«Великая? Бескровная? Революция?» в Твери
Важно ли для современного человека видеть не только последствия, но и причины своих поступков? А поступков других? Так ли банален тезис, что у человека (да что там человека – у народа!) без прошлого нет будущего?
Такими вопросами на исходе прошлого года задались члены тверских малых православных братств. Плодом такого вопрошания стало рождение годового лектория «Великая? Бескровная? Революция?», посвященного теме событий 1917 года, их осмыслению и… преодолению.
Открыла проект лекция протоиерея Георгия Митрофанова, заведующего кафедрой церковной истории Санкт-Петербургской духовной Академии. В своем выступлении отец Георгий обозначил церковную составляющую предреволюционной ситуации в России – незаслуженно недооцененную – и предложил несколько, по его словам, в чем-то может быть и парадоксальных и даже провокационных трактовок произошедших событий.
Что такое «парадокс 1917 года»? Как получилось так, что в стране, где было более 50 тысяч храмов, где большинство называло себя православными, а Закон Божий преподавался повсеместно, произошла глубокая перемена в российской истории, связанная с желанием начать жить без Бога, даже вопреки Ему?
В поисках ответа отец Георгий обращался за помощью к русским религиозным философам и мыслителям, таким как Петр Струве, Николай Бердяев, Семен Франк и Георгий Федотов. И этот ответ у философов, несмотря на расхождения в их взглядах, был во многом схож: чтобы быть православным недостаточно знать, как поститься и как кланяться, но нужно знать, как по-христиански реагировать на происходящие события.
Далее, вслед за Федотовым, Георгий Митрофанов прослеживает четыре этапа церковной истории, пытаясь найти глубинные корни такого православия на «Святой Руси» («Это что же за деревянный кирпич, эта Святая Русь!», – восклицает отец Георгий), и приходит к неутешительному заключению, что с самого Крещения Руси господствующей религией было не православие, а двоеверие.
Потому в частности в первые века христианизации страны и не было у нас ни мучеников, ни ересей. Их отсутствие связано не с предельной святостью Древней Руси, а с отсутствием богословия как такового – новую веру народ принял насколько легко, настолько и поверхностно. А стоило в XVI веке задуматься об этом, так незамедлительно случился раскол, да и тот не столько на богословском, сколько на бытовом уровне.
Реформы, начатые Петром I и продолженные его преемниками на протяжении XVII - первой четверти XVIII вв., пытавшимися, среди прочего, вытащить христианство из келий, чтобы научиться жить по-христиански, были остановлены в николаевскую эпоху.
Подводя итог своему выступлению, отец Георгий отметил, что события 1917 не были неизбежны, но они были не случайны. В качестве точки невозврата часто называют Первую мировую войну, которую Россия проиграла не политически, не экономически, а прежде всего в культурном отношении – русскому человеку не хватило духовного потенциала. И когда побежденный русский солдат вернулся домой… Мы все знаем, что случилось. Митрофанов же такой точкой невозврата видит правление Александра III, не пожелавшего поддержать проводимые его отцом реформы.
«Для меня то, что случилось в октябре 1917 года – это победа под видом марксистской революции глубокой культурно-исторической духовно-религиозной реакции, – подвел итог своему выступлению отец Георгий. – Наш народ, из-за своей ошибки в 1917, был обречен на попытку совершения самоубийства. В силу своей многочисленности убить себя он не смог, но искалечил настолько сильно, что мера этой травмы до сих пор не оценена. Однако без понимания критичности того положения, в котором пребывает наш народ, очень трудно понять, что ожидает нас в будущем. Что же делать сейчас? Могу лишь вторить Александру Солженицыну, что первоочередная задача нашего народа – сберегать еще имеющиеся у него силы. Но что значит сберегать? Значит творчески использовать их для утверждения в нашей жизни истинных христианских ценностей. Не купание в проруби, не поклонения святыням, не почитание мощей, а жизнь по Евангелию сможет вернуть нас хотя бы к тому уровню, которого когда-то – пусть не всегда удачно – пыталась достичь Российская империя».