Что такое любовь к отечеству. Часть 1

Возможно ли любить отечество, живя в постсоветской России? Что значит сегодня быть русским человеком? Как связана «любовь к родному пепелищу» с отечеством на Небесах? О русской традиции, русском народе и русском обществе беседовали со своим духовным попечителем священником Георгием Кочетковым члены малого православного братства, названного в честь святого праведного Алексия Мечева.

Отец Георгий Кочетков: С обществом и с народом в нашей стране есть проблемы. Народонаселение – это ещё не народ. Общественные потребности – ещё не общество. У нас нет живых общественных институтов, которые не контролировались бы снизу доверху политической волей и политическими средствами. Поэтому нет общества. Общество возникает из неформальных связей, таких, как, например, в нашем братстве, но не только – мы не единственные в обществе. В церкви мы такие, наверное, одни, а в обществе нет.

Неслучайно мы начали проводить «Русские беседы». Вчера вечером у нас как раз был оргкомитет, на котором было представлено наше братство, и значит, Русская церковь, я представлял Свято-Филаретовский институт, то есть сферу образования, предводитель Российского и Московского дворянского собрания Олег Щербачёв представлял наследников высших слоёв общества, которые когда-то были в стране – потом они были в основном уничтожены, но всё-таки как-то сохранились и хотят возрождаться, поэтому много думают о стране, о народе, о традиции. Был представитель Купеческого собрания из старого, когда-то очень мощного купеческого рода, которые, понятно, все были ограблены: у них отобрали всё, но не смогли отобрать у них их разум, смётку, желание всё обустроить, поставить на какой-то приличный уровень. Ещё был на нашей встрече участник из Мемориально-просветительского центра «Белое дело» – представитель, условно скажем, русской военной традиции. Потом к разговору присоединились ученый секретарь нашего института Юлия Балакшина и председатель Преображенского братства Дмитрий Гасак, тоже как представители братского и культурно-образовательного общественных начал. И это было очень хорошо, у нас получился очень интересный разговор. Дело в том, что это всё негосударственные общественные  движения, это всё общественные институты – вот что очень важно. Оказывается, народ могут представлять общественные организации. И те, кто ориентируется на государство, сразу диссонируют, «выпадают» по духу и смыслу.

Вообще это очень интересно – видеть аутентичных представителей русского народа. Не так легко их найти. Большинство людей в нашей стране не являются аутентичными представителями своих народов. Даже если кто-то может чётко, может быть, даже с гордостью сказать: я русский, я украинец, я латыш, я еврей, я грузин, я армянин – этого ещё недостаточно для того, чтобы быть таковым. Потому что нужно, во-первых, знать традицию, передаваемую из поколения в поколение, из века в век, и, во-вторых, себя видеть внутри нее и пользоваться в ней лучшим, и при этом иметь какое-то критическое начало. Но критическое начало не должно забивать живых, положительных стремлений, что очень часто бывает, особенно у русских. У евреев, допустим, сильно завышенная самооценка, а у русских, как правило сильно заниженная. Хотя и там, и там бывают исключения. Всякому непредубеждённому человеку эти качества просто бросаются в глаза, их нельзя скрыть, они характерны для большинства, почти для всех в своём народе. И эти вещи нужно ощущать.

Наше отношение к отечеству идеально выразил А.С. Пушкин: «Любовь к родному пепелищу, любовь к отеческим гробам», то есть к своему родному очагу и «смиренному кладбищу». Вы, надеюсь, знаете, что пепелище – это не сгоревший дом, а родной очаг, который постоянно горит, и любовь к родному пепелищу – это любовь к очагу, к родному дому. Родина – это место, где ты родился: ты можешь родиться в своей стране, где твой народ, можешь родиться там, где в основном живёт другой народ, но родиной твоей будет то место, где ты родился. А «родное пепелище» – это место, где живёт твоя традиция, где собирается твоя семья, которая эту традицию хранит, любит и воспроизводит или развивает, меняет её. И «любовь к отеческим гробам» – это то же самое, эта та самая преемственность, традиция. Поэтому в России, как во всех больших государствах, где всегда собирается много людей из разных народов, не важна была чистота крови. Великоросс ли ты, украинец, татарин, немец – пожалуйста, но ты русский постольку, поскольку ты впитал русский дух, поскольку он тебя вдохновляет, и ты его не просто любишь, как можешь любить традиции других народов. Хотя чаще всего люди ориентируются только на себя, для русского народа такая любовь к другим народам всегда была характерна. И если ты человек русского духа, то какая разница, какой ты крови, откуда приехали твои предки! Это не имеет никакого значения. Поэтому Пушкин для нас стопроцентно русский, как и Рахманинов, и Юсуповы… Сейчас люди абсолютно этого не понимают и пытаются разорвать русскую культуру: мол, в его фамилии какой-то предок был откуда-то из чёрной Африки.

Конечно, особенно когда в человеке сходится много разных национальных традиций, важнее всего то, что выбирает он сам. Иногда бывает, что человек, допустим, на четверть немец, а для него важна эта четвертинка, и он ориентируется на эту культуру, даже если живёт не в Германии. Он даже внешне будет похож на других, но он не будет на это смотреть, отдавая предпочтение своей традиции.

Вот что такое родина, вот что такое отечество – это там, где твои отцы. А твои отцы – это прежде всего твои учителя. И родной отец, и духовный отец, который ведёт тебя по духовному пути, – это те, кто тебя учит или должен учить. В наше время это не так. Но до начала XX века это было именно так: традиции учили, даже если очень критически относились к политической структуре, к тому, к сему. Могли быть прозападниками или нет – это всё равно. Потому что это определяет твоё отечество и, значит, взывает к тебе с одним вопросом: а ты продолжатель этой традиции, которая тебя породила, в которой ты живёшь и которой ты должен быть благодарен? Или нет? Если ты не делаешь другого выбора, не уходишь в другое отечество, то ты её должен развивать. Ты это делаешь или не делаешь? Проблема с нашим народом в том, что он этого чаще всего не делает. Потому что он не знает, где его народ, что такое его народ, он не знает, что такое его отечество, ведь его ничему такому никто не учил. Его учили каким-то общечеловеческим вещам: что дважды два – четыре, или четыре с половиной (осталось точно неизвестно). Это он знает, но больше ничего. Поэтому если его попросить прочитать стихотворение, то он, скорее всего, прочтёт что-то не из нашей традиции. И надо себя в этом отношении проверять.

Есть отечество земное, есть отечество духовное, которое для нас, христиан, должно быть соединено прежде всего с Царством Божьим, с перспективой Царства Небесного.

Вопрос: Это и есть настоящее отечество?

Отец Георгий Кочетков: Это абсолютное отечество, это то, к чему мы все стремимся. Потому что любое земное отечество – хотя и очень высокая ценность для человека, но не абсолютная. Абсолютной ценностью всегда будет Господь Бог и Божье Царство. Вот оно – наше Отечество. Но разве мы хорошо знаем, что это такое? К чему мы стремимся, как нам соотноситься с небесным Отечеством, особенно неся ответственность за отечество земное, за людей, с которыми мы живём рядом, бок о бок, за ближних? Ведь ближние – это те, с кем ты лично можешь вступить в общение. Конечно, в наше время мы иногда лично вступаем в общение с людьми, которые находятся за тридевять земель, такое возможно. Но всё-таки это общение не совсем личное, оно нередко опосредовано какими-то электронными средствами, или телевизором, всякими фильмами, или общечеловеческой культурой. Это очень важно для человека. Но всё-таки самое главное для нас – это возможность посмотреть другому человеку в глаза. Не случайно мы говорим, что христианство есть вера в Бога и в человека. Какого человека? А вот ближнего, того, с кем ты встретился лицом к лицу, не абстрактного человека. Вот почему возникает вопрос об отечестве земном. Это те люди, которые благодаря общности языка, территории, культуры, традиции ближе нам. С ними нам легче встретиться лицом к лицу и глаза в глаза. Если человек говорит на другом языке и живёт в другом государстве, далеко, он может поехать туда или приехать сюда, но всё-таки это относительно редкие случаи, а в целом мы больше всего общаемся с нашими ближними.

Это важно – и соотнесённость с Богом и небесным Отечеством, любовь к Богу и к Божьему Царству; и соотнесённость с земным отечеством и с нашими ближними, как бы соотнесённость с царством земным – и есть чаще всего наша родина, не всегда, но чаще всего. Мы родились где-то здесь, или где-то относительно недалеко отсюда. Мы здесь воспитывались, нас здесь учили, мы здесь идём по духовному пути, по которому нас тоже ведут наши духовные отцы и учителя и прошлого, и настоящего времени. Всё это и образует сложный, но замечательной образ Отечества.

Вопрос: Как в общественных отношениях не удариться в политику? Ведь государство часто кроме решения своих задач ещё и идеологически влияет на общество и формирует в сознании некое псевдоотечество.

Отец Георгий Кочетков: Это в массовом сознании. В том-то и дело: государство воздействует на массовое сознание. Поэтому кто-то находится под воздействием идеологии государства, а кто-то нет. Допустим, я уверен, что мы не под воздействием государственной идеологии, то есть, может быть, в каких-то деталях, мелочах – да, а в целом – нет.

Вопрос: Мне приходится встречаться с людьми и другого круга. Вроде и встреча происходит с глазу на глаз, лицом к лицу, но при этом у неё есть вот этот политический фон. Возможно ли всё же оставаться в русле именно общественного диалога – может быть, внутренне обращаясь к тому опыту, о котором мы сейчас говорили?

Отец Георгий Кочетков: Всё-таки ещё можно обращаться, скажем, к русской традиции. Ты живёшь на русской земле и имеешь все возможности к этой традиции обратиться. Пусть она даже разрушена, забыта, извращена, искажена, оболгана, оклеветана (открой интернет – ты увидишь что угодно на эту тему), тем не менее можно до неё докопаться, можно до неё добраться, а иногда, если очень повезёт, ещё и встретить людей, носителей этой традиции – не идеологизированной и не идеализированной, не идеализирующей все стороны жизни, а аутентичной. В наше время это трудно, но возможно и нужно. Собственно, когда мы говорим о «собирании живых сил», мы это и делаем. Кажется, так просто – собирай живые силы в церкви и в народе, всего-навсего: пришёл, увидел, победил, а на самом деле, это очень серьёзная задача. Это попытка найти ту самую аутентичность, можно сказать, корни, почву. Для нас сейчас это важно. Когда слишком много корней и почвы, это немножко застилает небо. Это плохо. А когда не слишком много, это лучше, а у нас их почти нет вообще: вырыта вся почва, выдернуты все корни – поэтому сейчас этим заниматься не только не излишне, а просто крайне необходимо. Никакое национальное покаяние невозможно без этого. Почему именно сейчас, почти год назад, мы начали проводить «Русские беседы»? Именно поэтому. Правда, мы ещё немножко хотели показать, что все официальные формы так называемого русского патриотизма, который сейчас связан, как правило, с известными политическими структурами, не аутентичны, не подлинны. И справедливо, что такой патриотизм вызывает негатив в обществе (уж в том, какое есть), потому что это что-то уродливое и неестественное, подлог, симулякр.

Вопрос: Батюшка, такие люди, как, например, доктор Гааз, кто они для русского народа? Святые? Он ведь не русский человек.

Отец Георгий Кочетков: Но он человек русской культуры. Его все знали. Неслучайно он участвовал в работе общественных и государственных органов в нашей стране. Он не просто приехал, порадовался или поругался десять или двадцать лет и уехал. Нет, он именно жил – и всем хорошим, и всеми проблемами, которые здесь видел. Поэтому мы его считаем своим. Он человек русской культуры, русской истории. Ну и что ж, что он немец по крови, и что ж, что он католик? Мы рады, что он святой. Мне жалко, что наша церковь от него сейчас так отворачивается. Святитель Филарет так не делал, даже когда доктор Гааз его обличал.

Вопрос: А почему отворачивается?

Отец Георгий Кочетков: А потому что сейчас господствует уродливое фундаменталистское – которого, к слову говоря, никогда не было у нас – представление о взаимоотношениях между христианами разных конфессий. Совершенно нездоровое и нетрадиционное, даже еретическое представление. И поэтому Божья правда не осуществляется, поэтому церковь не узнаёт святого, ориентируясь только на формальные признаки: у него воротничок не такой, и он в костёл ходил. Ну и что? Тогда многие ходили. Вы посмотрите в Петербурге: выходите на Невский проспект – и на каждом шагу храмы разных вероисповеданий. Помните, на Невском? Там их больше, чем православных. Потому что у людей было совершенно другое представление. Им в голову не приходило сказать: он католик, поэтому пусть гуляет, поэтому никакой он не святой и вообще для нас никакого значения не имел и не имеет. Так это не по-русски! Для русского характера это невозможно. Это по-постсоветски.

Вопрос: Мы в своей группе столкнулись с потерей веры в то, что в нашем отечестве, в нашей России возможно что-то изменить.

Отец Георгий Кочетков: Это связано с самим постсоветским состоянием народа, общества и государства. В нём действительно нельзя ничего изменить, потому что он преемственен по отношению к советскому строю. Но это переходный период, который в принципе не может по всем своим объективным характеристикам, существовать долго. Нужно, чтобы он сам изменился, чтобы его не стало, этого постсоветского периода. Но это не значит, что мы ничего не можем делать сейчас. Только надо делать, опираясь на Христа. Нужно на кого-то опираться, нельзя что-то сделать, ни на кого не опираясь. Если вы ни на кого не опираетесь, то вы правы, вы действительно не можете ничего сейчас сделать. Но если вы опираетесь на Христа, на Церковь, на братство, на общину, на любовь и свободу, если вы верите в слово Христово, то вы можете сделать всё. Как наше братство идёт? Оно как ледокол. Везде многометровые льды, а оно идёт – но только когда мы не в одиночку. Если один пойдёшь по этим льдам, ты ничего не сделаешь. А если ты сам на этом ледоколе, то пройдёшь. Надо людям показать это на каком-то современном примере.

Если человек верующий, то уныние для него – грех и требует покаяния. В этом смысле и Акция национального покаяния требует от нас какой-то духовной высоты, какого-то явления любви и свободы, направленных не только на себя. А люди не привыкли к этому. Для них часто вера – это что-то немножко абстрактное, отстранённое или замкнутое только на себя, на своё и своих: по отношению к себе можно, по отношению к своим – можно, а по отношению ко всем остальным – бесполезно. Вот это неправильно. Всё возможно верующему, сказано в Писании. Но сказано не ко всякому человеку, а именно верующему!

Продолжение беседы здесь.