«Верую в Пресвятую Богородицу!»

Несколько лет назад не помню, какая надобность занесла меня в район Печатников в Москве, и произошла эта случайная встреча со стариком, которая почему-то запала мне в душу.

Я ехала в автобусе по длинной улице Шоссейная, причём автобус то и дело застревал в пробке, и поездка оказалась нескончаемо долгой. На сидении напротив меня дремал старичок с щетиной на подбородке, с истрёпанной хозяйственной сумкой в руках. Когда мы проезжали мимо Перервинского монастыря, он очнулся от дремоты, и, поглядев в окно, автоматически и привычным жестом перекрестился на церковные купола. Потом обратился ко мне с вопросом:

– А ты веруешь?

Я промычала что-то неопределённое, пытаясь прекратить разговор, но не тут-то было: старику пришла охота поговорить.

– А я вот смолоду не верил ни в Бога, ни в чёрта, хоть и крестили меня родители в церкви. Был комсомолец-доброволец, смеялся над попами, малевал по поручению комсорга школы лозунг «Религия – опиум для народа!»

Помолчал. Снова заговорил:

– Ну, так. Война началась. Меня призвали в 43-м, мне только-только девятнадцатый год пошёл. Взяли в пехоту стрелком. В сентябре оказался в районе Лютежа – может, слышала про Лютежский плацдарм? – вот я там принимал участие. Да какое там принимал? Такая мясорубка была! Мы на левом берегу Днепра, немец – на правом. Немецкая артиллерия и авиация обстреливают и бомбят наш левый берег, а он плоский – видно всё, как на ладони. И я понял тогда, какой бывает ад. Сижу в окопчике, вжался в землю, оглох, воздух горелым пахнет, дышать трудно. Чувствую – с ума схожу. И вдруг начал шептать – быстро, вспомнив, как моя бабушка молилась вечером: «Пресвятая Богородица, спаси и сохрани меня!» И не помню, сколько раз это повторил. Голову приподнял от земли и вижу, что правый берег Днепра вроде приблизился ко мне, а на нём, на высоком месте стоит женщина с раскинутыми  в сторону руками. И вроде это она – Богородица. И вроде слышу её голос. Да какое – слышу в таком-то грохоте? Показалось, наверно. Она говорит: «Ты не погибнешь!» А потом я как память потерял. Когда очнулся, то увидел, вокруг меня разбросанные оторванные чьи-то руки-ноги – сплошное мясо человечье кругом. Горящие доски какие-то – от блиндажа, что ли? Искорёженное железо. Видел пушку, у которой ствол согнулся чуть не узлом. А я живёхонький и даже не ранен. Землёй в окопчике немного присыпало меня. Чудо? Чудо! Молитва моя не прошла даром.

Когда обстрел закончился, начали собирать оставшихся солдат. Потом дали как следует немцам на правом берегу наши самолеты и артиллерия. Ну, в общем, долго рассказывать. Дальше была переправа через Днепр на чём попало. Ночью переправлялись.

Так я после этой переправы, как шли в наступление, всегда теперь молился: «Пресвятая Богородица! Спаси меня!» Никаких там слов, вроде «За Родину! За Сталина!» и «Ура!» не кричал. Так и прошёл остаток войны. Правда, один раз ранен был сильно в ногу. Наверное, это меня даже спасло. Потому что лежал я в госпитале, пока за Днепром до самой нашей границы продолжались бои. Ещё я воевал в Венгрии. До Берлина не дошёл – война закончилась…

Теперь сколько уже годов обязательно хожу в храм и ставлю свечку к иконе Богородицы. Она меня спасла! Она – матушка-заступница! И ей надо молиться в первую очередь, когда крепко прижмёт. Бог-то далеко, а она ближе к людям.

Спутник мой замолчал. Я поинтересовалась, как жил он после войны.

– Ну, как? По-всякому. Женатый был. Семья была. Два сына было. Дурные какие-то оба. Пили без продыху. Один угодил в тюрьму и до сих пор не знаю, живой он или нет, и где. Другой спился и умер. Недавно свою старуху схоронил. Один теперь. Вот еду двоюродного  брательника навестить. Раком он болен, скоро помрёт. А я всё живу, и ничего мне не делается… Ну, прощай! Остановка тут моя. И мой совет тебе: ты веруй и проси помощи у Богородицы. Она поможет!

И старик поднялся и пошёл к выходу из автобуса.