеистической власти на церковь делало главной задачей церковного руководства и церковного народа защиту церкви от полного уничтожения. Очень важно немного прояснить сложность церковной ситуации, возникшей еще до октябрьского переворота.

После февральской революции 1917 года государственная и общественная жизнь в России изменились принципиально. Уничтожение жесткой вертикальной системы управления позволило ответить на запрос общества – демократизировать полностью и систему управления, и систему общественной жизни. В стране сразу возникает, как это обычно бывает при смене системы авторитарного управления во главе с монархом, множество демократических союзов, советов, обществ, объединяющих людей разных социальных групп, профессий и т.д. Такие объединения начинают играть значительную роль в новой системе государственного управления. Это – попытка установить демократическое, в каком-то смысле, народное управление.

И такое же демократическое начало входит практически сразу и в церковь, как резкая реакция на клерикализм, который в ней установился. Скрытое ранее противостояние белого духовенства и просвещенных мирян при неограниченной власти иерархии теперь выходит на поверхность. В церкви тоже образуется множество разных союзов и советов. В это время создается «Союз демократического православного духовенства», его возглавляет протоиерей Александр Введенский, будущий обновленческий митрополит. Создается «Союз духовенства и мирян», союзы певчих, псаломщиков, законоучителей, дьяконов и т.д. Входит в жизнь принцип выборности духовенства и даже епископата, то есть представление кандидатов епархиальными съездами духовенства и мирян. Голос мирян начинает звучать в церкви. Реально начинает готовиться собор Православной церкви, тот, который потом назван Великим Собором поместной церкви 1917-1918 гг. Попытка восстановления в церкви соборности после февраля 1917 года совершенно очевидна.

Христианская церковь никогда не строилась на принципах демократического управления, в соборной церкви всегда существовало старшинство. Соборность предполагала единство, стремление добиться единодушия и единомыслия, а не просто решения какие-то вопросов большинством голосов и, конечно, старшинство. Это не административное старшинство, но это старшинство. Когда принцип старшинства и единодушия в церкви начинает умаляться и повышается роль демократического принципа, то в церковь входит секулярное начало. Каковы последствия этого после февраля 1917 года?

Задача, которую, прежде всего, перед собой поставила церковь после свержения самодержавия – стать самостоятельным, даже не отделенным от государства, а просто самостоятельным объединением, на которое государство не может давить и влиять, не осуществилась. Новая демократическая государственная власть, Временное правительство начинает очень активно влиять на церковное управление. Обер-прокурор Львов, как член различных церковных союзов, сам входит в церковные дела. Постепенно, воспользовавшись некоторым хаотическим началом, существовавшим в этот переходный период в церковном руководстве, новое государство начинает занимать в церковном управлении ведущие позиции. Государственная власть не прямо руководит церковью, но сильно влияет на церковное управление. Каким образом? Например, в самые первые годы после февральской революции практически убираются с кафедр все, так называемые, консервативные архиереи. Убираются архиереи, которые действительно резко выступали против принципа соборности и поддерживали администрирование в церкви, но убираются и старые, опытные архиереи, имеющие большой опыт церковной жизни и церковного управления. То есть, «с плохой водой выплескивается и ребенок». Появляются новые архиереи, часто настроенные демократически, приветствующие революцию, еще не понимающие, что будет с церковью дальше, так называемые «красные архиереи». Старая система управления в церкви нарушена, а новая не создана. Ситуация внутри церкви становится нестабильной.

В результате, к октябрю 1917 года церковь подходит без выработанной четкой стратегии того, как же дальше жить и управляться. Одна дискуссия о патриаршестве этому свидетельство. Она идет очень долго, вплоть до октябрьского переворота 1917 года. И только приход к власти большевиков приводит церковное руководство к убеждению, что должен быть какой-то гарант церковной стабильности и сохранения церкви. Под давлением иерархов дискуссия о патриаршестве на Поместном соборе просто прекращается и происходит избрание патриарха. Церковь начинает уже после октябрьского переворота вырабатывать не только тактику, но и стратегию того, как она будет жить при новой безбожной власти. Собор продолжает решать вопросы внутрицерковной жизни, но одновременно церковь начинает вырабатывать решения, которые позволят защитить её от большевиков-атеистов. При этом видно, что церковное руководство до конца ещё не ориентируется в том, насколько долго продлится эта власть и насколько прочно она заняла свои позиции. Первые послания собора и патриарха, первые обращения к советской власти – это обращения с требованиями не посягать на церковную самостоятельность, не руководить церковью, признавать ее авторитет, признавать ее решения и дать церкви возможность влиять на общественную жизнь. В результате появился декрет Ленина 20 января 1918 года об отделении церкви от государства и школы от церкви, который фактически лишил церковь всяких прав.

Ответом на действия властей были послания патриарха и собора: обращения к церковному народу и к обществу, обращения к Ленину.

Есть обращение к народу во время гражданской войны, где осуждается кровопролитие, кровопролитная война, которую развязали большевики, и есть обращение к народу с призывами сохранить церковь.

Постепенно становится понятно, что большевики – это власть, что это сила, и это беспредел, который сметает все на своем пути. Встал вопрос о том, как сохранить церковь? Для церковного руководство было очевидно, что если пытаться сохранить церковь, как легальное объединение, то, прежде всего, нужно сохранить храмы и богослужение.

В конце 1918 года прекращает свою работу Поместный собор. Он вынужден самораспуститься, потому что большинство его делегатов или сослано, или находится в тюрьмах, или просто уничтожено. Я не буду говорить подробно об известных фактах начала 1918 года, когда был убит митрополит Киевский Владимир (Богоявленский), расстреляны и посажены многие епископы. Церкви нужно выходить из этого состояния, чтобы не быть уничтоженной окончательно. И в посланиях патриарха 1919 года появляется заявление о лояльности церкви по отношению к советской власти. Хотя собор и патриарх никогда не заявляли о том, что церковь будет противостоять власти и бороться с ней, но если в 1918 году в посланиях открыто обличается беспредел властей, то теперь тон посланий совершенно меняется.

Начались антицерковные кампании, обновленческий раскол, который в 1922 году набрал силу, чему послужил и арест патриарха. К счастью, удалось добиться отмены судебного процесса и освобождения патриарха. Благодаря его авторитету и активной деятельности, обновленческий раскол в церкви не победил. Однако патриарх вышел из заключения не без существенных потерь. Власти отменили судебный процесс над ним под давлением западных держав, но от патриарха потребовали открытого заявления о раскаянии, и он это заявление вынужден был сделать. Это было заявление о том, в чем собственно обвинила его советская власть, и к чему присоединились обновленцы – в том, что он кается в своей контрреволюционной деятельности. Это заявление показывало, что курс церковного руководства по отношению к советской власти принципиально изменился. Мы знаем о завещании патриарха. Идут споры, насколько это завещание не поддельное, но, тем не менее, там достаточно открыто, от имени патриарха сформулирован курс лояльности, и не просто лояльности по отношению к власти, а и признание ее, что дальше привело к политике так называемого сотрудничества церкви с атеистическим государством. Церковь так и не смогла освободиться от давления власти, но теперь уже власти безбожной.

Было бы неправильно на этом закончить. К счастью, и всегда так бывало в критические моменты, когда, казалось бы, народ церковный полностью подавлен, лишен своего руководства, своих старших, он начинает подниматься, начинается движение снизу. Насилие и полное беззаконие вызывают сопротивление народа, и надо сказать, что тут тоже не обошлось без патриарха Тихона. Ещё в 1918 году прозвучал его призыв к духовенству, к епископату, к мирянам собирать церковный народ, а в случае потери связи с центральной церковной властью брать власть на местах в свои руки тем, кто там может ее взять, отстаивать святыню, отстаивать свои храмы, отстаивать право на совершение богослужений и на церковную жизнь.

Начинают создаваться союзы и советы по защите церкви и её святынь. Это новые союзы, у них новые задачи, в отличие от тех демократических союзов, которые собирались до октября 1917 года, но опыт прежних союзов и советов дал возможность довольно быстро образоваться новым церковным объединениям. Во главе их могли быть епископы, приходские священники или миряне.

Тяжёлое положение церкви вызывало стремление у многих поддержать её, несмотря на репрессии. В Петрограде создается Всероссийский союз объединенных приходов православной церкви, братский союз, получивший название Александро-Невское братство. Это объединение братств, которое сначала создавалось для защиты Александро-Невской лавры, а потом и для более широкой деятельности по защите веры, церкви и церковного просвещения. Союзы начинали свою деятельность с охраны церковной святыни, а затем их деятельность развивалась в направлении церковного просвещения, даже создания духовных учебных заведений при этих союзах и братствах. Всего в Петрограде в годы гражданской войны существовало более двадцати братств.

В Москве в марте 1918 года был создан Совет объединенных приходов города Москвы. Он просуществовал недолго, менее двух лет, но сумел развить большую деятельность как по защите святынь и самого патриарха, так и для просвещения народа. Этот совет возглавляли Александр Дмитриевич Самарин и Николай Дмитриевич Кузнецов. Многие из делегатов собора, которые еще оставались на свободе в это время, входили в эти советы и союзы или возглавляли их. Многих из них мы почитаем новомучениками и исповедниками веры. Николай Дмитриевич Кузнецов был расстрелян, Александр Дмитриевич Самарин был арестован, заключен, сослан и в ссылке он умер. Мы знаем, что в Москве создавались церковные братства. Известное братство, например, возглавлял священник Роман Медведь, прославленный церковью как священномученик.

По примеру этих объединений создавались союзы, советы, братства в других городах, в других областях России. Мы можем вспомнить и церковные московские общины этого времени: маросейская община отцов Алексея и Сергия Мечевых, община отца Сергия (Савельева), которая тоже начала собираться в 1920-е годы, и др. Чаще всего это были небольшие по численности объединения, тем не менее очень единые, готовые на жертвы. Общины собирались и вокруг епископов, пока они еще были на свободе, и даже когда их ссылали, вокруг них были их духовные чада, которые ездили за ними в ссылку.

Я хочу вспомнить о двух епископах, вокруг которых собирались в годы гонений их духовные дети. Это – епископ Дмитровский Серафим (Звездинский) и его друг – епископ Серпуховской Арсений (Жадановский). Интересно, что оба эти епископа были викарными, то есть не управляющими, но именно по призыву патриарха Тихона, после того как многие правящие епископы оказались в тюрьмах и ссылках, викарным епископам была дана возможность управлять епархиями. Оба эти епископа – священномученики. Епископ Серафим (Звездинский) канонизирован, а епископ Арсений (Жадановский) по какой-то причине не канонизирован, хотя оба они погибли, оба они являются мучениками за христианскую веру, поэтому я их обоих назвала священномучениками не случайно. В своих епархиях и в ссылках они были связаны с церковным народом настоящей братской жизнью, То, что раньше, до революции казалось невозможным – соединение епископа и мирянина, епископа и приходского священника, в тяжёлое для церкви время оказалось вполне естественным. Это было настоящее церковное возрождение.

Мы никогда не должны терять надежды на возможность возрождения церкви. Мы сейчас говорили о страшных временах, временах гонений, временах убийств, физического уничтожения церкви. Конечно, для возрождения церкви не нужно дожидаться такого времени, но важно сказать, что всегда внутри церковного народа, духовенства, епископата есть потенциал, который позволяет нам надеяться, что церковь не будет уничтожена, пока ее народ жив. М.В. Шкаровский в своей монографии называет 1920-е годы церковной весной. Время уничтожения церкви, прямого наступления, диких антицерковных кампаний – церковная весна! И действительно, об этом свидетельствовали даже руководители советской власти. Троцкий писал что «началась настоящая эпидемия братств». Казалось бы, народ должен был совсем отвернуться от церкви, а началась «эпидемия братств». И эта «эпидемия» развивалась вплоть до 1930-х годов, а некоторые сохранялись и в 1950-е годы. Благодаря этому опыту создалось и существует наше Преображенское братство.

До того, как начали физически уничтожать руководителей и членов союзов и братств, они существовали и действовали, благодаря им в церкви появились новые подходы и новые формы жизни, которых не было раньше, и которые нам ещё предстоит осмыслить.