Воспоминания Ольги Седаковой о Н.А. Струве
Среди них воспоминания Ольги Седаковой, несколько фрагментов из которых приведены ниже:
«1990 год. Я первый раз в Париже, по формальному приглашению YMCA-Press. Четыре года назад там вышла моя книжка. Струве я до этого не видела, и увидеть не надеялась, и он принадлежал для меня тому пространству, которое Ходасевич назвал «русской легендой», то есть миру несколько потустороннему. Струве приглашает меня пообедать — в рыбный ресторан (сегодня пятница, комментирует он). В рыбном ресторане подают антре: нераскрытые устрицы. Я их никогда прежде не видела и открывать не умею. — Вы второй человек, которого я учу открывать устрицы! — говорит Никита Алексеевич. — Первым был Аверинцев.»
«В саду он звонит Марии Александровне в Париж. Когда он говорит с ней, у него лицо даже еще не жениха: мальчика ранней весны влюбленности. Признаюсь, я никогда не видела таких отношений. Я читала у Франциска Ассизского, что только грубиян перестает видеть в своей жене невесту (у Франциска это была, конечно, парабола об отношении человека с верой). Читала, но видела впервые.»
«Мы много раз встречались на разных собраниях Свято-Филаретовского православно-христианского института, в попечительском совете которого состояли. Никита Алексеевич полюбил братское движение, основанное о. Георгием Кочетковым, и с радостью участвовал в братских конференциях, встречах и т.д. У него было много друзей в церкви, среди священства и мирян. Но гонимых «кочетковцев» он отличал. — Я понял, — сказал он, — что только здесь я вижу продолжение того духа, который был в нашем Русском Христианском Студенческом Движении. — Разница есть, конечно. Мы были… как-то свободнее… Но ведь это люди, пережившие советскую эпоху…»
«И последняя наша встреча в Париже. После моего выступления в Сорбонне покойная Фатима Салказанова пригласила поужинать. Мы шли по каким-то улочкам и закоулкам в ресторан, который она выбрала, было темно — и вдруг навстречу нам по пустому переулку идут две странных, почти бесплотных фигуры, почти не касаясь земли. Но идут целенаправленно. Это Никита Алексеевич и Мария Александровна (признаюсь заодно, что М.А.Ельчанинова — мой любимый, и — простите! — единственно любимый современный иконописец: ее образы дышат и молятся, и зовут молиться; о других качествах икон скажут искусствоведы). Подхожу, здороваюсь и спрашиваю: — Куда Вы идете в такой поздний час? — На Ваше выступление, — отвечает Никита Алексеевич. Оказывается, у них в извещении была ошибка во времени. Мы вместе пошли в ресторан и весело беседовали. — Как хорошо в старости! — сказала Мария Александровна. — Наконец-то ничего не нужно и беспокоится не о чем.»