Вы просили рассказать о ХОСПИСе...

Там лежат онкобольные, умирающие (впрочем, не только: был на моей памяти один случай больного СПИДом). В основном – это пожилые или старые люди. Но есть и мои ровесники, и совсем молодые, и даже дети (главный врач, Вера Васильевна Миллионщикова, берёт их, хотя это не детский ХОСПИС, – но там хорошие условия, и родные могут посещать 24 часа в сутки и даже жить там). Помощь добровольца – это работа в качестве младшего медперсонала: – перестелить, покормить, сменить памперс, помочь с судном и т.д.

Но сейчас собственно на это у меня практически не остаётся времени. Сейчас мое основное дело – это помощь о. Христофору Хиллу в общении с больными и их родственниками. Нужно обойти все палаты – выяснить, кто сегодня будет причащаться, или в принципе хотел бы, но не сегодня; выяснить, желает ли этого сам больной или этого хотят только его родственники; если человек хочет причаститься, но это для него первое причастие, то хотя бы кратко, но поговорить и об исповеди (если человек в более-менее адекватном состоянии) и помочь ему подготовиться. Я говорю в таких случаях: самое главное, чтобы в сердце не было ни на кого обиды, что нужно постараться простить и самому попросить прощения; если этого нельзя сделать лично, то хотя бы в сердце. На моей памяти за эти годы было очень немного случаев, когда разговор заканчивался тем, что человек говорил, что ему это трудно или что это для него совсем невозможно. В основном говорят: «я ни на кого не обижаюсь и никого не обижаю». Специфика ситуации ещё и в том, что в основном все больные не вполне адекватны – ведь лекарства наркотические, практически у всех…

За эти годы я общалась с несколькими монахинями – надо сказать, это были самые трудные случаи общения. Одна из них очень хорошо ко мне относилась (она скончалась несколько месяцев назад), хотя и обвиняла нас с о.Христофором в протестантизме. С ней мы довольно жарко обсуждали проблему экуменизма, книги митр. Антония Сурожского.… Но, независимо от накала и интереса беседы, есть строгая норма – не больше пяти-десяти минут на разговор; это максимум, иначе тяжелобольной человек очень устаёт. Он может этого сам не осознавать, но это скажется потом, поэтому доброволец должен всегда в этом смысле бодрствовать и трезвиться.

Со многими больными есть личное общение, поэтому очень важна регулярность. Когда она нарушается, и приходится пропускать по две-три недели, то я всегда это чувствую, и приходится как бы снова что-то навёрстывать. Было несколько случаев, когда после смерти больного продолжалось общение с родственниками, и довольно долго. Но это всегда была инициатива с моей стороны, а сил моих не хватало, и так постепенно люди куда-то уходили, на оглашение за эти годы никто из них не пришёл, хотя к Богу, я думаю, пришли...

Конечно, за всё это время на моих глазах было много смертей (ХОСПИС всего на 35 коек, каждые 2-3 дня кто-нибудь уходит – насовсем). И бабушек жалко, но когда это твои ровесники или даже младше тебя... С ровесниками говорить труднее, особенно когда ситуация «не на равных». У нас правило: отвечать только тогда, когда спрашивают, – даже если понимаешь, что этот разговор последний. Иногда ничего не нужно говорить, а просто, по-евангельски – «с плачущими – плачь».

Помимо общения с больными и родственниками, есть ещё общение со старшим и младшим медперсоналом и другими добровольцами. За эти годы приходилось учиться на своих собственных ошибках, сейчас самое главное то, что к нам есть доверие. Мы как бы стали неотъемлемой частью ХОСПИСа, сохраняя при этом суверенитет – ведь мы добровольцы, и не получаем никаких денег. Также у нас правило: за причащение денег не брать, хотя о. Христофор шутит про некоторых бабушек: «Они считают, что бесплатно – значит безблагодатно».

Ну и самое главное, что есть часовня, где совершается не только богослужение вместе с больными и родственниками, но и крещение. У меня на памяти за эти годы было несколько особенно ярких случаев, когда умирающий человек (крестятся, естественно, те, кто в сознании и может более-менее ответственно участвовать в происходящем) совершенно преображался после крещения, так что его даже трудно было узнать. Был один тоже запомнившийся мне случай, когда крещение не состоялось, потому что оно было бы насилием над человеком. Хотя это и было довольно давно (помню, даже советовалась с батюшкой – правильно ли поступили, что не стали крестить). Осталось в памяти имя этой девушки – Роза. Есть также еженедельная молитва обо всех новопреставленных и о всех скончавшихся в ХОСПИСе. За ней мы поминаем также и Сергея Сергеевича Аверинцева и владыку Антония (Блума).