Инокиня Иоанна (Рейтлингер): Живопись и иконопись в одной судьбе

Как нужно писать иконы сегодня?

Вопрос этот непростой, и ответов на него много. Один из них, яркий и убедительный, сходный с тем, который нашли раннехристианские художники, дала Юлия Николаевна Рейтлингер. О ней, ее творчестве, жизни, судьбе и пойдет речь.

Начнем издалека.

...Помещение, где проходили молитвенные собрания первых христиан, называлось domus ecclesiae (дом церкви). Главной его частью был именно интерьер, а внешние формы значения вообще не имели. Изображения в этих интерьерах, как только христианство из маленькой захолустной Палестины шагнуло (пока еще тайно) в греко-римское Средиземноморье, появились довольно быстро. Известны раннехристианские, не позднее III века, росписи римских катакомб (подземных кладбищ), а затем и надземных домов-церквей, в которых аллегорически или непосредственно изображались события Ветхого и Нового заветов. При этом широко использовались техника и средства выразительности, взятые из античной живописи той эпохи. В IV-V веках, после того как христианство было признано равным другим религиям, а затем стало господствующим, появились первые иконы. Это были изображения святых, наиболее почитаемых в той или иной местности, написанные восковыми красками на небольших досках, также по многом подобные античным изображениям.

Античное искусство живописи, клонившееся к закату, обрело в иконе новую жизнь. Вначале изменились только объекты изображения, сюжеты, отдельные атрибуты. В дальнейшем выявились и различия в самой манере изображения. Возвышенная, но непреодолимая печаль, свойственная многим античным образам, особенно погребальным («фаюмский портрет), или наоборот – дематериализация лиц до плоскости, схематичная штриховка, огромные глаза уступили место изображению людей, как бы озаренных изнутри, устремивших к Богу как дух, так и тело, и в этом устремлении преобразившихся. Сомнение в том, что святых и тем более Самого Христа можно изобразить в этом состоянии, вылилось в почти 150-летние иконоборческие споры, попытку запрета иконописи, уничтожения икон, преследования иконописцев. Но икона победила. Свойственная ей парадоксальная «эстетика аскетизма» предполагала, что в живописи главным становится божественный свет. Отход от любования внешними формами видимого мира восполнялся условными, символичными, но не менее яркими н красочными образами.

Не во всех христианских странах иконопись получила одинаковое распространение. Например, в Армении иконоборческие тенденции, усиленные арабским (мусульманским) владычеством в VIII-IX вв. и негативным отношением к Византии как государству, существовали до XI - XII вв. Но так или иначе иконопись стала зримым свидетельством силы христианской веры.

Однако по прошествии многих столетии икона уступила свое место объемной, обращенной прежде всего к земным чувствам человека картине на религиозный сюжет, пусть и с символическими элементами. Возрождение интереса к иконописи началась лишь на рубеже ХIХ-ХХ вв. Тогда иконописцы встали перед выбором: писать иконы, как в древности (тоже, кстати, неоднородной: иконы VI–VIII вв. значительно отличаются от икон ХIV–ХV вв.) или как в Новое время – живописно? Можно ли это объединить? И самый главный вопрос: есть ли теперь место творчеству или его вынужденно заменит собой добротное, но ремесленное воспроизведение того, что было раньше?

***

Вернемся в Россию. Время рождения Юлии Рейтлингер – рубеж XIX и XX столетий. Для России эту эпоху в области живописи можно назвать «эпохой большого взрыва»: Серов, Коровин, Врубель, Александр Бенуа, Головин, Бакст, Сомов, Гончарова, Ларионов – всех не перечислить! И одновременно – «явление народу» древней византийской и русской иконы, освобожденной от окладов и расчищенной от поздних записей или просто от грязи. Лучше многих своих современников разглядел и воспринял иконопись замечательный русский религиозный философ князь В.Н. Трубецкой. Для него икона – не только «праздник для глаза», но и духовное, мистическое откровение, «умозрение в красках».

В самом деле, мир иконы — человек и природа, достигшие совершенства, но не в земном его понимании. Они очищены и преображены, через их образы – не только изображение, но и «образ» в духовно-художественном смысле этого слова) внутреннему взору открывается идеальный Первообраз.

Искусство живописи в древней русской иконе оказалось поднятым так высоко, как не могли и предположить самые пылкие его служители и почитатели. Естественно поэтому, что древняя икона вызвала множество подражаний, т. е. стилизаций — более или менее удачных.

В Париже в 1925 г. русскими эмигрантами было создано общество «Икона». Однажды, в начале 1930-х годов, на выставке этого общества рядом с иконами известных мастеров эмиграции появились несколько удивительно экспрессивных и по форме, и по цвету изображений. Сюжеты были знакомыми, но живопись — более чем непривычной в таком контексте. Однако для некоторых посетителей рядом с этими изображениями все остальные вдруг утратили привлекательность. В книге отзывов появилась впечатляющая запись: «Мертвенная неподвижность, если бы не иконы Рейтлингер». Так молодая художница «вышла в свет».

Впрочем, не нужно думать, что она стала «ниспровергательницей основ» иконописи. Дадим слово выдающемуся искусствоведу русского зарубежья первой половины XX века Владимиру Вейдле, профессионально оценившему ее первую серьезную работу – стенную роспись храма св. Иоанна Воина в Медоне, под Парижем, в 1931 г. (храмом стал перестроенный барак. Для обшивки стен под роспись Юлия Рейтлингер купила предназначенную на слом фанеру). О росписях Вейдле пишет так: «…они примыкают к ней (византийской и древнерусской традиции. – А.К.) свободно, стремясь ее продолжить,  а не повторить,  и в красочности, в изобразительных приемах, в письме отнюдь не отрекаются от того живописного зрения, вне которого нельзя себе представить современного искусства».

Продолжить,  а не повторить!

Какими же средствами?

Существует несколько путей иконописания. Первый – «вычитание» (все приемы, формы и даже цвета, характерные для светской – «чувственной», а не духовной – живописи, из икон должны быть изгнаны). Таково большинство современных икон. Второй – «сложение» (живопись «иконизируется» через включение в нее некоторых условностей, характерных для иконы). Это порождает многие полуиконы-полукартины конца XIX–начала XX веков.

Но был и еще один путь возрождения иконы, подобный духовно-художественному процессу первых веков христианства: «рождение» иконы из современной ей живописи. Художники, шедшие таким путем – В.М. Васнецов, М.В. Нестеров, М.А. Врубель – делали это противоречиво, двойственно и, в общем, не достигли цели (последний, как ни парадоксально, оказался наиболее результативным).

Успешнее продвигались в этом направлении иконописцы – бывший художник, ученик Константина Сомова и Николая Миллиоти монах Григорий Круг, отчасти – его ученик Леонид Успенский. Смой последовательной и потому самой успешной оказалась Юлия Рейтлингер, которая сознательно назвала себя «иконным живописцем».

Что это значит? В чем уникальность ее творчества?

Она действительно пыталась не повторить, а возродить иконопись, найдя верное сочетание древней традиции и новизны свободного творчества. Как писал ее духовный наставник, один из самых значительных православных богословов ХХ века протоиерей Сергий Булгаков, задача иконописца – «нахождение современными средствами и современным сознанием однажды найденного мастером». Мастером древности.

Такое сочетание не может быть механическим. Рейтлингер хотела сохранить в иконах дух древности, но живопись их должна была быть новой. Иконописный канон (набор писаных, а гораздо более неписаных, по-настоящему духовных правил) безусловно остается, поскольку она пишет для церкви, для храмов. Но основа ее творчества – вдохновение. Канон и вдохновение!

А могут ли они вообще сочетаться?

Ответ – в словах Юлии Николаевны, написанных ею в конце жизни, но сформулированных перед принятием монашеского пострига. «Монастырь? – Нет. Мое послушание – свободное творчество».

Сестра Иоанна идет от того, что для художника естественно. Если пользоваться аналогией с изучением иностранного языка, то иконопись была для нее иностранным языком. Она его изучала и «говорила» на нем свободно. А живопись была для нее языком, на котором она не только «говорила», но и «думала».

Однако писать она хотела именно иконы, поэтому брала уроки у иконописца старообрядческой выучки и затем больше 10 лет посещала ателье религиозного искусства Мориса Дени, известного французского художника.

Научившись всему, художница переходит к новой, «иконной живописи» – прежде всего живой, но в которой ощущается канон.  Стилизация преодолевается таким подходом в принципе.

***

Посмотрим, что у нее получалось.

Богоматерь «Умиление». Обычно под словом «Умиление» понимается изображение Богоматери с Младенцем, когда Она прижимается щекой к Его щеке. Но существу5т и «Умиление» западноевропейского происхождения – Богоматерь без Младенца, со склоненной головой и молитвенно сжатыми перед грудью руками. Перед такой иконой – по-западному объемной, «живоподобной» – молился в своей келье преподобный Серафим Саровский. Сестра Иоанна переводит западноевропейский образ как бы назад, вглубь, в древнерусскую икону. «Живоподобие» – округлость, светотень – все уходит. В лике появляются высокая одухотворенность, кротость и строгость всеведения, соединенного с печалью.

Жанна д’Арк. Да, да – знаменитая Жанна д’Арк. Сестра Иоанна получила свое монашеское имя в честь святого Иоанна Крестителя. «Жанна» и «Иоанна» – одно и то же имя, значит, здесь есть и какой-то личный момент. Самое удивительное к том, что по внешним характеристикам этот образок соответствует маленьким русским иконам народной традиции, распространенным в конце ХIХ века. Очень простое, «умилительное» письмо, здесь много от лубка. Это не случайно. Потому что возрождать прерванную иконописную традицию можно, только объяв ее всю, нельзя сосредоточиться лишь на самых высоких, рафинированных образцах.

Легкость и свобода, с которой написаны доспехи Жанны д’Арк, стадо овец на дальнем берегу реки, показывают, что и здесь «не повторение,  а продолжение» традиции.

«Сотворение животных и птиц». Это фрагмент росписи маленькой православной часовни св. Василия Великого в Лондоне (1854-1947) – вершины творчества сестры Иоанны. Бог-Творец как бы вызывает словом живых существ из воды и из земли. «И сказал Бог: да произведет вода пресмыкающихся, душу живую; и птицы да полетят над землею… да произведет земля душу живую по роду ее, скотов, и гадов, и зверей земных по роду их. И стало так» (Бытие 1:20,24).

Комментарии в этом случае, скорее всего излишни.

***

В 2000 г. первая на родине выставка работ сестры Иоанны – Юлии Николаевны Рейтлингер с успехом прошла в Москве, в Музее древнерусского искусства имени Андрея Рублева.