С Сергеем Иосифовичем я познакомился в начале 1970-х заочно, через его книги, которые мне давал Николай Евграфович Пестов (+1982), известный церковный писатель.
Самиздатские страницы этих книг («Воспоминания об отце», «Церковь верных», «Свет Церкви», «О Флоренском» и др.) просто обжигали: такого о Церкви и отдельных людях в ней я, конечно, не только не читал, но и не представлял себе. А скоро получилось и познакомиться. Мой крестный Георгий Кочетков (ныне – священник) поговорил об авторе этих книг с внучкой Николая Евграфовича Катей, узнал, что автор, как ссыльный, живет за 100-м километром от Москвы, в г. Покрове Владимирской области, сильно нуждается, и решил организовать в нашем тогда небольшом молодежном круге сбор средств на помощь ему. Мы собрали, по нашим масштабам, не так уж мало. Но, зная, что купить хорошие продукты в Покрове невозможно, загрузились ими в Москве и поехали, взяв рекомендательное письмо от Николая Евграфовича, – Георгий и я. Запомнились убогость провинциального маленького городка (вдобавок – еще и жуткое название улицы, на которой жил С.И.: «Больничный проезд»), бедная обстановка в его доме, абсолютно пустой холодильник... И, как явление иного мира, особенно контрастное в этой обстановке, – большая Тихвинская икона Божией Матери в углу.
Первая наша встреча с С.И. была не очень долгой. Несмотря на письмо, он был крайне осторожен, и разговора не получилось. Впоследствии наши визиты с продуктами не раз повторялись, беседы наладились, хотя, все равно, книги говорили об их авторе гораздо больше, чем он сам о себе. Зато удивительно просто и открыто общалась с нами его жена, Вера Максимовна, с которой мы подружились, несмотря на разницу в возрасте.
Вспоминаются несколько эпизодов нашего знакомства, длившегося до самой его кончины в марте 1977 г. Однажды он показал мне свою книгу «У стен Церкви», еще не вышедшую «в тираж» (т.е. не размноженную на машинке). К ней он приложил маленькую черно-белую фотографию со знаменитой иконы Дионисия «Распятие» (нач. XVI в., из Павлово-Обнорского монастыря, ныне в Третьяковской галерее). Тело Спасителя на ней необычайно вытянуто, почти бесплотно, что передает и ощущение реальности Его страданий и, в то же время, преображения их, явления через них славы Божией. На обороте С.И. написал: «Это – икона Церкви, ибо Церковь есть стояние у Креста». С радостью прочитав книгу, я спросил его о названии – почему «у стен», т.е. снаружи, а не внутри? (В книге было выражение: «... мы можем стоять у ее пречистых стен»). Он такого не ожидал и задумался. Потом сказал: «Ну, нет, конечно, в ней. Я имел в виду, что мы стоим у ее стен изнутри».
Размышляя потом над его ответом, я все-таки пришел к выводу, что для него реальность Церкви на земле выражалась более всего в святых – древних, тексты которых он так хорошо знал, и современных ему (с некоторыми он даже имел счастье общаться лично). Поэтому своим главным делом он считал свидетельство о них новым поколениям христиан, приходящим в Церковь часто «с нуля». Себя же самого он видел в числе стоящих только «у» ее стен. Не случайно эпиграфом к одной из его книг были строчки Блока: «...Те, кто достойней, – Боже! Боже! – да узрят Царствие Твоё!»
Может быть, это было следствием его отказа от призвания к священству, о чем ему ясно сказал духовный отец, последний оптинский старец Нектарий (об этом писал сам С.И.): «... если не пойдете – испытаете большие страдания». Страдал он, действительно, очень много и глубоко. Многолетние хождения по тюрьмам и ссылкам - само собой, но, мне кажется, можно сказать, что он и на свободе жил в атмосфере большой внутренней скорби. Этому, конечно, способствовали болезни и трудности в жизни его детей и его самого. Помню, как во время последней нашей встречи, кажется, за месяц до кончины, он, сильно физически страдая от болезни крови, когда ему очень сильно хотелось чесаться, превозмогая себя, глухо, с мукой, время от времени произносил: «Господи, помилуй! Господи, помилуй!» На его отпевании священник храма, где С.И. постоянно пел и читал на клиросе (что было для него самого огромной поддержкой и радостью), о. Андрей, уподобил его мученикам, о которых говорится в Апокалипсисе: «Это те, которые пришли от великой скорби...»
Еще при жизни С.И. сделал мне бесценный подарок – маленькое четвероевангелие, изданное в начале ХХ века, которое он чудом пронес через все лагеря и ссылки. Потом к нему добавился его рукописный помянник, ранее принадлежавший его отцу, прот. Иосифу Фуделю, со многими именами. В числе поминаемых им за упокой – тогда еще не причисленные к лику святых оптинские старцы, митр. Киевский Владимир, замученный в 1918 г., митрополит Кирилл (Смирнов), епископ Афанасий (Сахаров), архимандрит Серафим (Битюгов) и др. И еще – кожаный мешочек с землей из Иерусалима, которая предназначалась для того, чтобы высыпать ему на могилу.