«Они не увидели ни слезинки на маминых глазах»
Решение о коллективизации было принято еще в 1927 году. Её целью было изъятие средств из крестьянских хозяйств для проведения ускоренной и милитаризированной индустриализации. Одной из важных составляющих этого процесса стало «раскулачивание». Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) «О мероприятиях по ликвидации кулацких хозяйств в районах сплошной коллективизации» вышло 30 января 1930 года. Все крестьяне, которых советская власть причисляла к кулакам, теперь подлежали принудительному выселению в зависимости от категории или на восток страны, или в другие районы своего региона, или за пределы земель, объявленных колхозными. По оценке ОГПУ с февраля 1930 по сентябрь 1931 года было выселено 2,437 млн человек. По имеющимся данным, только за 1932 год, когда стал проводится учёт смертности среди спецпоселенцев (так называли сосланных крестьян) при транспортировке и адаптации к условиям ссылки умерло около 389,5 тыс. раскулаченных. Оценки общих потерь умершими от депортации крестьян доходят до 1 млн человек.
Коллективизация вызвала сопротивление среди крестьянства, в котором по разным оценкам приняло участие от 700 до 800 тыс. человек, то есть больше, чем было крестьян в белых армиях во всё время гражданской войны. Около 10 тыс. участников крестьянских восстаний погибли. Также коллективизация стала причиной самого губительного голода за всю историю страны, во время которого по разным оценкам голодной смертью погибло от 6,5 до 8 млн человек.
Во время коллективизации проходила масштабная кампания репрессий среди сельского духовенства. Советская власть расценивала священников как возможных организаторов сопротивления политике коллективизации. Основными мерами этой кампании стали тюремные сроки и ссылки для священников и активных мирян, а также закрытие храмов.
Финансовые убытки, вызванные коллективизацией 1929–1933 годов, не считая потерь поголовья лошадей, коров, овец, свиней, птицы, исчислялись в 3,4 млрд золотых рублей в ценах 1913 года. Существенно упала урожайность – страна с огромными посевными площадями, для которой сельскохозяйственные продукты были основной частью экспорта, так и не смогла после коллективизации обеспечить себя хлебом и другими продуктами питания. Способность выгодно экспортировать зерно восстановилась лишь после демонтажа колхозной системы, в современной России – уже в XXI веке, при том, что урожайность до сих пор сильно уступает среднемировому показателю.
К последствиям коллективизации необходимо отнести и уничтожение крестьянства как социальной группы и профессионального сообщества. Варварская эксплуатация села привела к потере трудовой культуры и этики, обессмысливанию тяжелого крестьянского труда, утрате множества агрономических традиций. Выкачивание средств из села во имя индустриализации привело к сильной дифференциации условий жизни в городах и сельской местности, что вызвало резкий отток населения из сёл и деревень в города. Масштабы этого явления были столь велики, что с 1930-х годов советская власть вводит ограничения на пребывание крестьян в городах. Апогеем такой политики стала фактическая приостановка выдачи паспортов в сельской местности и лишение крестьян возможности самостоятельно определять свою судьбу, то есть их фактическое прикрепление к земле, закрепощение. Подобные ограничительные меры, были отменены только 1974 году.
Свидетельство очевидца
Любовь Васильевна Баландина родилась в 1908 году в селе Николаевка Кемеровской области. Рассказ записала её правнучка Машукова Ольга в марте 1997 года.
Наши предки, сколько я помню, всегда жили в Сибири. Они были, можно сказать, основателями этого края. Жили они тихо, мирно, были работящими людьми, ни к какой власти не стремились. Поэтому они никогда не голодали, но и особенно богатыми не были.
Семья наша была из 10 человек: родители и восемь детей. Отец у нас был очень хозяйственным человеком. Ему удалось расширить хозяйство, доставшееся от родителей. Он развёл полный двор крупного рогатого скота, свиней и другую живность, открыл маслобойню и мельницу. К нему съезжались из многих деревень, чтобы намолоть муку, или переработать молоко в масло.
Конечно, наша семья жила обеспеченно. У нас всё было своё: и мясо, и масло, и овощи, и яйца. Конфет у нас не было, но мы от этого как-то не страдали. Наше питание не сильно отличалось от питания в других семьях. Может быть, у кого-то чего было поменьше, но все семьи жили сытно. В одежде мы тоже не сильно отличались [от других]. Наша мама была большая рукодельница. Про таких как она говорили «на все руки мастер». Она шила и вышивала. Было красиво! Дом наш тоже не отличался особым богатством. Всё было просто – обыкновенный крепкий деревенский дом.
Но вот началась революция. Отец мой в политику не вмешивался. Он просто делал своё дело, вёл хозяйство. Друзей в деревне у него было много. Но нашлись и враги, которые завидовали нашей семье. Вот они-то и подключились к революции. Они стали большевиками, чтобы грабить. Да и то сказать, им-то терять нечего было, своим трудом они ничего не нажили.
Моего отца сочли кулаком и решили раскулачить. Никогда не забуду этого кошмара. Они тогда никого не пожалели. И это несмотря на то, что мы, восемь детей, были один меньше другого. Когда у нас всё забирали, сильно избили отца. За что? За то, что он накопил для них столько добра? Какими же наши родители были сильными людьми! Когда избивали отца, уводили скот и грабили дом, они не увидели ни слезинки на маминых глазах, не было никаких причитаний. Наш дом сожгли. Эта страшная картина всю жизнь стоит у меня перед глазами.
Отца забрали в тюрьму, где он и умер. Нас с мамой выселили в соседнюю деревню. Жить нам было негде, без гроша за душой, никому не нужные. Одно слово – семья кулака. Мама уговорила старую женщину пустить нас на квартиру. Так мы и стали жить, перебиваясь с картошки на хлеб с отрубями. Мне, как самой старшей из детей, пришлось помогать маме. Уж конечно, об учебе и не думала. Только потом, когда кончились те страшные времена, я взялась за самообразование, чтобы не остаться безграмотной. Помогла одна добрая женщина, которая научила меня читать, писать и считать.