Церковный историк Лидия Головкова выступила с лекцией о Большом терроре

С лекцией о Большом терроре выступила 8 июня в Православном Свято-Тихоновском гуманитарном университете известный церковный историк, старший научный сотрудник Отдела новейшей истории ПСТГУ Лидия Головкова, посвятившая многие годы изучению судеб новомучеников и исповедников XX века.

На вечере историк рассказала об основных кровавых вехах Большого террора и о том, как в некоторых случаях производился поиск людей и мест захоронений. Например, многие впервые услышали о том, что так хорошо теперь известные места массовых расстрелов в Москве – полигон Бутово и Коммунарка (бывшая дача Г. Ягоды) – вообще не упоминаются в документах репрессивных органов. Как пояснила Л. Головкова, не существовало списков с указанием того, кто где расстрелян. Установить эти места удалось только по показаниям нескольких свидетелей, а понять, кто где закончил свою жизнь, можно исходя из того, что в Бутово расстреливали тех, кто был осужден «тройками» и «двойками», а в Коммунарке – осужденные Военной коллегий Верховного суда («что создавало видимость законности»).

Так, известно, что в Коммунарке расстреляны несколько тысяч (точнее сказать пока невозможно) жертв террора в 1930-1941 гг. Среди них – Сергей Эфрон, Борис Пильняк, Артем Веселый, князь Дмитрий Шаховской и многие другие, в том числе – 165 жителей «Дома правительства» («Дома на набережной»). В Коммунарке почти нет священнослужителей. В Бутово же покоится целый сонм новомучеников и исповедников во главе с митрополитом Серафимом (Чичаговым): святители Николай (Добронравов), Димитрий (Добросердов), Иона (Лазарев), Аркадий (Остальский), Никита (Делекторский)), священнослужители, монахи и миряне. На Бутовском полигоне расстреляны около 100 художников, 12 царских генералов, больше всего крестьян, спортсмены-альпинисты и многие-многие другие, всего, по словам Головковой, представители 63 национальностей. «Можно сказать, что в Бутово расстрелян народ – все, от мала до велика», – сказала она и напомнила, что осенью 2017 г. на Бутовском полигоне был открыт мемориал «Сад памяти», где на гранитных досках указаны имена погибших здесь по дням расстрела. Известно, что только в период с августа 1937 года по октябрь 1938 года здесь были расстреляны и захоронены более 20 тысяч человек. Около тысячи из них приняли мученическую смерть за исповедание православной веры, более 300 причислены к лику святых. «Но мы до сих пор не знаем точно, сколько здесь было уничтожено людей», – отметила автор доклада.

Рассказывая о других местах репрессий, Лидия Головкова упомянула древние московские монастыри: Новоспасский, Спасо-Андрониковский, Ивановский (Иоанно-Предтеченский), которые в первые годы советской власти были превращены в концлагеря. В последнем из них до сих пор 70% территории занято структурами МВД, вход туда воспрещен. Та же ситуация – на Большой Ордынке, 17, где был филиал Ивановского концлагеря. Теперь этот дом недалеко от церкви иконы Божией Матери «Всех скорбящих Радость» представляет собой руины, но подобраться к нему невозможно, никаких усилий по увековечению памяти об этом месте ждать не приходится. До сих пор нельзя попасть и в расстрельное место в Лубянском квартале (Варсонофьевский пер., дд. 5, 7, 9). «Даже у митрополита Тихона (Шевкунова) не получилось», – добавила она. Всего в Москве в 1917-1918 гг. появилось 52 места заключения и расстрелов «врагов советской власти», и лишь в немногих из них сохраняется память об этом.

Говоря о местах, где содержались и расстреливались жертвы массовых репрессий по всей стране, Лидия Головкова подробно рассказала и про «лагеря смерти» в Холмогорах и на Соловках; про строительство Беломорско-Балтийского канала и канала Москва-Волга, усеянных костями заключенных; про лагеря в Казахстане, на Колыме и множестве других; о «диком соревновании» местных руководителей в годы Большого террора – каждый из них старался перевыполнить «план по расстрелам», спущенный сверху.

В ходе своего рассказа Лидия Головкова не раз с сожалением обращала внимание на то, что память о жертвах советских репрессий не сохраняется как должно. Так, на Соловках «все так отреставрировано, жаль, что пропали следы лагеря, некоторые свидетельства остались только благодаря фотосъемке Юрия Бродского». Говоря о лагерях в Казахстане, она неожиданно продемонстрировала присланную оттуда бумажную упаковку из-под кефира, на которой рассказана удивительная история: местные жители, к злой радости охранников, кидали камнями в заключенных АЛЖИРа (Акмолинский лагерь жен изменников родины), но случайно выяснилось, что эти «камни» имеют молочный вкус – так сочувствующие казахи пытались подкормить изможденных женщин куртом (высушенный на солнце соленый творог). Л. Головкова считает это важным свидетельством «казахской доброты» и добавляет: «У нас такого не стали бы печатать на кефире».

Места массовых расстрелов под Тверью напоминают о том же – в Медном есть российская часть мемориала, которую Лидия Головкова охарактеризовала как «позорище», и польская часть, в память о захороненных здесь тысячах польских граждан, расстрелянных в 1940 г. – здесь, по ее словам, устроен целый мемориальный комплекс с центральным памятником, колоколами, воротами, огромными крестами на местах братских могил. И могилы эти не безымянные: исследовательница рассказала, что в 1990-е гг. «поляки приехали, забрали останки всех своих, опознали, потом привезли обратно и захоронили там же, на месте убиения». «Нам стоит поучиться у поляков», – резюмировала она.

Завершая лекцию, Лидия Головкова отметила, что «требуются еще большие исследования», посвященные жертвам Большого террора в СССР, но «трудно рассчитывать», что они будут проведены в должном масштабе.