Никита Струве: «В России формально Церковь разделена с государством, но фактически она ищет с ним сотрудничества»

Никита Струве – историк русского зарубежья, специалист по истории русской церкви, философ комментирует решение кассационного суда Франции в споре за право владения Свято-Никольским собором в Ницце.

RFI: Мы узнали, что Россия окончательно выиграла судебную тяжбу за право владения собором в Ницце, которая длилась несколько лет. Это единственный случай, когда российские власти так доказали правопреемственность того, что относилось к Российской империи?

Никита Струве: Нет, попытки были, но такой вполне успешной истории не было. Нигде не удалось наложить лапу на историческое достояние русской эмиграции. Какие-то элементы давали право считать, что современная Россия может быть наследницей. Мы не очень ожидали от кассационного суда хорошего исхода, но, тем не менее, мы это ощущаем как некоторое поражение.

RFI: Почему, если более 90 лет за этим собором ухаживала ассоциация Acor, в 2008 году нужно было затевать все эти судебные тяжбы? Напомню, что тогда посолом РФ в Париже был Александр Авдеев. Почему нельзя было оставить все, как было?

Никита Струве: Потому что это идет свыше. Политика, желание овладеть достоянием русской эмиграции, историей русской эмиграции, наложить на это руку, наложить лапу ради своего государственно-церковного престижа.

Я считаю, это является проявлением недоверия и нежелания, чтобы русская эмиграция отличалась от советской власти. А она отличается и от постсоветской России многим, в частности, в церковном отношении.

Это попало на Авдеева. Когда-то мы с ним были близки, и он выражал и свою одновременно необходимость следовать указаниям власти и некоторое свое недоумение и огорчение. А потом он участвовал на самом высоком уровне, когда был министром культуры, вместе с Фийоном и Саркози все это обсуждалось и обменивалось на некоторые обещания французам купить их морской и воздушный флот. Мы узнали все это официально из газет, но это действительно торговалось на самом высоком уровне.

RFI: Опять очередной контракт?

Никита Струве: Контракт, что-то дали французскому правительству предыдущему, что-то пообещали, и тем самым было легче что-то завоевать и юридически.

RFI: Что от этого имеет российская власть? Почему она так держится за эту церковь?

Никита Струве: Потому что это красивейшая церковь в Ницце. Она символ для них чего-то, символ престижа на Западе. Это и власть, и церковь хотят построить в центре Парижа собор в противовес Александро-Невскому собору, которого они не могут как раз юридически отобрать. Но они хотят рядом с ним, и более центрально, построить свой какой-то собор и культурный центр.

RFI: Можно ли говорить, что такое поспешное объединение с Москвой связано еще и с тем фактом, что на Лазурном берегу появилось очень много русских, которые накупили там себе недвижимости, вывезли туда свои семьи, и теперь каким-то образом нужно отвечать интересам той прослойки российских граждан, которые сегодня инвестируют во Францию.

Никита Струве: Да, это один из возможных аргументов. Не объяснений, а аргументов. Основной аргумент (это производилось и в Биаррице – попытка овладеть храмом, это и в Париже попытка овладеть изнутри Александро-Невским собором), это такая политика. Политика – задушить достояние эмиграции, лишить наследников достояния эмиграции.

RFI: Учитывая этот прецедент – выигранную тяжбу, – не думаете ли вы, что и за тот собор, который находится в Париже на улице Дарю, могут взяться с таким же…

Никита Струве: Нет, там никаких юридических возможностей нет. Они стараются другими путями тоже. Но теперь, решив построить свой культурный центр (правда, это очень отодвинулось во времени, потому что проект не был одобрен французами, проект, надо сказать, бездарный архитектурно)…

RFI: Мэр Парижа выступал против.

Никита Струве: Мэр Парижа как раз наложил на него вето, и ЮНЕСКО тоже. Это в центре, в самом центре Парижа это уродство, присутствие ничему не соответствует. А присутствие собора в Париже (Александро-Невского – ред.), хотя он был построен много раньше, с тех пор он был символом присутствия русской эмиграции в Париже.

RFI: Видимо, сейчас им необходимы совершенно другие символы, которые будут символизировать совсем других людей России. Несколько странно, что в этом суде именно российские власти разбирались с этим Свято-Никольским собором в Ницце. А Московской патриархии там вообще не наблюдалось. Во Франции, как мы знаем, церковь отделена от государства. В России, похоже, совершенно другая история, потому что в финале собор отошел Московской патриархии. Почему именно российские власти занялись этим?

Никита Струве: Потому что только российские власти могли претендовать на имущество, на собственность. Церковь не могла претендовать на собственность, а власть имела эту возможность. Я не в курсе, кто является теперь реальным владельцем…

RFI: Россия ее дает в безвозмездное пользование Московской патриархии.

Никита Струве: Вот! Безвозмездное пользование. Не в имущество. Это не переходит в имущество российской церкви.

RFI: Но это все равно позволяет говорить о том, что Россия – светское государство? Можно ли говорить о том, что в России церковь и государство разделены?

Никита Струве: Они одновременно разделены и не разделены. Это тоже то, что нас огорчает. Конечно, церковь формально разделена с государством, но фактически психологически она ищет сотрудничества с государством, и государство ищет с ней сотрудничества. А это всегда довольно двусмысленная позиция и со стороны церкви, и со стороны государства.

RFI: Как вы сказали, власть вместе с церковью может таким образом поднимать свой престиж. Чего ищет церковь в данном случае?

Никита Струве: Для церкви тоже это престиж, она хочет завладеть бывшей эмигрантской церковью, архиепископией. Это длится уже более 10 лет. Она хочет ее присоединить к себе. А архиепископия западноевропейских церквей, созданная митрополитом Евлогием, всегда была независимая, над политикой и даже над национализмом.