«Попробуем осуществить подлинную христианскую соборность»

Этот день можно считать церковным днем памяти «Православного Дела», призвание которого по формулировке его основательницы – «осуществить подлинную христианскую соборность».

Мы можем много понимать и принимать, но это еще не значит осуществить, воплотить. Члены «Православного Дела» ставили перед собой именно такие задачи.

Осуществление соборных отношений, «соборного начала» церкви, которое мать Мария характеризует как пронизывающее «ощущение общности» всех со всеми, ставится главной задачей для себя и своего поколения. «В Православной церкви человек не одинок, и не в уединении проходит путь спасения, а является членом Тела Христова, разделяет судьбу своих братьев во Христе, оправдывается праведниками и несет ответственность за грехи грешников. Православная церковь – это не одинокое стояние перед Богом, а соборность, связывающая всех узами Христовой и взаимной любви» («Вторая евангельская заповедь»).

Все это имеет основание в Евангельской двуединой заповеди о любви к Богу и человеку. Русские мыслители, Хомяков, Достоевский и Соловьев, по мнению матери Марии, многое уяснили и прояснили для широких слоев русского культурного общества именно о второй евангельской заповеди, о любви к человеку в ее неразрывном единстве с первой заповедью – любовью к Богу (чем грешил гуманизм). «Именно ею пленилась и увлекалась русская религиозная мысль. Без нее Хомякову не пришлось бы говорить о соборном устроении Православной церкви, устроении, покоящемся всецело на любви, на высоком человекообщении… Из этой заповеди только и понятны слова Достоевского о том, что каждый за всех виноват и каждый отвечает за грехи каждого» («Вторая Евангельская заповедь»).

Поэтому, утверждала мать Мария, наша задача – «сделать эти теоретические предпосылки, эти философские системы, эти богословские теории, эти заново ставшие священными слова «соборность» и «Богочеловечество» некими практическими вехами как для … личных духовных путей, самых сокровенных, самых интимных, так и для всякого … внешнего делания» («Вторая Евангельская заповедь)».

Мать Мария утверждает необходимость и своевременность не только воплощения этих начал, но и борьбу за чистоту самого метода, который она называет «соборно-личным». Она предлагает, и более того, считает это своим призванием, различение и противопоставление «тайны подлинного человекообщения всем иным лживым взаимоотношениям между людьми». «Только тут единственный путь, на котором может жить Христова любовь, более того, только тут единственный путь жизни – вне его смерть» («Вторая Евангельская заповедь»).

Такая категоричность связана с острым переживанием кризиса современной церкви и христианства, приведшего к настоящей катастрофе человечности в ней и человечества вне ее. Подлинный образ церкви искажен, затемнен, поэтому человечество гибнет.

«Приходят такие страшные сроки, мир так изнемогает от своих струпьев и ран, так взывает в тайниках своей души к христианству и одновременно так далек от христианства, что христианство не может, не смеет явить ему свой лик в искажении» («Типы религиозной жизни»).

«Зловещим явлением» мать Мария считает сведение жизни церкви до совершения культа. Храмовая литургия может стать только внешним символом, знаком, обозначающим, но не приобщающим. Это произошло в Советской России, где было официально запрещено все – проповедь, учение, благотворительность и все виды объединения верующих для совместной жизни, где нет «возможности являть миру всю любовь Христову во всем опыте своей жизни» («Типы религиозной жизни»).

Культ не может осуществить соборность.

Сегодня в России любая попытка объединения христиан воспринимается как секта. Это плод многолетнего искажения, изменения нормы, представления о Церкви.

Возлюбим друг друга

У христиан запада живое удивление вызывает православная литургическая фраза, предшествующая Евхаристическому канону «Возлюбим друг друга, чтобы в единомыслии исповедать». Оказывается, невозможно истинно исповедовать веру, если мы друг друга не возлюбили. Мать Мария настаивает на том, что это «возлюбим» означает «не только единомыслие, но и единодействие», т.е. «общую жизнь» («Мистика человекообщения»).

Мать Мария делает акцент на том, что подлинное дело церкви – это «внехрамовая литургия». «Безмерную любовь» она называет «единственным подлинным путем христианина» («Типы религиозной жизни»).

Но… здесь мы можем поставить много «но».  Такая «безмерная» любовь – страшная вещь. Она означает реальное снятие тех перегородок, которыми человек  ограждает себя (вполне оправдано, с точки зрения мира сего!) от другого человека.

Реакция честных людей-нехристиан, понимающих, что означает такая «безмерная любовь», резко отрицательна: «возлюбить ближнего как самого себя невозможно» или «мне такое (когда всякого встречного надо любить, иначе ты нечестен) не нужно».

Мать Мария хорошо понимала, что «любовь слишком страшная вещь, ей приходится иногда спускаться в слишком бездонные низины человеческого духа, ей приходится обнажать себя до уродства, до нарушения гармонии, ей не место там, где царит раз навсегда найденная и утвержденная красота» («Типы религиозной жизни»).

Здесь для каждого возникают объективные трудности и невозможности осуществления христианской соборности. Во-первых, кто этого захочет, во-вторых, кто это сможет?

Для того чтобы «осуществить подлинную христианскую соборность», без которой церковь не церковь, надо как-то к ней подступиться, найти, проложить, конкретизировать пути и кому-то пройти их до конца. Эти пути связаны с их сутью - охристовлением жизни (это по сути та же соборность или оцерковление) и с нахождением пути преодоления антропологической трудности осуществить соборность. Мать Мария становится открывателем новой аскетики – аскетики человекообщения, которую она системно разрабатывает. Но эта аскетика не самоцель, она ведет к большему, к главному – к мистике человекообщения, которую мать Мария считала темой своей жизни. Мистика человекообщения, то есть тайна, духовная тайна человекообщения, той новой и невозможной любви, которая дана в Новом завете, имеет новое качество: «да любите друг друга, как Я возлюбил вас». Чтобы к ней подступиться, мать Мария считала, что надо найти основы, как бы ступени восхождения. «Надо искать, – говорила она, – подлинных, религиозных, глубинных основ для того, чтобы понять и оправдать тягу к человеку, любовь к человеку, путь среди братьев, людей» («О подражании Богоматери»).

Что это за основы?

 «Материнство означает любовь»

Мать Мария находит подлинные основы человекообщения в материнстве.

«Материнство означает любовь». Но какую? Здесь принципиален образ Богоматери как той, кто рождает Христа и которой крест Сына как меч «проходит душу», рассекает сердце, что  означает полную открытость к страданию Сына. Она открыта к удару обоюдоострого меча, она со-путствует, со-страдает, со-распинается своему Сыну. И это открывает Ей «помышления многих сердец».

Это «единственно должное отношение человека к человеку. Только когда душа воспринимает крест другого человека, его сомнения, его горе, его искушения, падения, грехи – только тогда можно говорить о должном отношении к другому» («Подражание Богоматери»).

Мать Мария говорит не только о сыновнем, Христовом пути, уготованном каждому человеку (возьми крест свой и следуй за мной), но и о богоматеринском пути, означающим это самое отношение к человеку. «Нам, – говорит она, – «надо разобраться в наших грехах на этом богоматеринском пути нашей души» («Подражание Богоматери»).

Что тут разбираться? Тут все всем ясно. Это как заповедь «возлюби», которую исполнить невозможно. Мать Мария говорит о себе: «страшно становится на свою жизнь… Ничего кроме отпадения, измен, холода и безразличия она не являет. Каждое отношение к человеку – только грех, всегда грех». Но очень важно, чтобы мы чувствовали этот грех как грех, а не как нормальное естественное состояние, «оправдываемое и разумом, и природой» («Подражание Богоматери»).

Общая жизнь

Тут встает перед нами любимый русский вопрос «что делать?».

Мать Мария предлагает ровно то же, что предлагал А.С. Хомяков: строить общую жизнь на соборно-личных началах. Именно в строительстве такой жизни мы движемся к тайне человекообщения.

Немного из истории: сначала мать Мария пытается осуществлять соборность в Русском студенческом христианском движении (РСХД), где обретает колоссальный опыт, но для нее там слишком много разговоров и мало дела. Затем она делает попытку построить эту жизнь в монашестве. Но здесь ее ждала неудача, причина которой – монашеская идеология «отъединенной» жизни.

Главное детище матери Марии – объединение «Православное Дело», которое часто ошибочно воспринимают как благотворительную организацию, тогда как сама основательница совершенно ясно формулировала цель и суть объединения: мы не хотим заниматься благотворительностью, мы строим общую жизнь. Жизнь на соборно-личных началах.

Одна из задач «Православного дела» – преодолеть «старый соблазн индивидуалистической религии», обособляющую протестантскую мистику, которой в подавляющем большинстве заражен, по ее мнению, весь мир.

Новое сообщество примыкает к традиции русской мысли XIX века, но при этом помнит «главный порок» богословской русской мысли – «беспочвенность, ее оторванность от церковно-общественного дела» («Православное Дело»).

К 1940-му году («Православное дело» было основано в 1935 году) многое осуществилось: есть «большие силы», «братская группа» – несколько человек, связанных «неоднократно проверенным единомыслием» (так, что в сборнике «Православное Дело» любой автор мог бы подписаться под любой статьей), но и большой личной дружбой, есть много налаженных направлений работы (общежития, почти бесплатная столовая, дом для выздоравливающих от туберкулеза, работа с эмигрантами в психиатрических лечебницах, просветительско-миссионерские курсы, публичный лекторий философской академии, детские школы и мн.др.). Главное, есть сформулированный действующий метод, основанный на Евангелии, который мать Мария расценивает как поворотный, революционный, как «некий взрыв» и «нечто противоположное тому, чем жило и живет широкое церковное общество» («Православное Дело II»).

Вот как он звучит: «мы хотим противопоставить соборно-личное начало началу коллективистически-индивидуалистическому. Это значит, что утверждая нашу соборность, стремясь ее проецировать из церкви на все виды социальной жизни, мы в ней все время различаем каждое лицо во всей его полноте, потому что она есть соборность полноценных личностей, а не отвлеченный от личностей коллектив, давящий своим количеством, некоторой своей арифметической громоздкостью. Из соборности лица мы исходим. Таким образом все то, что убивает эти два начала в их взаимной обусловленности, никак нам не подходит, ни идеологически, ни практически, ни методологически. … нам чужда религия личного спасения, как центральной задачи христианства, нам ясно, что Христос пришел спасти всех и среди всех лично каждого, нам ясно, что не один человек составляет Тело Христово, а все Его человечество в общении соборном всех членов этого Тела» («Православное Дело II»).

Однако, несмотря на все успехи и стройные теоретические обоснования, мать Мария ощущает полное неудовлетворение. Это связано с уживанием двух противоположных методов, соборно-личного и того, что в жизни просто не удается преодолеть: непроницаемость разных человеческих групп, рассыпанность, отсутствие в некоторых направлениях работы взаимосвязи с целым.

Однако мать Мария и ее сотрудники воспринимают «Православное Дело» не как то, что обязательно сможет все эти непомерные задачи решить, а как «лабораторию для будущей России».

 «Мы стоим в начале некой новой церковной эпохи», – говорила мать Мария. Продолжать труд этой лаборатории по осуществлению подлинной христианской соборности, – это задача для нас.