О царском, священническом и пророческом достоинстве женщин в Церкви

Христос воскрес!

С праздником, дорогие братья и сёстры!

Вот прошла ещё одна неделя после Пасхи. Как никогда быстро бежит время. Закончив размышления над тем откровением о Воскресении Христовом, которое мы получили благодаря дерзновению – а отчасти и сомнению – апостола Фомы, мы перешли к празднованию памяти жён-мироносиц и ещё нескольких святых, среди которых и сёстры праведного Лазаря Марфа и Мария, и благоверная царица грузинская Тамара.

В течение церковного года у нас бывает не так много возможностей, чтобы вместе поразмышлять о наших замечательных церковных сёстрах, о женщинах и женских служениях в церкви. И, может быть, имеет смысл сейчас этот дефицит постараться немного восполнить.

Действительно, здесь есть определённая проблема. Хотя все знают, что женщин в церкви, во всяком случае православной, огромное большинство, о них как-то забывают. В церковной жизни они присутствуют как бы постоянным фоном. С другой стороны, если слишком мало братьев, то получается так, что и они начинают как бы подделываться под сестёр, под их мнения и вкусы, и подчас даже внешне немножко становятся похожи на них.

Кроме того, в священном писании говорится, что во Христе нет «ни мужеского пола, ни женского» (Гал 3:28), потому что в Церкви все чисто человеческие различия куда-то уходят. Они становятся не очень важными, не очень актуальными, как бы не системообразующими для нашей жизни во Христе. С другой стороны, тот же апостол Павел говорит: женщины в церкви пусть молчат (1 Кор 14:34). Если уж они такие любопытные, юркие, пусть спрашивают о том, что слышали в церковном собрании, у своих мужей (1 Кор 14:35), и те пусть учат их. Потому что «муж – глава жены» (1 Кор 11:3), и этим всё сказано. Он как старший должен учить младших. Это нормальная церковная традиция, которая идёт с ветхозаветных времён и, наверное, всё-таки законным образом остаётся актуальной и в Новом Завете. И что же нам здесь делать?

Сейчас всем известно, что место женщин в церкви умáлено. Действительно, хотя их очень много, они часто бывают малообразованными, а если они и хорошо образованны, то они занимаются чем-то другим, часто не собственно церковным служением, не разрешением трудных духовных проблем, которые связаны с наставничеством и учительством, – с тем, что вообще обычно принадлежит в Церкви Христу и тем, кто, как иногда думают, восседает в церковном собрании как бы на месте Христа.

Конечно, тут можно заметить, что в древнейшей церкви никто на месте Христа никогда не восседал. Там для Христа и на агапах, и на евхаристии было Своё место, и его оставляли незанятым. Но потом в церкви что-то глубоко изменилось, и уже с середины II века началась новая эпоха церковной истории, связанная с так называемой евхаристической экклезиологией. Тут как раз и рождается мужская иерархия, и на архиерея, на первосвященника, уже выделенного из всего народа Божьего как народа священников и царей, некоторые святые призывают смотреть как чуть ли не на Бога. Например, мы это читаем в посланиях Игнатия Богоносца второй половины II века. И это серьёзно.

Однако до этого в церкви женщины занимали достойное место. Они могли даже пророчествовать – а пророки и пророчицы стояли по высоте своего служения по сути выше епископов, сразу после апостолов, – и не было разницы между пророком и пророчицей. Правда, эта эпоха пророков и пророчиц прошла довольно быстро. Как раз к середине II века она почти полностью сходит на нет, и на протяжении последующих столетий это служение в церкви влачит весьма жалкое существование, что вполне и понятно.

Итак, что же мы имели в церковной жизни первоначально? Уже в I веке христианской истории мы видим и пережитки ветхозаветного отношения к женщинам, как будто к вторичным членам церковного народа, Народа Божьего, народа христианского, и какое-то совершенно новое видение, когда, как мы уже говорили, все человеческие различия уходят на второй план, теряют своё первостепенное значение.

Что же тогда в церкви могли делать женщины, чего не могли делать мужчины, и наоборот: что могли делать мужчины, чего не могли делать женщины? Вопрос этот мучает христианскую совесть уже давно. На него существует множество ответов, есть и достаточно развёрнутые, и всегда в них звучит та мысль, что мы этого до конца не знаем. И это справедливо. И всё-таки. Мужчины были апостолами? Да, но и женщины – если не апостолами, то равноапостольными. Мы помним ту же Нину Грузинскую, или равноапостольную Елену, или равноапостольную Ольгу, или вот Марию Магдалину из числа жён-мироносиц. Это значит, что женщины могли проповедовать и совершать в церкви таинство слова наравне с мужчинами. О пророчестве я уже сказал: пророками в церкви могли быть и братья, и сёстры. 

Что показала дальнейшая история христианства? Когда прошла эпоха, которая предписывала совершать таинства только одному иерархическому лицу, единственному в общине епископу или старейшему пресвитеру, тут оказалось, что женщины тоже могут совершать литургические таинства, вплоть до таинства крещения и, страшно сказать, таинства причащения. Они могли возглавлять целые христианские собрания и, судя по всему, доевхаристические или (с середины II века) послеевхаристические церковные трапезы – агапы, которые тоже иногда назывались таинствами. Тогда они назывались пресвитеридами.

Пресвитериды – ещё одна тайна нашей церковной традиции и истории. Да, судя по всему, именно они могли быть старшими, особенно в женских собраниях, возглавлять молитву церковной общины. И это никого не смущало. Крестить, наверное, тоже могли и пресвитериды. И только в IV веке по не очень понятным причинам в какой-то из провинций Римской империи служение пресвитерид было отменено, и это как-то оказалось принято всеми, что и понятно в константиновскую эпоху церковной истории, в контексте поместно-приходской и диоцезальной экклезиологии.

Мы знаем, что с I до X века в церкви были и диакониссы. Упоминания о них мы находим уже в священном писании Нового Завета. Это значит, что совершать служение диаконии, служение милосердия, «таинство брата», одинаково могли и братья, и сёстры. И в дальнейшей истории церкви неслучайно совершались хиротонии диаконисс в алтаре. Их облачали в священные одежды – стихарь и орарь – и причащали в этот день у престола, сразу после дьяконов. Они тоже могли помогать при крещении, особенно сестёр, а может быть в случае необходимости и сами их крестить. 

Таким образом, фактически всё могли делать сёстры, и они нисколько не были умáлены перед братьями в церкви. Единственный вопрос – могли ли они совершать собственно евхаристию, то есть таинство благодарения. Таинство причащения – могли, а вот таинство благодарения? Это вопрос спорный. Хотя нам известно, что женщины могли быть пророками, а пророки могли возглавлять евхаристические собрания. В древнейших церковных книгах говорится, чтобы пророкам давали «благодарить, сколько они желают» (Дидахи 10:95). Не сказано, правда, «пророчицам», говорится «пророкам». Но и о принципиальной разнице между пророком и пророчицей нигде не упоминается. Да, у нас нет ни одного прямого свидетельства о том, что пророчицы могли совершать таинство евхаристии, возглавлять евхаристическое собрание церкви. Но источников о жизни церкви до середины II века вообще очень мало. Однако факт остаётся фактом: прямых свидетельств о совершении женщинами таинства евхаристии, таинства благодарения нет. Правда, нет и никаких запретов по этому поводу.

Считать ли это случайностью? Может быть, это умолчание – культурная, духовная инерция. Не столько традиция, сколько инерция. Для Ветхого Завета помыслить о подобном служении женщин было трудно, даже невозможно, а в Новом Завете как раз примерно до середины II века было весьма сильное иудейское влияние. А когда в церкви усилилось влияние эллинского начала, благодаря вхождению в неё многих людей из языческих народов, у которых в традиции были и жрицы, то есть священницы, и пророчицы, – тут картина внутри церкви уже поменялась. Но в связи с зарождением в середине II века церковной иерархии уже было всё труднее себе представить, чтобы кто-то из женщин мог совершать евхаристию. Правда, во времена Тертуллиана, в конце II – начале III века, прежние женские служения как-то пытались восстановить монтанисты (не случайно основателями этого движения были именно фригийские пророчицы), но в то время это уже вызывало сопротивление в кафолической церкви, что было логично в условиях победившей евхаристической экклезиологии.

Итак, мы имеем весьма интересную картину, говорящую о том, что церковная традиция, хотя и развивалась подчас противоречиво, содержит в себе огромный потенциал, касающийся служений женщин, который может быть возрождён. Уже сейчас, как вы знаете, в некоторых православных церквах снова возрождены чины диаконисс и их рукоположение, хиротония. В частности, в Александрийском патриархате. Об этом всё чаще говорят и в разных кругах других православных церквей.

Надо возрождать священнослужение женщин постольку, поскольку у церкви есть такая потребность. Этот огромный потенциал сил, энергии, разума и духа ей надо использовать лучше, чем это было в течение многих последних веков. Уже ясно всем, что женщины могут быть не только матушками батюшек, не только заниматься чёрной работой – мытьём полов и подсвечников в храме или, в лучшем случае, быть алтарницами, если они монахини или «вдовицы».

К слову говоря, в древней церкви «вдовицы» – это был ещё один особый чин служения женщин, обычно пожилых, одиноких. Их служение, скорее всего, было близко к диаконическому, но сейчас не очень понятно, чем же они, собственно, отличались от диаконисс. Можно строить много предположений, но точно это неизвестно. Понятно только, что в древнейшей церкви эти служения различались, не смешивались. Может быть, эти вдовицы поддерживали одиноких женщин, стариков и воспитывали детей.

На пути возрождения женских церковных служений сейчас есть и достижения, и трудности. В XX веке возникла целая проблема женского священства, но оно было неверно понято, неправильно истолковано и реализовано. Хотя сама по себе идея была, может быть, и неплохой. Было желание включить большой потенциал христианок, сестёр, в актив церковной жизни. Но это стали делать, к сожалению, немного механически – по образцу служений братьев: их стали даже рукополагать как рукополагают епископов, пресвитеров и так далее. Не была вполне учтена традиция древней церкви, и это вызвало протест среди кафолических церквей, прежде всего православной и римско-католической, которые эту практику традиционной и оправданной не признали. И хотя серьёзных богословских аргументов против женского священства никто не привёл, а может быть, их и не существует, но традиция – вещь упрямая. На неё ссылались, и в этом была своя правда и сила.

Вот, мы сегодня празднуем память святых жён-мироносиц, которые были первыми свидетелями воскресения Христова, празднуем память Марфы и Марии и память Тамары, царицы Грузинской. Вспоминается, что у нас на Руси тоже были канонизированы некоторые княгини. Хотя это служение – быть во главе княжества или царства – история церкви женщинам тоже уступает с трудом, но всё-таки мы помним эти случаи, в том числе в истории России. Правда, что касается цариц или императриц, у нас они были довольно далеки от канонизации по качеству своей личной жизни, хотя и могли быть покровителями церкви и решать многие церковные вопросы.

Итак, мы коснулись всех самых фундаментальных аспектов церковного служения: царства, священства и пророчества. Царство сёстрам доступно, пророчество тоже, священство – всё-таки, судя по всему, лишь частично. Неизвестно, что будет дальше, но пока невозможно себе представить, чтобы в православной церкви явились епископессы или пресвитериды по образу тех священников-епископов-пресвитеров, которых мы имеем на сегодняшний день. Тут я напомню, что современный образ служения пресвитеров и епископов сильно отличается от образа их служения в древней церкви, так же как, собственно, и диаконов, и диаконисс. Сдвиги произошли колоссальные, о чём уже писали протопресвитер Николай Афанасьев, протоиерей Сергий Булгаков и другие.

Итак, практически все харизмы сёстрам в принципе доступны. Если бы мы захотели представить себе какую-нибудь сестру-пророчицу – а такое вполне возможно, – которая бы сейчас вошла в церковь как власть имеющая, то что мы могли бы увидеть и что мы на это могли бы возразить? Наверное, мы увидели бы, что она может проповедовать в церковном собрании, как это делают все те, кто имеет дар слова, свидетельства, как это часто делают епископы, пресвитеры, а иногда и диаконы, и миряне-мужчины. Но это могут делать и женщины. Такие случаи уже известны. Женщина-пророчица – могла бы она сейчас возглавить церковное собрание? Боюсь, что могла бы. В каких-то особых, трудных условиях жизни – а в наше время это представить себе легко, – наверняка могла бы. Она могла бы и оглашать, и крестить, и стать во главе православной общины или целого церковного братства.

Остаётся только признать: фактически все мужские, братские служения в церкви может – точнее, могла бы – совершать и женщина, если она имеет соответствующие духовные способности и дарования. Только если речь зайдёт о евхаристии, о благодарении Бога за жертву Христову, за дарование нам в наследство Царства Небесного, если речь зайдёт о молитве над евхаристической жертвой, над евхаристическим (но не агапическим) хлебом и вином, – тут, наверное, возникли бы некоторые трудности.

Но мы можем себе представить и другое: что мы снова отказываемся от представления о евхаристии как жертве и, следовательно, о священстве как жречестве и восстанавливаем новозаветное царственное священство всего народа Божьего, когда единственный Первосвященник в Церкви – Христос. Тогда и сёстры, как члены Народа Божьего, могут восхвалять и прославлять Бога, «возвещая совершенства Призвавшего нас из тьмы в чудный Свой свет» (1 Пет 2:9). Могут ли они при этом благодарить Бога? Могут. Могут ли они возглавлять агапические собрания? Могут. Таким образом, если не акцентировать церковное внимание на учении об иерархическом священстве и о евхаристии как жертве, то встаёт вопрос: где то препятствие, которое мешало бы женщине приносить евхаристическую молитву Церкви и благодарить Бога за Христа, примерно так, как это отражено в евхаристической и агапической молитве, зафиксированной в Дидахи?

Один из крупнейших православных богословов XX века, профессор протопресвитер Виталий Боровой, мне как-то говорил, что никаких богословских аргументов против женского священства, понятого именно как дар возглавления евхаристического собрания, действительно в православной церкви нет – есть только традиция и привычка. В наше время, когда в церкви уже давно ушла инерция иудейского ветхозаветного сознания, для которого невозможно было представить себе в храме священников-женщин, и когда уходит представление об иерархии, связанное с евхаристической экклезиологией и учением о евхаристии как жертве, можно осторожно предположить, что вопрос о полноте женского служения в церкви становится актуальным, как никогда прежде. И действительно, в случае нужды, когда, допустим, нет никакой возможности найти епископа или старейшего пресвитера для рукоположения нового предстоятеля евхаристического собрания, или когда нет достойного кандидата из мужчин для поставления на служение старшего в христианской общине, то может случиться – чуть не сказал в наших условиях коронавируса – мутация, и то, чего в истории не было, или почти не было, может появиться. Только это нельзя делать произвольно, только потому, что кому-то захотелось поэкспериментировать, или только на основании исторических и логических выводов, пусть даже богословского порядка. Мутации могут быть дурные, вредоносные, патологические, они могут означать болезнь, иногда даже смертельную болезнь, как в случае с коронавирусом, но они могут быть и положительными, полезными для церкви и церковного народа. 

Я ни в коем случае не хочу предварять какие-либо выводы или кому-то что-то, не дай Бог, указывать, но я хочу сказать, что наша традиция подвижна и жива и что реальный подлинный потенциал сестёр-христианок – и духовный, и душевный, и разумный, и материальный, и физический – очень велик и, безусловно, ещё весь не исчерпан. В нём ещё есть свои тайны и свои нераскрытые возможности.

Если так подойти к этому делу, то память жён-мироносиц, как и равноапостольных жён, и святых православных княгинь и цариц, и пророчиц, и святых диаконисс, и вдовиц, а может быть, и пресвитерид, становится для нас особенно весомой и драгоценной. Неслучайно в церкви родилось очень древнее сказание о том, как апостола Павла сопровождали святые жены. Об этом говорит один очень важный апокриф II века – «Деяния Павла и Фёклы». Святая равноапостольная Фёкла, возможно, была и пророчицей.

Будем же, дорогие братья и сёстры, очень внимательны к тому наследию, которое мы имеем. Будем думать и о том, что если мы – мужчины, братья – в церкви будем и дальше плохо совершать своё служение, то, неровен час, нам найдётся замена, произойдёт благая мутация в церковной традиции. И хотя это, скорее, шутка, но всё-таки, наверное, и в ней есть какая-то своя доля истины.

Аминь.

Христос воскрес!