…Я читал этот документ, и ком стоял в горле. Пронзительные слова, сказанные человеком на грани отчаяния, на надрыве, и в то же время твердые, жесткие, бьющие наотмашь и не оставляющие сомнений в том, что это выстрадано им и идет от сердца, от глубокой веры в свою правоту.
Это так называемый «манифест» протодьякона Николая Тохтуева. А познакомился я с ним на проходящей в Патриаршем подворье выставке под названием «Неперемолотые. Опыт духовного сопротивления на Урале в XX веке», организованной Преображенским содружеством малых православных братств и Екатеринбургской духовной семинарией.
Кто же они такие? Кого пытались переломать, иными словами – сломать?
Об этих страницах нашей истории и впрямь говорится лишь общими словами, да есть упоминания в перечне жертв «красного террора» и периода репрессий. Речь о давнем противостоянии церкви и государства. Я, сугубо светский человек, оценивал раньше лишь цифры и общие тенденции, которые душу, в общем-то, не трогали, а верующие пропускали через свое сердце судьбу каждого соотечественника и не отделяли свое частное от общего. А оно для них заключалось в вере, за которую и страдали.
В 20-е годы началось активное наступление на церковь, имущество приходов изымалось, храмы отбирались и чаще всего взрывались. Вместо крестов сияли звезды как символ новой религии.
На выставке представлены – а такие документы показаны впервые! – многочисленные свидетельства планомерного уничтожения церкви. В метрических книгах записи: убиты большевиками 3 священника, 2 дьякона, 2 псаломщика… За каждой смертью поразительные истории. К примеру, жители села Мироновского не отдавали своих парней воевать к красным, тогда те расстреляли двоих священников (один из них был с сынишкой), бросили трупы в роще и на берегу речки поставили пулеметы, наведя их на деревню, – так и провели набор в ряды красноармейцев…
Но это лишь одна сторона, более-менее известная. Другая – как же все-таки люди пытались отстоять свои убеждения, не дать себя сломать государственной машине? Они были, такие люди, они и есть – неперемолотые.
— Вы знаете, – рассказала автор проекта Оксана Иванова, – многие, попавшие в мясорубку истории, сохранили самое главное – веру в Бога, человеческое достоинство, правду… Этот новый опыт христианства и в самом деле еще мало изучен, и наша выставка дает возможность познакомиться с этой страницей отечественной истории.
Эти люди словно жили вне закона советского государства. Были запрещены новогодние елки – а они делали трогательные игрушки, гирлянды, праздновали Рождество, Пасху, изготавливали иконы, спецпереселенцы шили священнические облачения (епитрахиль, например), которые использовали в тайных богослужениях.
Многие священники совершали настоящие подвиги, и их имена обрастали легендами. К примеру, отец Михаил Суханов, которого НКВД, а затем и КГБ пытались арестовать в течение 30 лет. Его «в органах» называли поп-передвижка. А батюшка ходил десятки лет по уральским деревням и совершал службы – крестил, отпевал, венчал… Он более одного дня не мог нигде оставаться, это было смертельно опасно. Поразительно то, что за 30 лет его никто не выдал! Умер отец Михаил в начале 50-х годов, спеша к кому-то на помощь.
И таких примеров много, о чем свидетельствуют потрясающей силы документы выставки.
Вернусь к упомянутому мной «манифесту». Судьба написавшего его Николая Тохтуева поразительна. В 1922 году был рукоположен в сан протодиакона – это уже в 23 года! В 1933 году его арестовывают и дают три года ссылки. Вот что он сказал на допросе: «С советской властью я считаюсь и признаю ее постольку, поскольку это не вредит вере». Казалось бы, безрассудно, но иначе он поступить не мог.
Кстати, по воспоминаниям, он обладал великолепным басом, его приглашали в ансамбль им. Александрова, в Большой театр. Поддайся он соблазну – и какие бы перспективы, казалось бы, открылись перед ним и возможности для семьи, в которой было семеро детей и больная супруга. Но вызывают в НКВД и предлагают стать доносителем. Он категорически отказывается, понимая, что этим обрекает себя на гибель.
Текст был адресован начальнику НКВД Мытищенского района. «Что Вы от меня требуете, то я сделать не могу. Это мое последнее и окончательное решение. Большинство из нас идет на такое дело – спасти себя, а ближнего своего погубить – мне же такая жизнь не нужна. Я хочу быть честным перед Богом и людьми…» «Вы мне обещаете 8 лет за что же? За то, что я дал жизнь детям, – ведь у меня их 7 человек и один другого меньше… Советское государство приветствует и дает награду за многосемейность, а Вы мне награду пообещали за что? Какой я преступник? Только одно преступление, что служу в церкви. Но это законом пока еще не запрещено. Если я не могу быть агентом по своему убеждению, то это совершенно не доказывает, что я противник власти… Хотя я и семейный человек, <но> ради того, чтобы быть чистым пред Богом, я оставляю семью ради Его… Меня подкрепляет и одобряет дух мой, вот ради которого я пойду страдать, и уверен в этом, что Он меня до последнего вздоха не оставит, если я ему буду верен… Я хочу очиститься страданиями, которые будут от вас возложены на меня, и я их приму с любовью, потому что я знаю, что заслужил их. Вы нас считаете врагами, что мы веруем в Бога, а мы считаем вас врагами за то, что вы не верите в Бога, но, если рассмотреть глубже и по-христиански, то вы нам не враги, а спасители наши, вы загоняете нас в Царство небесное, а мы этого понять не хотим, мы, как упорные быки, увильнуть хотим от страданий…».
Матушке Марии Евгеньевне удалось один раз увидеться с мужем в Лубянской тюрьме. Больше она его не видела. Протодиакон Николай Тохтуев погиб в лагере в 1943 году.
P. S. Уже на открывшуюся выставку обратилась екатеринбурженца Е. И. Недзельская, которая принесла сюда меленькую иконку Богоматери, страшно изуродованную, в тоненькую досочку были вбиты 8 гвоздей. Казалось бы, реставрации она не подлежала. Однако, как рассказала О. Иванова, им удалось спасти икону – протерли ее, и та чудесным образом засияла – и теперь стала украшением экспозиции.
В 1918—1944 гг. на Урале было репрессировано не менее 334 священнослужителей, из них расстреляно 146 человек. В Свердловской области к началу войны было 20 церквей. В 1937—1938 гг. в епархии было расстреляно семеро архиереев. Политика «красного террора» привела практически к полному разгрому церкви на Урале.