«Бог открывается не одинокой душе, замуровавшей себя в своей обособленности»

Это его видение получило отражение в многочисленных статьях и докладах, которые ему приходилось готовить по случаю участия в международных ассамблеях и конференциях, в том числе устраиваемых Всемирным советом церквей, в работе которого он участвовал с начала 1960-х годов. Фактически его доклады представляли собой обстоятельные богословские разработки, которые и снискали ему славу одного из лучших богословов Русской церкви XX века.
Отец Виталий сам часто называл себя поборником христианского единства. Это его служение можно было бы охарактеризовать словами, сказанными в адрес его учителя по Варшавскому университету – философа и богослова Николая Арсеньева: «Он стремился не строить стены, а сокрушать их, не рыть канавы, но заполнять их, не хвастаться относительно предполагаемого превосходства, но отдать должное всем родственным формам и выражениям христианской жизни». Для отца Виталия было принципиально важно устанавливать честный и заинтересованный диалог в общении с представителями других конфессий, без которого, по его мнению, невозможно было быть услышанным в свидетельстве о Христе.

Профессор Н.С. Арсеньев сыграл значительную роль в духовном становлении будущего священника. Во многом благодаря ему Виталий Боровой в студенческие годы (1936-1939) открыл для себя мир отечественной и мировой богословской мысли, а также красоту русского религиозно-философского возрождения. Сам Н.С. Арсеньев сформировался как ученый и мыслитель под влиянием русских философов начала XX века Льва Лопатина, Владимира Соловьева, Сергея Трубецкого. Он активно посещал собрания созданного в 1905 году Религиозно-философского общества памяти Владимира Соловьева, Психологическое общество при Московском университете, «Кружок ищущих духовного просвещения».

Впервые в церковно-общественной дискуссии вопрос о единстве церквей был открыто поставлен в рамках Петербургских религиозно-философских собраний 1901–1903 годов. На одном из этих собраний, посвящённом дискуссии о свободе совести, говорилось, что с каноническим положением Церкви в России «связан, конечно, вопрос и о других Восточных церквах, об их взаимном отношении, о том, есть ли между ними единство? о том, где голос Церкви? как вещает Вселенская Церковь, когда ей надо вещать?». Хотя участники Собраний и не успели ответить на сформулированные вопросы, но знаменателен сам факт их постановки в указанное время и в пространстве открытой дискуссии, в которой принимали участие как служители церкви, так и миряне. 

Отец Виталий Боровой, будучи большим знатоком не только церковной истории, но и религиозно-философской и богословско-общественной мысли XIX-XX веков, писал, что «ни в одной христианской стране социальный характер христианства и задача “спасения мира” не были так глубоко восприняты, как в России». И теперь, после открытых гонений на веру, считал отец Виталий, Русская церковь нуждается в восстановлении своего авторитета, который она утратила, перестав быть «вождём своего народа», потеряв «влияние на творческие устремления в обществе», где «общественные и культурные изменения, творческие движения в науке, философии, в искусстве, в государственной и социальной жизни, даже в религиозной мысли, происходили без церкви, помимо церкви (а часто — и против церкви), и совершались в основном людьми, отошедшими от церкви или равнодушными (а даже и враждебными) к ней. Верующие христиане (православные) принимали в этом часто очень активное, творческое участие как отдельные личности, но не церковь... Так христиане стали жить в двух плоскостях, трудно согласуемых аспектах их бытия — в церкви и в мире».

Отец Виталий полагал, что преодоление существующего дуализма церкви и общества, церкви и культуры возможно только через обновление жизни церкви, начало осмысления которого уже положено в трудах А.С. Хомякова, К.С. Аксакова, В.С. Соловьева, С.Н. Булгакова, Н.А. Бердяева, П.А. Флоренского и других философов. В 1990 году в статье «Обновление христианина и обновление общества» он писал: «Русские мыслители всегда хотели и стремились к реальному действию, к непосредственному воплощению слова в дело», предлагали «проекты» преобразования мира «путём братского единения людей в “святой соборности”, в справедливом устройстве общества».

Для отца Виталия движение к единству было связано с возрождением соборности. В учении Хомякова о соборной природе Церкви он отмечал прежде всего его призыв к «реальному осуществлению Христова учения в жизни», которое есть «путь братской любви». Отец Виталий писал: «Нельзя себе представить, чтобы человек мог обрести Христа, отрекшись от братьев, сделав себя глухим и слепым ко всему человеческому, ибо Бог открывается не одинокой душе, замуровавшей себя в своей обособленности, а союзу душ, живущих в общении любви. Отделение любви к Богу от любви к ближнему есть ложь, различение спасения личного от спасения общего есть безумие». В свободной соборности и любви по Хомякову заключается историческая миссия русского народа, вселенское призвание Восточного православия. Вслед за Хомяковым отец Виталий повторял, что «соборность Церкви есть образ совершенства, к которому должна стремиться вся общественная жизнь». Не случайно он подчеркивал важность и актуальность для современности решений Поместного собора 1917-1918 годов, многие постановления которого связаны с поиском путей воплощения соборности, без которой невозможно и подлинное единство. 

До 1917 года у Русской церкви не было разработанной концепции по достижению межхристианского единства, хотя к этому времени уже был накоплен определённый опыт взаимодействия с инославными церквами, требовавший осмысления. На рубеже XIX–XX веков Русская церковь вела переговоры с англиканами (епископатами), старокатоликами и восточными дохалкидонитами о единстве и восстановлении общения.

Для обсуждения этих вопросов в рамках собора был открыт специальный Отдел по соединению христианских церквей. На последнем заседании Собора 20 сентября 1918 года было решено продолжить диалог о единстве с англиканами и старокатоликами, основываясь на предании древней неразделённой Церкви. Соборным определением предписывалось создать постоянную комиссию с отделениями в России и за рубежом для изучения разногласий на пути объединения с англиканами и старокатоликами. Комиссии поручалось обеспечить скорейшее достижение поставленной цели для церковного единства. Постановление от 20 сентября 1918 года стало последним деянием Собора (было принято на его последнем 170-м заседании). К сожалению, последующие события послереволюционных лет помешали этим решениям осуществиться. Отец Виталий считал символичным, что в заключительном слове Поместного Собора 1917-1918 годов было дано благословение всем, кто трудится в «поисках пути к соединению с названными дружественными церквами». Подчёркивая роль Русской православной церкви в разработке вопросов межцерковного единства, отец Виталий отмечал, что принятие соборного решения по продолжению межхристианского сотрудничества произошло на год раньше экуменической инициативы шведского архиепископа Натана Сёдерблума (основателя межцерковного христианского движения «Жизнь и деятельность»), на три года раньше Константинопольской энциклики 1920 года (окружного послания Вселенской патриархии ко всем христианским церквам о создании Лиги церквей для взаимной помощи, сотрудничества и достижения единства) и на 44 года раньше II Ватиканского собора. Это, по его мнению, явилось ярким свидетельством всему миру конструктивной позиции православной церкви в вопросах христианского единства.

Отец Виталий подчёркивал глубокую церковную традиционность молитвенного попечения о единстве, явственно выраженную в Гефсиманской молитве Христа «да будут все едины» и в известной каждому православному литургической формуле великой ектеньи «О благостоянии святых Божиих церквей и соединении всех».

Он напоминал и ответ патриарха Тихона Роберту Гардинеру в марте 1918 года, содержащий заверение в поддержке недели молитв о единстве христиан, где патриарх пишет о важности совместных молитв ради «общей задачи борьбы с силами зла, ополчившегося против Церкви»: «В настоящее беспокойное время, когда враги Христовы воинствуют против Него с особым рвением, теперь особенно необходимо для нас, верных друг другу друзей, объединиться как можно ближе для защиты христианской веры».

Говоря о современной практике молитв о единстве с приглашением к участию инославных христиан, отец Виталий особо отмечал, что православные никогда не допускали участие в так называемых «смешанных» молитвах, но «всё происходило согласно с духом сложившейся литургической практики нашей Церкви». Он считал, что христианские церкви-участницы ежегодно проводимой недели молитв о единстве (18-25 января) имеют право свободно выбирать те молитвы, которые, с их точки зрения, являются наиболее подходящими.

В этом контексте важен его призыв относиться богословски и канонически точно и к такому понятию как «еретик». Поскольку ересью можно назвать только такое «лжеучение, которое осуждено Собором и предано анафеме», но так как в отношении к инославным исповеданиям такое решение не было принято, то тема о недопустимости «молитвы с еретиками» оказывается не применима в данном контексте. Правильнее поэтому, по мнению отца Виталия, было бы сосредоточиться на созидательной задаче православного свидетельства о вере в предании древней церкви, что является лучшей помощью разъединённым христианам в деле восстановления их единства со Святой Соборной и Апостольской Церковью. «В мире, полном вражды между народами, государствами, культурами и идеологиями необходимо быть Церковью примирения и знаком единства рода человеческого и Всемирного Братства Обновлённой Человеческой Общности». Для этого необходимо совершать практические шаги к преодолению существующих разделений христианских церквей, которые выглядят непростительно перед лицом стремительно секуляризующегося мира и растущих социально-политических диспропорций. Отец Виталий видел последствия «печального греха разделения» в том, что «христиане (и на Востоке, и на Западе) как бы смирились и свыклись с уродливыми язвами разделённого христианства и стали жить раздельно, изолированно друг от друга, в постоянной полемике, соперничестве и вражде. В результате этого наступил упадок веры, отход от Церкви, рост секуляризации в обществе, распространение неверия, широкое распространение ислама, восточных мистических и оккультных движений и культов, фундаменталистских сект и разного рода парарелигиозных новых течений и групп. При этом «церкви по-прежнему наносят друг другу визиты, поверхностно полемизируют о различиях веры, в то время как безразличие к христианству всё больше углубляется». В этих условиях, по мнению отца Виталия, в общении между церквами важны практические шаги к установлению неформального плодотворного диалога, а не констатация известных фактов, сопровождаемая благопожеланиями о переменах к лучшему.

По воспоминаниям архиепископа Вроцлавского Иеремии (Анхимюка) отец Виталий в ходе переговоров умело представлял «позицию Православной церкви: и богословскую, что было тогда намного легче, но также и позицию Русской православной церкви в тех вопросах, которые были на грани политики», что было очень трудной задачей и серьёзной ответственностью.  Участники международных диалогов ценили его способность в ситуациях, «когда возникали очень трудные вопросы, иногда — конфликтные ситуации», разрешать их с помощью своего «умения оставаться честным, открытым, правдолюбивым и, одновременно, утишать эмоции». 
Как истинный последователь мыслителей начала XX века, отец Виталий в конце жизни занимался разработкой проекта создания христианского движения солидарности и взаимной поддержки, в основу которого им были положены «Тезисы Всемирного союза возрождения христианства» профессораЛьва Лопатина, написанные в 1918 году и переведённые на английский язык в 1923 году отцом Павлом Флоренским для английского журнала «The Piligrim. Review of Christian Politics and Religion». Необходимость создания всемирного союза христиан Флоренский и Лопатин видели в противостоянии наступлению на христианство. По слову отца Виталия, это был призыв к христианам всего мира «объединиться, но не в одну какую-то организацию и не для образования какой-то одной церкви, а для защиты христианской веры, для защиты учения Христа, для защиты христианских, этических, моральных, семейных, культурных, общественных ценностей». Авторы проекта хорошо понимали, что «перед лицом гонений на церковь уже никакими другими средствами нельзя было преодолеть разрушительные силы революции, большевизма, атеизма, поскольку христианство и на Западе, и в России потеряло свою творческую активность (кроме обрядов, которые совершали, не придерживаясь сути христианства)».

Будучи натурой честной и неравнодушной к судьбе Церкви, протопресвитер Виталий Боровой, живя в советские времена, создавал целые проекты церковного возрождения и имел смелость говорить об этом на самом высоком уровне. Он всерьёз ставил вопросы обновления свидетельства в современном мире, которое христиане должны нести «подобно апостолам», вопросы творческого хранения и преемства церковного Предания, предостерегал от опасности «одномерного христианства», низводящего современное богословие к идеологии, тогда как оно «не идеология, а Благая Весть о полноте новой жизни».  Будучи хорошо знаком с современными ему новыми тенденциями обновления христианского свидетельства и их богословского обоснования, отец Виталий отмечал заслуги «богословия надежды» Юргена Мольтманна, «теологии освобождения» Густаво Гутьересса и других современных богословов в преодолении «фараонова ига Константиновской эры», в очистке «русла реки традиционного богословия, которым должны были достигать нас чистые струи апостольского и святоотеческого Предания, от наслоений и песка истории».

При этом он подчёркивал, что мало расчистить русло от замшелого наследия прошлых веков, надо найти новое равновесие между истиной евангельского откровения и насущными требованиями современности. Он призывал к необходимости радикальной переориентации церковного внимания на повседневное и практическое действие, поскольку сейчас «критерием проверки любого богословия становится практика, реальный контекст. Вера узнается только по делам, «современное богословие все более и более становится богословием практики…Оно имеет дело с людьми и их проблемами и направлено к практическому их решению (в области социальной, культурной, политической, экономической жизни людей). Новое богословие – это богословие диалога с людьми других вер и идеологий». 

Он любил повторять, что когда наступит время свободы, тогда всё то, чему православные научатся в общении с другими христианами и с нецерковным миром, очень пригодится для устроения церковной жизни.

По материалам статьи Галины Ложковой «Об основаниях христианского единства».