Река, которая течет невидимо

Новомученики и исповедники Российские – священники и миряне, ровесники наших прабабушек и прадедушек, – как они пришли ко Христу, учились, жили, воспитывали детей, общались? Об этом рассказала Елизавета Михайловна Шик, дочь священномученика Михаила Шика на встрече с членами Преображенского братства.

Новомученики и исповедники Российские – священники и миряне, ровесники наших прабабушек и прадедушек, – как они пришли ко Христу, учились, жили, воспитывали детей, общались? Об этом рассказала Елизавета Михайловна Шик, дочь священномученика Михаила Шика на встрече с членами Преображенского братства, прошедшей 14 апреля в часовне Свято-Филаретовского православно-христианского института.

В начале этого года Елизавета Михайловна выступила с докладом на конференции «Равнина русская», однако желание узнать больше о жизни семьи Шик побудило Покровское малое православное братство организовать еще одну встречу с дочерью новомученика. Во встрече приняли участие духовный попечитель Преображенского братства и ректор СФИ профессор священник Георгий Кочетков, председатель Преображенского братства Дмитрий Гасак, члены братства и гости.

Путь к Богу

У Михаила Владимировича Шика (20.07.1887-27.09.1937) путь к Богу и в Церковь был довольно необычным – он был не из священнического сословья и не из православной семьи. Он закончил Московский университет по специальности «Философия и общая история», и занятия философией вызвали у него большой интерес к православию. Елизавета Михайловна прочитала выдержку из его переписки в 1912 году: «Я сегодня был на заутрене с Вернадскими [М.В. Шик был большим другом Георгия Вернадского – прим. Е.М. Шик], для меня это было что-то значительное». Таким образом, он достаточно уверенно шел к принятию крещения. Но креститься еврею в царской России означало обеспечить себе более легкое будущее, чем у его собратьев – этого он не хотел.

В Первую мировую войну (1914–1918 гг.) Михаил Владимирович служил в армии в звании унтер-офицера в хозяйственных частях. Как вспоминает Елизавета Михайловна, он был патриотом России и очень переживал из-за того, что «не стоит под пулями», пытался перевестись в передовые отряды. В то же время Михаил Шик столкнулся с большевиками и понял, что их выступления – это демагогия, манипулирование «темной солдатской массой». В письмах того времени отразился его мучительный поиск – в одних он пишет: «Не могу представить гражданскую войну… стрелять на улицах в своих – это невозможно представить». В других: «Нейтралитет сейчас только для пилатов». В результате он отказался от вооруженной борьбы с большевизмом, придя к выводу, что надо бороться мирным путем: «Против большевика бери не ружье, а книжку».

В 1918 году он крестился. В этом же году женился на Наталии Дмитриевне Шаховской, дочери князя Д.И. Шаховского, секретаря Первой Государственной думы.

Наставники и друзья

В начале 1920-х гг. семья Шик переехала в Сергиев Посад. Михаил Владимирович преподавал историю и психологию в Сергиевском педагогическом техникуме. Работал в комиссии по охране памятников Свято-Троицкой Сергиевой Лавры, возглавляемой отцом Павлом Флоренским, с которым Михаила Шика связывала дружба. По словам Елизаветы Михайловны, близким другом ее отца также были отец Сергий Мансуров, создавший «Очерки из истории Церкви», в которых он рассматривал историю Церкви не как историю расколов и соборов, а как историю святых, историю святости.

«Мой отец стал окормляться у иеросхимонаха Зосимовой пустыни о. Алексия (Соловьева). Именно старец Алексий, ныне прославленный как преподобный, рекомендовал его к принятию диаконского сана. Патриарх Тихон почил, местоблюстителем был митрополит Петр (Полянский), ему очень нужны были верные люди, потому что уже начался обновленческий раскол. Трудно сейчас представить, насколько сложное было время», – рассказывает Елизавета Михайловна.

Первый священный сан – сан диакона – был принят Михаилом Владимировичем в июле 1925 года, рукополагал его митрополит Петр (Полянский), патриарший местоблюститель. И до ноября 1925 года новоиспеченный диакон служил в приходской посадской церкви Петра и Павла, недалеко от Лавры – у еще одного своего друга отца Сергия Сидорова, переехавшего после революции в Россию из Украины.

Вскоре был арестован митрополит Петр, а также все его окружение, в том числе в декабре 1925 г. был арестован и Михаил Владимирович Шик. Полгода он сидел в тюрьме, затем был отправлен в ссылку в город Турткуль Каракалпакского автономного округа. Там его 12 июня 1927 г. рукоположил в сан священника преосвященный Никодим (Кротков), будущий архиепископ Костромской, священномученик (†1938), также находившийся тогда в среднеазиатской ссылке. Из ссылки о. Михаил вернулся в Сергиев Посад в начале 1928 года.

С особой теплотой Елизавета Михайловна вспоминала двух священномучеников – епископов Германа (Ряшенцева) и Серафима (Звездинского), с которыми у ее родителей была духовная связь. С владыкой Германом о. Михаил сблизился во время первого ареста: они были арестованы одновременно, вместе сидели, вместе были на длительном этапе, потом владыку Германа оставили в Самаре, а Михаила Владимировича отправили дальше, в Турткуль. Они вместе планировали рукоположение диакона Михаила в священный сан, но не успели это осуществить. В письмах, сохранившихся у о. Михаила, «видна их очень большая духовная близость, которая только и может возникнуть вот в таких необычных условиях».

«С епископом Германом (Ряшенцевым) у моей мамы была встреча в 1922 году в тюрьме. А у владыки Серафима (Звездинского) духовной дочерью была сестра моей мамы, тетя Аня, – рассказывает Елизавета Михайловна. – У обоих епископов очень схожая судьба: оба были рукоположены в 1919 году, в ссылке – в 1922 году, а дальше практически вся их жизнь проходила в тюрьмах и ссылках. Это люди, которые отдали всю свою жизнь церкви. Все расстреляны в 1937 году: владыка Серафим  – 26 августа, владыка Герман – 15 сентября, мой отец – 27 сентября. Вот такие мистические связи».

1927 год начался с декларации Патриаршего местоблюстителя митрополита Сергия (Страгородского), вызвавшей противоречивую реакцию среди духовенства и мирян Русской Церкви, разделив их на три группы – принявших ее, смущенных ею и отвергших ее. Вл. Герман остался верен митр. Сергию, хотя переживал все нестроения – он писал Наталье Дмитриевне Шик в 1930 году: «Наш долг идти за плугом, даже если его начальник в силу своих личных качеств или каких-то обстоятельств ведет себя не так, как хотелось бы, потому что для бедняка и середняка это необходимо». Он считал, что нельзя свое мнение ставить выше ответственности за окормление тех людей, которые не понимают значения Декларации и не разбираются в ситуации.

А вл. Серафим не поминал митрополита Сергия. Он занял сравнительно мягкую позицию, сказав: «Я от митрополита Сергия не отделяюсь, но и не подчиняюсь». И даже рекомендовал своим духовным детям в случае очень острой необходимости причащаться у «поминающих» священников, но желательно «старого рукоположения».

Резать по живому

Декларация митрополита Сергия вызвала большие недоумения, большие разногласия. И перед родителями Елизаветы Михайловны тоже встал вопрос – как принимать сложившуюся ситуацию. Сохранились письма Натальи Дмитриевны – зашифрованные,  – в которых она пишет о. Михаилу: «Грустно было слышать то, что Катя [дух дочь владыки Серафима – здесь и далее примечания Е.М. Шик] рассказывала про дядю Сергея [митр Сергия (Страгородского)]. Он хоть и здоров теперь [т.е. он перед этим был в заключении], но в семье у них напряженные отношения. Дети к нему относятся без полного доверия. Особенно не одобряют того его знакомства, о котором мы с тобой слышали [это связь с властями]… Они определенно не хотят признать законность этой связи. Как бы это не привело к раздору в их семье» (июль 1927 г.).

Это был такой период, когда не было жесткой регламентации – в разных храмах в качестве предстоятеля поминали разных иерархов. Например, о. Сергий Мансуров, служивший в 1927 году в Сергиевом женском монастыре под Вереей, получив распоряжение о непременном поминовении митрополита Сергия, решил, что он поминать патриаршего местоблюстителя не будет.

И в 1928 году между близкими друзьями – о. Сергием и о. Михаилом – произошел трагический разрыв по поводу поминания митрополита Сергия (Страгородского). Отец Сергий Мансуров, узнав, что о. Михаил служит в храме, где поминают митр. Сергия, сказал: «Я жалею, что у Вас исповедовался» (накануне они друг другу исповедовались).

Елизавета Михайловна рассказала, что оба очень тяжело переживали этот разрыв. В семейном архиве удалось найти письмо, в котором о. Михаил Шик пишет: «Еще и еще раз я пересмотрел наши разногласия и еще раз укрепился в том, на чем стою. Я признаю митрополита Сергия каноническим заместителем – местоблюстителем московского патриарха, в то же время осуждаю его декларацию и последовавшие за ней его деяния. Однако считаю, что ни Декларация, ни другие его действия не уполномочивают нас на основании правил и преданий святых отцов прерывать евхаристическое общение с ним… Бог видит, как тяжело сознавать, что брат и сослужитель, которого люблю как друга и чту как наставника, отлучает меня от общения с собой в церкви, т.е. говорит «Христа посреди нас нет». Рука долго не поднималась написать Вам. Я боялся, что письмо еще более укрепит черту между нами». Вспоминая о старообрядческом расколе, отец Михаил писал: «Если бы нестроения церковной жизни не преодолевались бы тяготением к церковному единству и любви, то расколы возникали бы по крайней мере каждое поколение. Простите меня, ради Бога, если не сумел удержать в словах этого письма выражение горечи, порожденной болью разделения между мной и Вами. Я писал не для того, чтобы продолжить спор, а ради любви моей к вам и почитания, которые также крепки, как были. Любовь моя дает мне дерзновение сказать вам "Христос посреди нас" с убеждением, что если Вы еще ответите "нет", то Ваш ангел-хранитель произнесет: "И есть и будет"».

Незадолго до кончины о. Сергия Мансурова Наталья Дмитриевна поехала с ним повидаться, отец Михаил поехать не решился. Елизавета Михайловна вспоминала: «Маму приняли очень хорошо. О. Сергий сказал моей маме: "Я по-прежнему люблю о. Михаила и снова готов у него исповедоваться". Вскоре после этого о. Сергий преставился, и мой отец был на отпевании».

В 1930 году, после выступления митрополита Сергия на пресс-конференции для представителей иностранных СМИ, количество «непоминающих» резко увеличилось. По словам Елизаветы Михайловны, «митрополит Сергий объявил, что гонений в России на Церковь у нас нет, в то время как на кафедрах оставалось 7 из 200 епископов, уже было расстреляно очень много людей. И еще, по рассказам, была фраза о том, что у нас вообще по политическим статьям заключенных нет, у нас только уголовные статьи. Т.е., как его поняли, он причислил всех епископов, священников, мирян к уголовным преступникам. С этим они не смогли смириться».

После этого выступления митр. Сергия его перестал поминать на богослужении и о. Михаил Шик. Он в то время служил в храме свт. Николая у Соломенной Сторожки вместе с другом – отцом Владимиром Амбарцумовым. Они вместе ушли за штат, потому что священников, не признававших Декларацию, могли запретить к служению. То сложное время ставило перед верующими выбор между жизнью по правилам, законам и жизнью по совести. И многие искренне не хотели разделений, но и не могли поступиться своей совестью.

Совесть христианина

Разговор о совести христианина продолжился обсуждением положения «непоминающих». Отвечая на вопрос председателя Преображенского братства и проректора СФИ Дмитрия Гасака о том, как изменилось отношение в семье Шик к признанной властями церкви после смерти патриарха Сергия (Страгородского) и избрания патриархом Алексия (Симанского), Елизавета Михайловна напомнила присутствующим о том, что многие из «непоминающих» присоединились к официальной церкви. Например, епископ Афанасий (Сахаров) призвал свою паству объединиться с официальной церковью после смерти патриарха Сергия. По ее мнению, появление общин и групп «непоминающих» было вызвано отношением именно к действиям патриарха Сергия и не являлось общецерковным конфликтом.

«Тогда не было церкви «непоминающих», это были просто общины, группы «непоминающих», которые не были сектантами, потому что у всех у них были свои епископы. Очень большую паству окормляли вл. Афанасий (Сахаров) и вл. Серафим (Звездинский), – рассказывала она. – Название «катакомбники» возникло позже… А Истинно-православная церковь – термин, придуманный соответствующими органами, и туда они относили всех, кого хотели».

«Я думаю, что все-таки не зря было попущено Господом двойное существование церкви. Я геолог, и я знаю, как текут реки: в реке часть воды течет поверху, а другая часть течет в песке под ней, и они друг друга питают. Если пересыхает река сверху, ее подпитывает та часть, что под ней, и наоборот. Так и тут: Господом были попущены два вида существования церкви. Один вид – для массы людей, ходило ведь очень много людей в церкви. Я помню, что делалось в храме Ильи Обыденного на Пасху и на Рождество: мы не заходили, стояли снаружи, потому что оттуда постоянно выносили людей. У людей оставалась тяга к церкви, их нужно было крестить и отпевать. Вся катакомбная церковь не могла этого сделать, а это ведь было нужно. И нужна была отдушина для людей, которым совесть не позволяла оставаться в официальной церкви. Поэтому я не могу вынести свое суждение о митрополите Сергии. Он тоже был орудием в руках Божиих», – ответила Елизавета Михайловна.

Свящ. Георгий Кочетков поделился своими размышлениями о позициях священномучеников Германа (Ряшенцева) и Серафима (Звездинского), которые были действительно «духовными братьями»: «Между ними не было вражды, их позиции не разделили их пред Богом в одной Церкви, хотя и были такими разными. Да, есть канон, но есть и правда, и совесть. Когда вл. Серафим говорит "я не отделяюсь, но я и не подчиняюсь", он хочет как раз соединить эти два принципа… Вот когда забывают об этом принципе правды и совести, как дополнительном к каноническому, возникает вражда: "Ах, вы формально отделились, значит, вы – сектанты, иосифляне, обновленцы и пр."». «Мне кажется, что в этом что-то важное есть, можете ли Вы что-то об этом сказать?» – задал вопрос о. Георгий.

По словам Елизаветы Михайловны в ситуациях, когда разные люди руководствуются своей христианской совестью, важно не враждовать – у каждого действительно может оказаться своя правда: «В каждом отдельном случае нужно говорить о правде отдельного человека, но без ненависти, осуждения, разделения. Для меня в этой истории важно, что они сохраняли любовь между собой».

Елизавета Михайловна Шик
Елизавета Михайловна Шик
Священник Михаил Шик
Священник Михаил Шик
Епископ Герман (Ряшенцев)
Епископ Герман (Ряшенцев)
Епископ Серафим (Звездинский)
Епископ Серафим (Звездинский)
Митрополит Петр (Полянский)
Митрополит Петр (Полянский)
Дарья Макеева
Информационная служба Преображенского братства
загрузить еще