«Я готов встать перед Вами на колени...»

16 февраля этого года Никите Алексеевичу Струве исполняется 80 лет. Трудно найти человека более с этим торжеством несовместимого. Притягательный утонченным обаянием интеллигентности и культуры, обладающий той "онтологической скромностью", которая была безвозвратно утрачена советским человеком – он не принадлежит определенной эпохе, поскольку определяет ее.

О Никите Струве можно говорить как о человеке Церкви и человеке Культуры с большой буквы. Он был лично знаком с Буниным, Ремизовым, Ахматовой, дружил с Солженицыным и Шмеманом. Но значим не сам факт его встреч с этими выдающимися людьми, а его деятельное и бережное стремление запомнить, сохранить, передать другим, ныне живущим и грядущим, открывшиеся ему сокровища. Отсюда его готовность в сложнейших условиях издавать Солженицына, спасать гибнущие росписи сестры Иоанны Рейтлингер, при первой же возможности в начале 1990-х ехать в Россию с грузовиком книг своего издательства и потом в течение 20 лет неутомимо развозить словесный дар русской эмиграции по библиотекам всей России.

Церковную судьбу Никиты Алексеевича определила встреча с Русским христианским студенческим движением, которое он воспринял как Богом данную творческую среду, как опыт невероятной свободы и подлинной соборности. Этому открывшемуся ему образу Церкви, живущей свободой и в свободе, он остается верен до конца и готов за него рыцарски сражаться, ведь «без свободы нет любви, потому что нельзя любить насильно, и без свободы нет истины, потому что истину нельзя принять как что-то предписанное».

Своим духовным чутьем Никита Алексеевич всегда чувствовал и чувствует те явления церковной жизни, в которых есть «не только зародыш, но постепенное осуществление общинного соборного начала церкви, открытой к миру, но не соблазняющейся миром». Это «духовное чутье» можно назвать пророческим даром, хотя сам Никита Алексеевич с присущей ему веселой самоиронией наверняка отвергнет столь высокие определения.

Честность, благородство, готовность бороться за Божью правду, защищать того, кого преследуют, высокого рода жертвенность – все это в сочетании с таким отношением к человеку, которое позволяет даже «врагу» выпрямиться, ощутить свое человеческое достоинство. Да и брань его «не против начальств, не против властей», а против «духов злобы поднебесной», стремящихся к сакрализации всего второстепенного в церкви, к внесению в живой организм мертвящего холода статики, бездвижности. Характерен в этом отношении эпизод, описанный им самим в «Вестнике РХД»:

«Наши расхождения с Патриархом начались в связи с бессрочным (!) запрещением, которое постигло о. Георгия Кочеткова и двенадцать его сотрудников без какой-либо фактической серьезной причины. К этому времени окружение Патриарха заметно изменилось не в лучшую сторону (был удален честнейший Борис Борисович Вик). Я спросил Патриарха, в чем же о. Георгий провинился, но он только мне ответил: «Он – гордый». – «В таком случае, – сказал я, – стольких нужно было бы запретить, начиная с Вашего посетителя». Через год, так как запрещение все длилось, я снова при очередном посещении поднял этот вопрос, умоляя о снятии запрещения. И даже в пылу сказал: «Я готов встать перед Вами на колени...» Тут Патриарх встрепенулся и вскочил со своего кресла, умоляя этого не делать. А на прощание все же сказал: «Пожалуйста, ко мне еще приходите». Но этому визиту суждено было стать последним. У Патриарха начались недомогания, болезни, мне казалось неловким его беспокоить. Запрещение, нас разделившее, было в конце концов снято, после положительного заключения Богословской комиссии...»

После встречи с Н.А. Струве в Петербурге одна гостья сказала, что такие люди примиряют ее с человеческой природой. Если выразить эту мысль по-другому, можно сказать, что сам Никита Алексеевич и есть реальное и действенное свидетельство христианской жизни, что, наверное, самое нужное и важное для современного человека.