«Сохрани наше братство во имя Твое святое»

Имя отца Спиридона (Кислякова) пока еще недостаточно широко известно в нашей церкви. В основном о нем знают как о сильном проповеднике и миссионере: во время миссионерских крестных ходов в Сибири сила его проповеди к жителям окрестных деревень была такова, что многие из них тут же вставали на колени и начинали слезно каяться в своих грехах.

Однако довольно скоро архимандрит Спиридон столкнулся со многими искажениями церковной жизни, которые привели его к мысли о том, что русская церковь находится в кризисе и ей самой нужно напомнить о Христе.

Отца Спиридона крайне угнетали последствия формального крещения сибирских народностей: он столкнулся с полным отвращением к христианству со стороны новокрещеных. Тогда он перестал крестить инородцев, понимая, что ему некуда их привести и что при таком состоянии церкви он не может обещать им полноценной христианской жизни после крещения. Главной причиной духовного кризиса в церкви он считал ее соединение с государством и, как следствие этого, – вытеснение из центра христианской жизни Самого Христа.

В 1917 г. отец Спиридон приезжает в Киев, куда его пригласил профессор Киевской духовной академии Василий Экземплярский, который долгое время был руководителем Киевского религиозно-философского общества и жил идеями соборного и литургического возрождения церкви. Архимандрит Спиридон воспринял поиски профессора всем сердцем и тут же начал воплощение этих идей на практике. Он становится руководителем братства во имя Иисуса Сладчайшего. Изначально это братство состояло из рабочих, нищих, маргинальных людей, в том числе преступников. Своего храма у братства не было — братья и сестры молились в разных храмах, куда по договоренности с местными причтами отца Спиридона приглашали служить и проповедовать.

Из воспоминаний дочери о. Алексея Глаголева Марии Пальян-Глаголевой известно, что произошло частичное слияние общины о. Анатолия Жураковского с братством о. Спиридона. Отец Спиридон знал будущего отца Анатолия с юности и однажды в буквальном смысле спас от смерти, устроив его, больного туберкулезом, во время гражданской войны в деревню, где нормальная еда и свежий воздух поставили его на ноги. И вот, в интеллигентную среду общины о. Анатолия влились люди совершенно иной культуры, другого образа жизни. Тем не менее, этот духовный сплав оказался единым братством. Архимандрит Спиридон становится настоятелем Преображенского храма — бывшей старообрядческой церкви на ул. Павловской (сейчас храм разрушен). По слову отца Анатолия Жураковского, там «он возродил древний церковный идеал».

Действительно, в братстве Иисуса Сладчайшего возрождалась литургическая норма. Архимандрит Спиридон учил людей сознательно участвовать в богослужении: литургия совершалась при открытых царских вратах, на что архим. Спиридон получил благословение патриарха Тихона, с чтением вслух «тайных» священнических молитв, общим пением и употреблением русского языка богослужения.

Проповедь отца Спиридона всегда касалась самых животрепещущих нравственных проблем. Он призывал верующих к жертвенной любви ради Христа и новой жизни для всех людей земли. Об этом мы читаем и в его последней изданной при жизни книге «Царь Христианский»: «Таинство Евхаристии представляет из себя такое возложенное Христом через нее, т. е. через Евхаристию, обязательство на всех христиан, причащающихся Тела и Крови Господа, по которому они должны всегда иметь в себе самих пламенную добровольную готовность умереть за Христа, за Его божественную жизнь как за Царство Божие и Новый Завет, за новый строй божественной Христовой жизни на земле».

В братстве во имя Иисуса Сладчайшего особое внимание уделялось покаянию, причем не только личному, но и за грехи народа. Сама братская жизнь как исполнение воли Божией в воплощении евангельского образа жизни в братстве воспринималась как принесение такого покаяния. Исповедь, которую проводил архим. Спиридон, часто происходила во всеуслышание. Иногда к архимандриту прямо перед выносом чаши подходил какой-нибудь опустившийся человек и признавался в совершенных преступлениях. Тогда о. Спиридон обращался к народу в храме с вопросом: отпустит ли такие грехи Бог? Такой живой образ служения приводил к религиозному подъему - так действовала сама атмосфера братства.

Архим. Спиридон, которого называли «миссионером чайных и ночлежек», много проповедовал среди городских низов. Совместно с о. Анатолием Жураковским о. Спиридон проповедует мятежным солдатам в казармах и рабочим, везде встречая доброжелательное отношение, а в 1918 году они приходят на помощь пострадавшим после обстрела Киева — собирают одежду, продукты, организуют уход за детьми. С отцом Анатолием Жураковским они вместе совершали богослужения в знаменитом «Босяцком магазине» в центре города (это был обычный магазин, однако назывался он так в народе потому, что в нем всегда было много босяков, готовых обокрасть невнимательных покупателей). Там сдвигали столы и служили вечерню, читали проповеди. По свидетельству многих, проповеди о. Спиридона нельзя было слушать без слез.

Профессора и студенты, члены братства, подхватили миссионерский настрой своего наставника. Многие из них выступали с лекциями, еженедельно участвовали в духовно-нравственных беседах и беседах о церковной реформе. Кроме того, в братстве проходили особые «детские беседы», где проповеди на евангельские темы произносили сами дети. Братство вело широкую благотворительную работу среди бедноты, нищих, больных и заключенных.

Деятельность архим. Спиридона и его братства имела большой плод и отклик у огромного количества жителей Киева. Численность братства быстро увеличивалась. 

Скончался отец Спиридон 11 сентября 1930 года, в день Усекновения главы Иоанна Крестителя. На его похороны собралось множество босяков, бомжей и нищих города Киева. Похоронная процессия растянулась на несколько километров.

Отец Анатолий Жураковский в своем прощальном слове над гробом отца Спиридона произнес (публикуется в сокращении):

«Брат, сослужитель, отец и друг! Кончено. Кончен твой жизненный путь, кончено твое служение, кончены дни и часы нашей дружбы. Вместе с тобой мы клали первые камни твоего детища, братства во имя Иисуса Сладчайшего, вместе с тобой мы ходили по храмам, возвещая Божье слово.

Вспоминается, как ты пришел ко мне, больному, и поставил на работу Господню. Потом ты делал свое дело отдельно в течение многих лет. Наконец, Господь привел меня в твой храм, не одинокого, а с овцами моего стада, и теперь, брат, друг, отец, Господь поставил меня свидетелем твоей последней предсмертной исповеди, поставил меня у твоего гроба.

Как человек – ты падал, оступался, согрешал, но среди падений ты держался крепко края Его ризы, и сердце твое пламенело.

Твои ложные обвинители, приведшие тебя ко гробу, искали в твоих книгах соблазняющих страниц, но они не знают главного – твоей пламенной любви, не знают, что ты был один среди безумцев, поднявший голос против крови во имя поруганного Иисуса Сына Божия. Это поругание, совершаемое руками сильных мира, служителями алтарей, это поругание, совершаемое в каждом сердце, было главной болью сердца твоего, и ты пришел, чтобы возвестить о поругании Бога и пробудить пламя любви к Иисусу. Когда ты говорил о Нем, слово твое было сильно, как гром, и полно такой нежности, что человеческое сердце таяло и истекало слезами. Ты возвестил о Христе Иисусе – и, казалось, воздух вздрогнул, как от взрыва, ты заговорил об Иисусе Сыне Божием, и те, которые не слышали о Нем, пришли к Нему, и те, что слышали и отреклись, вернулись к Тому, о Котором ты говорил, называя Его Солнцем жизни, о ком возвещает всякое дыхание, и те, кто любил Его, научились любить по-новому, и тайна Его открылась им иначе через Божественную Литургию, совершаемую тобой. Ты привел множество человеческих душ и заставил трепетать сердца, отучившиеся любить и трепетать. Ты приходил к богатым и бедным, старым и молодым, маленькие детские ручки тянулись к тебе, и лицо твое изменялось и становилось солнечным, когда ты видел детские головки.

Ты работал неустанно день и ночь, доступный всем, радостный, отзывчивый, готовый день и ночь протягивать руку помощи. Ты давал сердце свое кусками тем, кто приходил и жаждал твоей любви, трудов и подвигов.

Сколько терний, вражды, клеветы пришлось тебе видеть. Помнишь, 12 лет назад, когда первая буря разразилась над тобой, ты был мощным, сильным, ты вынес удары. В чем только не обвиняли тебя, но Бог послал тебе сильного защитника в лице святейшего Патриарха Тихона с любящим широким сердцем, истинного служителя духа, а не буквы мертвящей.

Ты совершил работу – из живых камней созидал братство Иисуса Сладчайшего, из живых сердец, преображенных тобой, ибо ты находил их холодными, окаменевшими и делал живыми камнями. Мирно, тихо, радостно делал ты свое дело, душа твоя преображалась год от года, день ото дня, и мы, друзья твои и близкие, удивлялись, какая почиет благодать Божия на тебе. Ты стал более просветленным, ласковым. Как умел ты гневаться, я знаю, я помню, когда видел тебя гневным, когда слышал твои гневные слова, но теперь твой образ светится тихим ласковым светом.

Ты думал до конца дойти тихо, но Бог дал тебе новые тернии в твой венок. Беда пришла неожиданно, не со стороны, а от ближних. Новая жестокая клевета, как змея подколодная, выползла. Сначала ты детским удивленным взором смотрел и не понимал, почему люди злобствуют. Потом ты понял, как злобно и верно направлен удар, и увидел, что удар смертельный и приведет тебя ко гробу. Твоим обвинителям ты сказал, что будет судить Бог. Твой духовник, я свидетельствую, что ты умер с глубоким прощением, с миром, но с затаенной грустью. Перед кончиной твоей ты плакал. Грусть была о твоем деле и о том, что ты нашел в людях и братьях. За несколько дней ты предвидел, что кончина близка и давал наставления. Но никто не думал, что скоро раздадутся надгробные песни. Ты кончил славно. Ты умер со знаменем в руках на своем посту. Буря, ветры не поколебали тебя, потому что ноги твои стояли на камне. Твоя кончина в день Усекновения – знаменательный, скорбный, торжественный день – твоя кончина блаженна.

Мы, стоящие у гроба, не понимаем еще, что ты умер. Мы не можем поверить, что не увидим улыбки твоей, не услышим ласковых слов, стены храма не будут потрясаться от слов твоих, и алтарь не будет оглашаться молитвенными призывами. Мы стоим перед гробом твоим, и каждый вспоминает, как он умирал от голода, и ты помог ему, другой – как ты поддержал его ребенка, третий – как он в первый раз услышал о Христе, и сердце его затрепетало и было пленено послушанием Господу Спасителю. Мы стоим около твоего гроба, как дети и овцы стада твоего. Я говорю один, но знаю, что тысячи сердец говорят вместе со мною, я говорю: друг, отец, пастырь Божий, от имени тысячи сердец. Я говорю от имени бедных, нищих, убогих, сирот, вдов, заключенных, больных, отверженных, грешников, блудниц, разбойников, приведенных к покаянию. Я говорю от имени всех их и кладу перед тобой земной поклон.

Спасибо тебе, отец. Отец, ты слышишь эти слезы. Отец, ты любил, ты имел обычай часто во время проповеди обращаться с вопросом к твоим чадам. Ты спрашивал их властно и властно требовал ответа. Бывало, что перед алтарем они давали обет верности Христу Спасителю. Ты уже больше не спросишь их о верности. Позволь же от твоего имени в страшный последний час спросить духовных чад твоих – верь, что уста мои зададут последний вопрос: братья и духовные чада отца Спиридона, учившего вас так долго, обещаете ли вы здесь, перед гробом, как ему на суде Христовом, обещаете ли всеми силами сердца хранить верность его заветам, наставлениям? Обещаете ли вы не оставлять святого братства, святого дела, начатого отцом Спиридоном и стремиться ко Христу? Обещаете ли вы?

Отец, ты слышишь эти слова? Брат, сослуживец, друг, ты слышишь эти слова обета. Молись Христу Спасителю, как молился здесь, на земле, в храме, дай силы обеты исполнить. Спи спокойно, брат, друг, иди отдохни, ты так устал. Твой день так долог, подвиг так труден. Ты отдохнешь от непосильных трудов, от холодного непонимания, от людской жестокости. Там встретит тебя с распростертыми объятиями твой друг – святейший патриарх Тихон. Там встретят тебя святители, там встретит тебя Тот, Кого ты любил больше жизни, Кому отдал жизнь, дыхание, там встретит тебя Христос, наш Спаситель, наше Солнце.

Молись о твоих духовных чадах и о том, чтобы Господь и нас грешных, всех близких, собравшихся здесь у гроба, в страшный день Суда, привел войти вместе с тобой в Его Царствие и чтобы там, в вечности, где нет забвения, вражды, где свет невечереющий, едиными устами прославляли твоего и нашего Бога, твоего и нашего Спасителя. Аминь».

Сохранилась молитва отца Спиридона о братстве во имя Иисуса Сладчайшего:

«Царь и Законодатель мой Христос! Сохрани наше братство во имя Твое святое, и не только братство, но и всех тех, кто любит Тебя, кто пребывает в Твоем Евангельском слове и живет Твоею жизнью. Когда я помыслю, что буду оторван от своего братства, то сердце мое обливается кровью и смертельная скорбь и тоска тяжелым бременем ложатся на мою душу. Христос! Живой мой Христос! Я со слезами молю Тебя и с сокрушенным сердцем прошу тебя: сохрани наше братство во имя Твое святое!»