Поместный собор не услышал пророков XX века, но принял и утвердил дар соборности
С праздником, дорогие братья и сёстры!
Праздник Успения – замечательный день. Сам этот праздник связан с определёнными проблемами – и литургическими, и касающимися самого понимания традиции, которое всегда должно быть целостным. Нужно правильно понимать и почитание Божией Матери, и смысл именно этого праздника – тогда не будет возникать никаких смущений для по-настоящему верующего в Бога и во Христа человека. К сожалению, не всегда об этом помнят: превознося Божью Матерь, забывают упомянуть о Христе, как и говоря о Христе, часто забывают упомянуть о Боге Отце. К сожалению, такие вещи исторически накапливались и приводили иногда к очень нежелательным для Церкви и дела Божьего на земле последствиям. Об этом не однажды говорилось.
Но главное, о чем я хотел сказать, – что сегодня этот праздник связан со столетием открытия Поместного собора. Сегодня, в этот день Успения Божьей Матери, по старому стилю 15 августа, Собор открылся торжественным богослужением в Успенском соборе Московского Кремля. И было воззвание, в котором Собор призывал народ к всеобщему покаянию. Многое было – пытались ухватиться за соломинку, повернуть эту лавину истории вспять, и это можно было сделать, но действовали слишком нерешительно, людям не хватило трезвенности и собранности. А что происходило дальше, вы все знаете.
Вчера на очередной встрече из цикла «Русских бесед» у нас произошёл очень интересный разговор, посвящённый именно этому столетию и теме соборности, отношению русского народа, русских людей к соборности и к Собору 1917-1918 годов. Мы говорили о том, как этот Собор выглядит с довольно отдалённой исторической дистанции, целого века. Мы теперь многое лучше понимаем, лучше знаем, хотя так же не умеем действовать, как тогда – действовать вовремя, вместе, адекватно. И сейчас много нетрезвенности, и сейчас ещё больше, наверное, этой несобранности, разобранности. Тем не менее, какие-то вещи мы понимаем лучше, когда хотим.
Собор был выдающимся явлением, и он утвердил соборноправство – эту идею, это положение. На вчерашней встрече мы говорили о том, что Собор был фактически учредительным собранием – учредительным собранием церкви, которое шло навстречу учредительному собранию в социально-политической сфере. Но вот, к сожалению, они не встретились.
И вполне естественно мы вышли к одной из важнейших тем, связанных с Собором, – к вопросу о соотношении пророческого и иных измерений в жизни церкви. Ведь соборность – это понятие, которое отождествляется с Церковью, и значит, включает в себя все эти измерения. Соборность – понятие более широкое, чем пророческое вдохновение и служение в Церкви. Пророчество является высшим, одним из самых высоких даров людям, вообще людям как таковым, потому что когда Бог напрямую, лично доходит до человека – это всегда что-то потрясающее, непредвиденное, невозможное в этом мире. Но получилось так, что как раз пророческого служения, пророков в дни работы Собора не проявилось. Во всяком случае мы вчера как-то это ощутили, увидели и попытались об этом всерьёз говорить. Самое интересное, что это не значило, что тогда не было в Церкви пророков! Вот что поразительно. Среди членов Собора был, скажем, отец Сергий Булгаков – гениальный человек, человек необыкновенных духовных даров. Но он скорее был не пророком, а гностиком – он отличился глубиной богопознания и познания человека, и Церкви, и Божьей Матери, её тайны. Но и пророк был – хотя бы тот же Николай Бердяев. Можно было бы ещё по сусекам поскрести, я думаю, и ещё кого-нибудь нашли бы. Но уж Бердяев – общеизвестный человек, всеми – и друзьями, и врагами – называемый пророком. Пусть в устах врагов он пророк «нового средневековья» – да, как угодно, но всё-таки пророк. И он с самого начала, с первого дня работы Собора говорил, чем нужно заниматься его участникам. Он ни в коем случае не стоял где-то сбоку – мол, всё идёт не так, как я хочу, и я умываю руки. Понятно, что пророк так себя вести не мог. И Бердяев писал замечательные вещи, действительно пророческие. Но поразительно: Собор его не слышал.
Вообще начинался Собор как такое хорошее учреждение, в духе своего времени. Он потом обрёл какие-то новые обертоны, новые струи в своем духовном делании. Он потом показал эту соборность, которая произвела на всех такое впечатление, что это стало неотъемлемой нормой внутренней жизни православных людей, во всяком случае в Российской церкви. И поэтому мы так страдаем от попрания этой нормы в наше время. А другие не очень страдают. И православные греки и другие православные не очень вас поймут. Если вы поговорите с ними именно о соборности, в ответ вы от них услышите много интересного, но все будет не о том. Поговорите с католиками, с протестантами... Да, есть потрясающие исключения. XX век в этом смысле – вообще уникальное время: и у католиков, и у протестантов в XX веке тоже были и пророки, и люди, поглощённые духом соборности в связи с откровением о человеке, в связи с откровением глубины его экзистенции. XX век – фабрика смерти, и нельзя было не реагировать на это, поэтому откровение личностности и соборности, то есть самое важное, квинтэссенция нашей веры и жизни, удивительным образом сблизило все христианские конфессии. Конечно, нельзя сказать обо всех однозначно. Но всё-таки среди людей, которые живут в западных церквах, чаще идут по усреднённой колее. Вы там не найдёте взаимопонимания по вопросу о соборности, разве что будете очень хорошими знатоками некоторых западных богословов и духовных писателей. Если вы на них будете очень хорошо ссылаться, тогда вас будут слушать, но не более того.
Поэтому соборность – это в каком-то смысле откровение нашей Российской церкви, это подарок нам, как бы в преддверии этого ужаса, этого ада XX века, который раскрылся, открыл свою пасть прежде всего в нашей стране и поглотил её саму и весь наш народ. Но это же был через нас подарок и всему миру. Это то, что Господь хочет сказать всем, вообще всем людям, потому что Господь – Отец всех людей на земле! Ушли те времена, когда думали, что есть какой-то один богоизбранный народ. Всё это уже давно надо забыть. Все люди принадлежат к богоизбранному народу, если они имеют внутри себя желание ответить Богу и Христу, ответить в духе любви, в духе приятия. И это Собор сделал. И соборность как норму церковной жизни он утвердил, хотя сам начинал не в этом духе.
Вчера для нас это было не очень приятным открытием. Об этом обычно никогда не говорят: одни и те же характеристики как-то прилагают ко всему Собору. Он длился-то недолго, чуть больше года – с конца августа 1917 до сентября 1918. Большевики его, как водится, разогнали. Они как бы его закрыли, но ведь не закрыли, а распустили, поэтому я и говорил на нашем последнем фестивале, что Собор поныне не закрыт и продолжается, и нам ещё предстоит его закончить, коли сама церковь его не закрывала. Это потрясающее явление, беспрецедентное, насколько я помню из церковной истории!
Да, на самом Соборе пророческого голоса не было – ни в начале, ни в конце; ни тогда, когда не было в нём ощутимого духа соборности, ни тогда, когда он безусловно был и ощутимо действовал на всех участников так, что все они не могли его забыть и продолжали деятельность Собора до конца своей жизни, сколько бы кто ни жил. Много среди них было мучеников. И как вы знаете, недавно было особое постановление Синода о том, что сегодня надо будет поминать деятелей Собора. Такого ещё никогда не было. И даже установили праздник святых членов собора. Да, не все там были святые, конечно. Было бы странно, если святыми были бы все. Собор был противоречивым и очень многосоставным. Когда начинаешь разбираться, всё оказывается значительно сложнее и интереснее, как обычно и бывает в истории. Хотя не было дара пророчества Собору, хотя он не слышал пророков, он утвердил соборность. Но всё-таки потрясающе то, что пророки в это время были!
А вот как нам быть в наше время, когда ни собора, ни соборности, ни пророков не видать? Мы наследники этого Собора, мы не просто вспоминаем круглую дату, мы понимаем, что без продолжения и завершения его трудов не только нам несдобровать. Это было бы огромным шагом назад для всего человечества, для всех людей всего мира, если мы будем молчать о тех дарах, которые Бог дал в наше чрезвычайное время, уже целое столетие дамокловым мечом висящее над людьми. И мы должны об этих вещах размышлять!
Я лично думаю, что Бог не оставляет Свою Церковь без пророков. Просто в наше время их услышать ещё труднее, ещё труднее их найти. А мы часто просто не видим, не слышим, а иногда и не ищем пророческого слова, заменяя его поиском благословений старцев, всей этой «старцеманией». Она – это какой-то суррогат потребности церкви найти пророков. Ведь на самом деле старец – это не просто старикашечка или пусть даже старейшина. Помните, как в Новом завете переводится «пресвитер»? Чаще всего – «старец». Но настоящий старец – не просто пресвитер, ибо его старшинство харизматическое. Это человек харизматический, и таковыми являются прежде всего люди, живущие Откровением Божьим, возвещающие это Откровение, то есть пророки, и люди, познающие Божьи Тайны – христианские церковные гностики, равночестные пророкам. Служения пророков и гностиков устремляются навстречу друг другу, они идут по одному пути, как философия и богословие, только философия «снизу вверх», а богословие – «сверху вниз», но путь их один и тот же.
Поэтому мы должны сегодня не просто вспомнить удивительных святых – членов Великого московского собора 1917-1918 годов, мы должны в себе почувствовать, возродить это стремление постичь Божий дар соборности, общения, служения, личностности, в конце концов – богочеловечества. Мы должны увидеть, что Собор открыл конкретные пути. До него люди говорили, что надо делать, а Собор ещё сказал, как. Владимир Соловьёв говорил о богочеловечестве, но всё-таки это больше «что».
И нам с вами нужно провести этот день как духовный праздник. Он не случайно совпадает с днём Успения, то есть опять же с днём Церкви. Это именины Церкви. И Собор, о котором мы говорили – это тоже величайший дар церкви, который открыл новую страницу в постконстантиновской истории. Уже много шагов было в этом направлении пройдено и до 1917 года в России, в Европе, много чего было, но вот эти дары ещё не раскрывались так целостно, как это произошло на Великом московском соборе.
Пусть наше с вами сердце обогатится этим откровением, чтобы у нас никогда не было времени безблагодатного, пустого, или, скажем так, в духе прошлого, в духе константиновской эпохи!
Аминь.
