«Нас почитают обманщиками, но мы верны… нас почитают умершими, но вот, мы живы»

В Великую Среду 1997 г. в храм Успения Пресвятой Богородицы в Печатниках был назначен второй священник – о. Михаил Дубовицкий, а вместе с его появлением началась очередная и самая крупная до сего дня волна гонений на братство. События разворачивались стремительно и достигли своей кульминации всего через несколько месяцев, 29 июня 1997 г., в день Всех святых, в земле Российской просиявших. Апофеозом конфликта стало неадекватное поведение о. Михаила Дубовицкого в алтаре Успенского храма, которое он пытался представить как «избиение». На самом деле никакого «избиения», конечно, не было и быть не могло, а было лишь острое психическое расстройство у о. Михаила Дубовицкого, которое и зафиксировал приехавший дежурный психиатр Г.Л. Шафран, а затем, в интервью информационному агентству «Интерфакс» подтвердил присутствовавший при этом инциденте сотрудник 18 о/м г. Москвы М.Ю. Шунаев. Тем не менее, на свящ. Георгия Кочеткова и 12 самых активных прихожан были наложены прещения, а общину выгнали из восстановленного ею храма. Прещения были сняты в 2000 году в день Торжества православия, после чего о. Георгий стал служить в разных храмах Москвы. С 2001 года о. Георгий Кочетков почти каждую неделю служит в московском Новодевичьем монастыре.

Свидетельства очевидцев, заключения прокуратуры и Министерства здравоохранения, подтверждающие полную невиновность в происшедшем настоятеля храма и прихожан, были опубликованы в сборнике «Христианский вестник» №3, изданном православным просветительско-благотворительным братством «Сретение» в 1999 г. Мы не размещали их в интернете, чтобы не способствовать подогреванию страстей вокруг этой болезненной для нас темы. Однако, поскольку дискуссии и ложные трактовки тех событий по-прежнему то и дело появляются на разных сайтах и в блогах, мы посчитали необходимым опубликовать ряд свидетельств и документов, которые дают возможность непредвзятому читателю разобраться в происшедшем.

Здесь приведена лишь небольшая часть материалов «Христианского вестника» №3. В сам сборник вошли также документы и статьи, свидетельствующие о жизни общины храма Успения в Печатниках в 1996 г., а также о жизни Преображенского братства после событий июня 1997 г. В их числе – церковная документация, расшифровки бесед комиссии по расследованию инцидента с настоятелем и прихожанами храма, обращения церковных и культурных деятелей в защиту о. Георгия Кочеткова и его прихожан, статьи и публикации. В сборнике приведены также документы, касающиеся очень сходных ситуаций в Псковской, Томской, Екатеринбургской епархиях.

29 июня 1997 г.: свидетельства, очевидцы, документы

I.

О жизни прихода Успения в Печатниках от Великой среды 1997 г. – дня назначения на приход вторым священником о. Михаила  Дубовицкого – до 29 июня того же года

СВИДЕТЕЛЬСТВА ПРИХОЖАН

Всех прихожан нашего храма крайне опечалил тот странный для священника поступок, когда о. Михаил во время проповеди о. Георгия стал вырывать у него микрофон, перебивать его, требуя, чтобы по непонятной никому причине слово было предоставлено ему. Дети же мои так испугались, что с тех пор боятся ходить в храм, говоря, что там злой батюшка. Когда я хотела подойти с этим вопросом к о. Михаилу, он сказал записаться к нему на беседу, а я за все годы своей церковной жизни не встречала священников, на беседу с которыми надо заранее записываться. Тем более не думаю, что о. Михаил, имея крайне малый стаж священнического служения, был так отягощен пастырскими заботами, что не мог сразу уделить времени мне, женщине, обремененной детьми и старшей его по возрасту.

Я сегодня видела, как пожилая женщина плакала и просила его (о. Михаила – ред.), чтобы он прекратил свои выкрики, недостойные не только священника, но даже просто человека, который должен был бы просто уважать людей, и все это перед началом литургии.

В субботу, 3 мая, во время литургии мы с удивлением и смущением наблюдали, как о. Михаил прервал свое служение, разоблачился на глазах у всего народа и покинул алтарь до окончания литургии.  Все это тем более странно, что разоблачался о. Михаил прямо посреди алтаря и, можно подумать, делал это демонстративно. Наше смущение возрастает от того, что, по словам наших братьев и сестер, подобные действия производились о. Михаилом чуть ли не каждый день в течение светлой седмицы. Нам очень хотелось бы понять, что происходит в нашем храме.

Ваше Преподобие! Христос Воскресе!

Мы, прихожане церкви Успения в Печатниках, просим Ваших молитв о преодолении встретившегося нам тяжелого искушения. Сегодня, в четверг Светлой седмицы, мы пытались побеседовать с недавно назначенным в наш храм вторым священником о. Михаилом. Он отказался говорить с нами, несмотря на предварительную договоренность, и лишь перед уходом из церкви «в виде исключения» ответил на несколько вопросов в дверях храма. В частности, он сказал, что собирается причащать только тех прихожан, которые будут исповедоваться у него. Это повергло всех стоящих в притворе (а их было не менее пятнадцати человек) в большое смущение. Получается, о. Михаил считает таинство покаяния недействительным, если исповедь совершается Вами (или кем-то из других священников), а не лично им? Мы знаем, что ни на одном приходе нет подобного обычая, так что остались после этих слов в тяжелом недоумении. С большим прискорбием услышали мы от о. Михаила и о том, что в первые же дни своего служения на приходе он Вам "высказал свое неудовольствие». Нам всегда казалось, что высказывать недовольство (если бы было что-либо действительно вызвавшее его) – это прерогатива правящего архиерея, но никак не только что назначенного второго священника. После таких слов предложение о. Михаила говорить с прихожанами только по одному и с глазу на глаз наводит на мысль о попытке разделения общины, нарушении мира на приходе. Особенно тревожит нас возможное смущение многочисленных новокрещеных и других недавно пришедших к вере людей. Страшно подумать, что нестроения на приходе для кого-то из них могут стать непомерным искушением и привести к их уходу из Православной церкви.

Просим Вас, как настоятеля, всеми возможными средствами способствовать сохранению мира на приходе и, если Вы найдете это необходимым, донести нашу тревогу и смущение до священноначалия.

В начале мая я присутствовала на Божественной литургии. То, что я увидела на службе, меня потрясло. Меня потрясло неприкрытое ничем желание священника о. Михаила (назначенного в наш храм 2-ым священником незадолго до этого) вывести настоятеля нашего храма о. Георгия Кочеткова из себя, спровоцировать его и тех, кто с ним служил. Он повторял за отцом Георгием освящение Св. Даров в алтаре. Нам было слышно, как о. Георгий говорил ему, что он нарушает каноны, а о. Михаил никак не реагировал, а продолжал, как будто не слышит. Он явно хотел сорвать службу. О. Михаил кричал из алтаря: «Не трогайте меня!» А нам было все видно, что никто к нему даже и пальцем не прикоснулся. Ведь он священник. Но может быть, он не понимал, что творит, хотя трудно в это поверить.

События 6 мая стали центральным моментом конфликта новоназначенного священника с общиной. Это неудивительно, ибо центр жизни церковной общины – таинства Крещения и Евхаристии. Публично подвергнув сомнению действительность таинств, о. Михаил глубоко оскорбил не только присутствовавших на службе прихожан, но и всех, считающих эту общину своей. Напомним, что в этот день, предупрежденный накануне настоятелем храма о неканоничности и даже преступности произведенного несколько раз в предыдущие дни «переосвящения» Св. Даров, о. Михаил опять три раза осенил крестным знамением Св. Дары «от себя»после того, как это уже сделал настоятель. Каждый раз это происходило после предупреждения и просьбы прекратить бесчинство. После третьего «переосвящения» о. Георгий запретил о. Михаилу продолжать участие в богослужении.

Радиопередача «Православная община»

Радиостанция «София», 6.05.97 г.

А.Копировский: Что же произошло сегодня? Мы все были свидетелями,  и все, кто стоял в храме, – их было около 300 человек – что второй священник просто служил как бы собственную литургию, не признавая той, которую совершал настоятель. Если бы были просто проблемы молодого человека, только что закончившего семинарию, если бы он ревностно отстаивал свои взгляды, мы, как всегда, открыты диалогу, мы готовы говорить с кем угодно. Но здесь, как мы уже наблюдали в течение недели, было последовательное поведение, направленное  на то, чтобы внести совершенно иной дух в богослужение и, значит, пытаться разделить общину. Была попытка дискредитировать ту литургию, которую совершал настоятель, на слова и действия которого все мы говорили «Аминь». Если бы, повторяю, была просто «ревность не по разуму», это бы как-то проявилось, потому что искренность видна всегда. Но мы с каждым днем все более и более убеждались, что здесь речь идет не о таком вот юношеском пыле, а просто о стремлении навязать свою волю и, как показалось, даже не свою, а ту, которая была кем-то продиктована.

Д.Гасак: Представьте себе ситуацию: предстоятель, который является устами общины, совершает Евхаристию, читает анафору и в той части, когда читается эпиклесис, происходит преложение Св. Даров, произносит слова: «И сотвори Хлеб сей...» и знаменует Св.Тело – второй священник делает то же самое. Предстоятель говорит, что не нужно этого делать – таким же образом все происходит и во время благословения Чаши, и на третье прошение. Фактически народ, стоящий в храме, видит и слышит, как один священник совершает Евхаристию, благословляет Дары – и второй делает то же самое! Что, конечно, вызывает крайнее возмущение в народе, ситуация вопиющая, и многие священники, которые об этом услышали, были просто в глубочайшем недоумении.

А.Копировский: Здесь, может быть, самая большая проблема в том, что люди, которых мы ответственно и уверенно называем фундаменталистами,  как впрочем они называются во всем мире, по сути своей – крайние индивидуалисты. Вот чего они не признают, так это общины. Для них понятие общины принципиально закрыто. Они могут еще понять слово «коллектив», могут понять слово  «толпа» (как и воспринял наш приход новый молодой священник), но вот что это община, что это единое тело, живая клеточка церковная… Было полное разрушение, и, самое главное – игнорирование общины, которой было сказано, что вообще никакого дела вам до того, что совершается в алтаре, нет: «Это мое дело, я так буду делать, я за это сам отвечу».

Он пытался сегодня отлучать от причастия вслух, пытался физической силой прорваться к престолу. И здесь, вы понимаете, это уже неблагочиние, о котором приходится говорить, потому что сейчас не время молчать. Это не тот случай, когда сор остается в избе. Если бы была ревность не по разуму молодого батюшки, мы бы тысячу раз стерпели. Мне пришлось по роду своей деятельности (я пять лет преподавал в духовной академии) видеть всяких батюшек, и вообще за 26 лет жизни в церкви, я знаю, что всякое можно потерпеть, и все действительно могло бы устроиться. Но здесь была сознательная политика на разрушение.

Д.Гасак: Я расскажу просто, что было дальше. Конечно, после того, как совершился эпиклесис, о. Георгий приостановил службу и попросил этого священника отойти от престола и разоблачиться, потому что дальнейшее сослужение было невозможно. После четырехкратного настоятельного такого прошения второй священник остался у престола, сказал «я не уйду» и продолжал служить. Естественно, потом – потому что эта ситуация должна была как-то разрешиться, невозможно было это терпеть, потому что тут уже встал вопрос, верим ли мы в то, что мы делаем, совершая Евхаристию – алтарники окружили престол, и второй священник не смог причаститься, хотя очень хотел (он сказал «никто не воспретит мне причаститься» после того, что он совершил). После чего, когда уже было причащение мирян, он разоблачился, сел в машину, которая его ждала около храма, и уехал.

О. Михаил рассказывал о событиях 6 мая дважды, причем кардинально различным образом.

В ИНТЕРВЬЮ на радио «Радонеж» 21-22 мая 1997 г. о. Михаил сообщил, что поскольку, по его мнению, было совершено церковное преступление, какое совершали только янычары во времена турецкого ига, он хотел бы с искренностью и правдивостью изложить то, что произошло. Далее он рассказал, что так как, по его мнению, о. Георгий Кочетков совершает литургию по своему чину, он сам старался досконально и строго вычитывать все положенные молитвы, а тайносовершительные слова прочитывал полушепотом. После чего 6 мая, в день Радоницы, после преложения Святых Даров, ему было трижды приказано разоблачиться и не совершать далее Божественную Литургию, в ответ на что он отказался это делать. Тогда о. Георгий назвал его раскольником, он же сам попросил о. Георгия продолжать служение литургии. Литургия была продолжена, но после пения  «Отче наш», после Запричастного стиха алтарники храма окружили престол и не допустили о. Михаила ко Святому Причащению.

В ВЫСТУПЛЕНИИ  в прямом эфире радиостанции «Радонеж» 10 июня 1997 г., после обнародования различными изданиями действительной причины конфликта, о. Михаил, отвечая на вопрос: «Что конкретно случилось в храме 6 мая?», процитировал описание событий в печатном издании братства «Сретенский листок» (май, N 7): «На Божественной литургии 6 мая при чтении тайносовершительных молитв (эпиклесиса) он (о. Михаил. – Ред.) снова благословил Св. Хлеб, осенив его крестным знамением вслед за предстоятелем. После замечания о. Георгия и просьбы больше не повторять этого о. Михаил повторно благословил и Св. Чашу. Несмотря на новое замечание, о. Михаил сделал это и в третий раз после слов «Преложив Духом Твоим Святым». Зачитав описание событий, о. Михаил в прямом эфире заявил: «Все описано верно. При этом я еще вслух произносил тропарь третьего часа и тайносовершительные слова. Однако нигде нет канонического запрещения совершать такие действия» [1].

После случившегося прихожане просили викария Московской епархии архиеп. Арсения и благочинного Сретенского округа прот. Олега Клемышева помочь в разрешении конфликта. «Помощь» состояла в распоряжении архиеп. Арсения: вместо о. Георгия служить литургию по субботам будет о. Михаил. Несмотря на все просьбы прихожан, архиеп. Арсений и прот. Олег Клемышев настояли именно на таком решении.

На службы в Успенском храме по призыву радиостанции «Радонеж» постоянно приходило 30-40 человек из Сретенского монастыря, Афонского подворья и из некоторых других приходов. Они пытались петь вместо хора, перебивать проповеди о. Георгия, перекрикивать совместное пение прихожан. После каждой службы стихийно возникали разговоры о сложившейся ситуации между постоянными прихожанами и «гостями» прихода. 8 июня прошла «открытая встреча», куда для обсуждения ситуации в храме Успения в Печатниках были приглашены все желающие прихожане разных московских храмов. Разговор состоялся, хотя и было много резких и просто провокационных вопросов.

Со временем «группа поддержки о. Михаила» редела, и к концу июня на богослужения приходило лишь несколько "гостей».

[1] На самом деле к этому случаю вполне можно отнести 8-е апостольское правило: «Если епископ, пресвитер, или диакон, или кто другой из священного списка, при совершении приношения не причастится: пусть представит причину, и если она благословна, да будет извинен. Если же не представит, то да будет отлучен от церковного общения, как ставший причиной вреда народу и наведший подозрение на совершавшего, что тот как бы неправильно совершал (Приношение)» (К слову, до этого события о. Михаил подпадал под буквальное действие этого канона неоднократно – см. свидетельства прихожан выше).

СВИДЕТЕЛЬСТВА ПРИХОЖАН

Обращаюсь к вам, потому что вас, «группу поддержки» из 32 человек, видела у нас в храме, когда вы вне расписания пришли к нам и служили утреню и потом были на всей службе дальше.

Я спросила: «Скажите, вот так я тоже смогу прийти в любой храм и начать петь у вас вместо хора во время службы?» – Можете (???) Это что, издевка? Перед моей сединой. За что?

В наш храм был назначен помощником настоятеля свящ. Георгия Кочеткова иерей Михаил Дубовицкий. Мы с любовью приняли молодого батюшку, но он с первых же дней, называя нас «паствой своей любимой», отказался нас причащать, разговаривать с нами после службы. При этом после призывов о помощи, прозвучавших по радио «Радонеж»к нам в храм стали приходить какие-то люди, называвшие себя православными христианами, но которые вели себя в храме неблагоговейно, нас называли еретиками, а после служб устраивали с о. Михаилом сходки в храме, на которых открыто обсуждали, как надо нас, постоянных прихожан, выгонять из нашего храма. О. Георгий постоянно в проповедях, на исповедях, в беседах призывал нас к терпению, смирению, кротости, несмотря на бесчиние, происходящее в храме.

Мы так были рады, узнав, что у о. Георгия появился помощник. У нас большой приход, большая часть, как и я, причащаются каждую неделю, о. Георгий загружен до предела. Поражаешься иногда, откуда у него столько сил. И вот пришел о. Михаил. Сразу начались проблемы. Стоило огромного напряжения бывать на службах. Откуда-то приходили люди в «поддержку» о. Михаила, они позволяли себе выкрики на литургии, поворачивались спиной к о. Георгию и в ответ на его проповеди или обращения кричали, что все ложь и у нас не Церковь Христова. С каким же терпением и любовью о. Георгий старался их успокоить, такой выдержки я ни у кого не видела. Поэтому все, что сейчас говорится и пишется о нас, о нашем приходе, я со спокойной совестью могу назвать клеветой.

Выдержать две службы подряд с о. Михаилом (утреню и литургию) у меня не было сил. Его демонстративное непослушание настоятелю храма о. Георгию, открытое непризнание его как священника (о. Михаил несколько раз переосвящал Святые Дары в алтаре), постоянные попытки изменить чин богослужения во время богослужения, присутствие в храме каких-то странных личностей после передач радиостанции «Радонеж», якобы пришедших «поддержать молодого священника», но на самом деле пришедших просто поучаствовать в назревавшем конфликте, и просто в качестве зевак – все это крайне обострило обстановку во время богослужений, и очень многие наши прихожане стали ходить в другие храмы.

Мы знали, что всем своим поведением о. Михаил провоцирует нас пойти на конфликт с ним, и терпели все его выходки, оскорбления, которые сыпались на нас со стороны людей, пришедших «поддержать» о. Михаила, да и сам о. Михаил стал открыто называть нас сектантами. Это была совершенно открытая травля о. Георгия и нас, его прихожан.

Я была свидетелем того, что о. Михаил Дубовицкий, начавший служить в нашем храме в апреле сего года, с самого своего появления в храме проявлял непослушание о. настоятелю, вплоть до того, что смеялся в ответ на его замечания, пытался прерывать проповеди, повторно благословлял Св. Дары. Поведение о. Михаила с самого начала было демонстративным, он явно играл на публику, производя впечатление человека психически неуравновешенного: уходил в ризницу во время проповедей о. Георгия, пытался провоцировать людей, приходящих для «молитвенной помощи» ему по призыву радиостанции «Радонеж», на неадекватные действия, крики прямо перед причастием, в своих проповедях и выступлениях с амвона настраивал их на поиск врагов, явно намекая на нашу общину и ее предстоятеля. В таких условиях участвовать в богослужениях и молиться «единым сердцем и едиными устами» было весьма трудно. Совершая все эти действия, о. Михаил ссылался на имя Святейшего, благословившего его на служение в этом храме. Несмотря на заверения о своем горячем желании иметь общение с паствой, о. Михаил отказывался от каких-либо встреч с группами прихожан, предлагая приходить к нему на беседы поодиночке, по записи и по вопросам, не касающимся Евхаристической практики, к которой миряне якобы не имеют никакого отношения. Странными казались и заявления о. Михаила по поводу церковного богослужения вообще: настаивая на своем желании служить самостоятельно, он говорил, что не нуждается при этом в народе, отказывался причащать людей, не исповедовавшихся в этот день у него, требовал недельного поста перед причастием.

О. благочинный, приезжавший в храм, не стал даже разговаривать с прихожанами, хотя мы рассчитывали на его помощь в сложившейся ситуации.

Ввиду отсутствия из-за болезни о. Георгия в день Победы, утреню и заупокойную литию служил о. Михаил. После службы прихожане попросили о. Михаила ответить на их вопросы, в частности, признает ли он нашу Евхаристию и почему действует как сектант, дублируя действия о. Георгия, несмотря на его запрещение мешать службе. О. Михаил ответил, что он не обязан отвечать на наши вопросы и никакого повторного благословения Святых Даров он не производил. Видимо, о. Михаил забывает, что и как он делает. Несколько десятков прихожан своими ушами слышали пререкания молодого священника с нашим предстоятелем во время анафоры, это является сильным искушением для нас. По отношению к нам он ведет себя то фальшиво улыбчиво, то проявляя полное неуважение и пренебрежение.

Смирение и пример о. Георгия и его выдержанные и мудрые проповеди предотвращали беспорядки и возмущение общины. Епископ Арсений ни разу к нам не приехал, а когда наши прихожане ходили на прием к нему, он их не слушал, а требовал, чтобы к нему явился о. Георгий, хотя наш настоятель был болен и находился в больнице.

Зная о тяжелом положении в нашем приходе, вызванном поведением о. Михаила, владыка Арсений ни разу к нам не пришел, а ведь он наш викарный епископ. А больной батюшка приходил к нам из больницы на богослужения, так как он видит в служении Богу весь смысл своей жизни, а в трудную пору хотел поддержать и успокоить свою паству. Мне приходилось слышать обвинения, что о. Георгий для нас важнее, чем Господь Бог. Почему нас оскорбляют недоверием к нашей вере в Бога? Мы любим нашего духовного отца, благодарны ему именно за то, что он привел нас к Богу и в Церковь, учит нас любить Бога, слово Божие и Его заповеди. Но путать отношение к Богу с отношением к человеку может только тот, кто не понимает разницу между Творцом и тварью или хочет сознательно оскорбить.

Наш батюшка, больной, тревожась за нас, служил литургию, проповедовал, ободрял нас, призывая быть настоящими христианами, церковными людьми, молиться за о. Михаила. И мы молились. Сначала нам было трудно молиться за него, но потом стало его жалко – он выглядел несчастным человеком.

О. Георгий не раз призывал о. Михаила покаяться в бесчинном поведении на Евхаристии, оскорбившем чувства верующих, но о. Михаил не чувствовал раскаяния и не хотел мира и добрых отношений с общиной.

Обвинения против свящ. Георгия Кочеткова строятся на основе бесцеремонного манипулирования цитатами из его работ и откровенных небылиц типа: «у них не причащают младенцев», «у них служат на современном русском языке», «у них миряне потребляют Святые Дары». В результате создается образ врага внутри нашей церкви, которым уже введены в соблазн многие тысячи православных христиан и даже священноначалие. Один несчастный человек, пришедший для поддержки свящ. Михаила Дубовицкого по призыву «Радонежа», искренне заявил: “за врагов церкви (т. е. прихожан нашего храма) не молятся, их уничтожают».

В течение мая—июня 1997 г. конфликт в приходе Успения в Печатниках освещался различными средствами массовой информации

Вот лишь один пример

РАДИОПЕРЕДАЧА «В ГОСТЯХ У "ЭХА МОСКВЫ"»

22 августа 1997 г. на волнах радиостанции «Эхо Москвы» прошла передача «В гостях у "Эха Москвы"» (ведущий – Сергей Бунтман). Частично она была посвящена оценке ситуации, сложившейся в приходе Успения в Печатниках в мае-июне того же года.

С.Бунтман: Это было не случайно, что Михаил Дубовицкий был назначен именно в Ваш храм?

О. Георгий: Да, я думаю, что это было не случайно. Формально это выглядело так: назначение священника в помощь мне; реально это было наоборот. Хотя мы просили священника для помощи, потому что одному мне было очень трудно справляться с приходом в несколько тысяч постоянных членов. Но мы просили, естественно, человека, который хотя бы уважал наши традиции, если уж не прямо из нашего прихода. Но вот этого, к сожалению, не получилось. И привело это к тому, что на Пасху и после Пасхи стали возникать постоянные конфликты.

С.Бунтман: О. Георгий, простите, я хотел вот что спросить. То, что произошло этим летом, это, видимо, итог длительных разногласий и конфликтов. Первый вопрос чисто формальный, чтобы понять о чем идет речь. Вы подчиняетесь Московской патриархии?

О. Георгий: Конечно. Мы члены Русской православной церкви, и для нас это очень важно.

С.Бунтман: В чем тогда суть разногласий?

О. Георгий: Мне кажется, что хотя разногласия в церкви естественны, они должны быть в едином духе, они должны быть прежде всего за Церковь, за те духовные ценности и реалии, которыми Церковь живет. Но мы в этом конфликте столкнулись с силами не столько консервативными в церкви, не столько традиционными – мы сами высоко ценим эти ценности, – сколько с силами фундаменталистскими или интегристскими, или изоляционистскими (их по-разному называют), которые по сути не являются даже ни христианскими, ни очень церковными. И поэтому, от того, как пойдет это дело и каковы будут его последствия, зависит очень много не только в судьбе нашей или в судьбе церкви, но и в судьбе всего народа и общества. Я в этом уверен.

С.Бунтман: Но в чем же сам конфликт? В чем он состоит? Пускай это, действительно, силы, которые можно назвать не консервативными, а фундаменталистскими.

О. Георгий: Знаете, вот очень интересно, что, когда начинаешь разбираться по существу, то почти ничего не остается. Рациональная логика здесь почти не работает. Просто слишком многие в церкви привыкли жить ценностями еще ветхозаветными (это в лучшем случае ветхозаветными), которые предполагают священную букву, а апостол Павел не случайно говорит, что всякая «буква убивает, а Дух животворит». Для нас ценность Свободы и поэтому ценность Духа всегда была превыше всего.

С.Бунтман: О. Георгий, да, я понимаю. Но Вы не считаете, что подобного рода вещи, которые, как мы знаем из истории Православия, приводили к достаточно сложным конфликтам (можно вспомнить хрестоматийный раскол), требуется решать соборно?

О. Георгий: Вы знаете, как раз именно раскол говорит вот о чем: там ведь вся проблема была в том, что реформа спускалась сверху вниз, без инициативы снизу, без подготовки церковного народа, без его желания. У нас совершенно другой случай. Как раз община, церковный народ снизу единогласно пришли к тем выводам, которые мы используем как основание для на самом деле традиционных, но все же изменений в практике приходской жизни. Мы как раз надеемся на то, что наш пример позволит иерархии и всей церкви увидеть проблемы, внутренние проблемы и начать их обсуждать. Это наша цель.

С.Бунтман: И еще один вопрос. Не секрет, что в Православии, особенно учитывая огромное количество неофитов, которое появилось в последнее время, одна из категорий, которая постоянно выдвигается на первый план – это категория послушания, насколько я понимаю. А что Вы думаете, что Вы можете ответить по этому поводу, учитывая, что Православная церковь, как иерархический организм, отнюдь не демократична, т.е. к демократии на самом деле не имеет никакого отношения. Что Вы можете сказать по этому поводу?

С.С.Аверинцев: Маленькая реплика по вопросу о послушании. Ни в одной из статей, в которых восхваляется как великий подвиг поведение младшего священника Михаила, Дубовицкого не упоминается такая мелочь. Все два месяца, что в храме было два священника, о. Георгий Кочетков сохранял обязанности настоятеля. Даже если у священника, младшего по возрасту, по опыту и по  положению, есть убеждения, расходящиеся с убеждениями старшего, – это серьезное дело. Но упраздняет ли это именно с консервативной точки зрения обязанность миролюбивого послушания? Обратите внимание: никто из сторонников о. Михаила даже не говорит в этой связи, скажем, о драматичной коллизии, столкновении обязанностей. Хотя бы, скажем, одобряя его выбор. Никакого выбора, собственно говоря, и не было. Так что вопрос о послушании – это вопрос.

РАДИОСТАНЦИЯ «РАДОНЕЖ» О КОНФЛИКТЕ В ПРИХОДЕ УСПЕНИЯ ПРЕСВЯТОЙ БОГОРОДИЦЫ В ПЕЧАТНИКАХ

В освещении радиостанцией «Радонеж» конфликта в приходе Успения Пресвятой Богородицы в Печатниках можно выявить следующие закономерности:

1 этап – от Страстной Среды 1997 г. до 29 июня того же года: в Великую Среду в приход назначен молодой священник о. Михаил Дубовицкий. Он «высказывает свое недовольство» настоятелю, выбегает на амвон и спорит с ним во время проповедей, отказывается от разговоров с прихожанами, неоднократно отказывается причащаться во время служения литургии, демонстративно разоблачается и уходит со службы прямо перед причастием, не причащает исповедовавшихся у о. настоятеля прихожан, если же причащает, то молча. Наконец, о. Михаил неоднократно «переосвящает» Св.Дары на литургии. 6 мая после очередного «переосвящения» о. настоятель запрещает ему продолжать службу, (он же пытается этого не исполнить).

Реакция «Радонежа»: 13, 16 мая – первые сообщения о том, что у прихожан «не хватило любви» к о. Михаилу. Указывается адрес храма.

21 мая в Москву из очередной поездки приезжает Патриарх. В течение недели, начиная с 20 числа, «Радонеж» касается ситуации в Успенском храме (в эти дни нисколько не обострившейся по сравнению с предыдущим периодом) каждый день.

При этом:

– 21-22 мая транслируется получасовое интервью председателя общества «Радонеж» Евгения Никифорова с о. Михаилом Дубовицким, где, в частности, излагается история с запрещением продолжать службу, но не указывается истинная причина и все происшедшее «страшным церковным преступлением» со стороны прихода и его настоятеля;

– в течение остальных дней каждый гость прямого эфира отвечал на вопрос ведущего об отношении к о. Георгию и происходящим событиям и говорил о том, какого наказания заслуживает, по их мнению, о. Георгий;

– 30 мая транслируется слегка модернизированное (опять получасовое) интервью о. Михаила Е.Никифорову.

Каждую пятницу, накануне богослужебных дней, «Радонеж» приглашает своих слушателей на богослужения в Успенский храм «поддержать о. Михаила в этом модернистском храме».

Общий объем вещания «против Успения в Печатниках» за эти десять дней составляет около 2 часов, т.е.  примерно 10% всего эфирного времени «Радонежа». Многие из обвинений приводятся с одной и той же оговоркой: «как я слышал» или "я сам никогда там не бывал».

Далее следует недельный перерыв.

Затем, накануне длительной поездки патриарха в Святую землю и в Грац (возвращение ожидается лишь в начале июля) объем вещания «против Успения в Печатниках» составляет около 30% всего эфирного времени «Радонежа».

После отъезда патриарха Алексия II в течение 18 дней проблема затрагивается один раз прямо (озвучено краткое приглашение на службу) и один раз – косвенно: 27 июня о. Максим Козлов кратко призывает патриарха проявить мужество и, не боясь раскола, разделаться со всеми экуменистами, «неообновленцами» и модернистами. Таким образом, объем вещания приближается к 0%.

На этом первый этап, достаточно жестко связанный с присутствием патриарха в Москве, заканчивается. За день до возвращения патриарха из Граца, 29 июня, происходит инцидент в храме Успения.

II.

29 ИЮНЯ. ГОВОРЯТ ОЧЕВИДЦЫ

«Я глубоко убежден в том, что имеют право говорить только очевидцы. Притом, чем менее рассказы их были бы похожи на связный рассказ и чем больше они строились бы так: "я стоял вот в этом углу и видел своими глазами то-то и то-то и слышал своими ушами то-то и то-то", – тем эти рассказы для меня лично были бы достовернее и убедительнее.

Все остальные лица могут сверять рассказы очевидцев, подвергать их критическому анализу, приходить к каким-то выводам, но это уже совсем другое дело».

(Отрывок из выступления акад. С.С.Аверинцева на радиостанции «София» 13.09.97 г.)

СВИДЕТЕЛЬСТВА ПРИХОЖАН

Отрывки взяты из свидетельств, посланных прихожанами храма Успения в Печатниках патриарху и в комиссию по расследованию инцидента 29 июня. Здесь приводятся лишь небольшие отрывки небольшой части свидетельств.

Cвидетельствуем о том, чему мы – регент и певчие правого хора – в известных событиях, происшедших в нашем храме 29 июня с.г., были очевидцами.

Около 7 часов утра, по расписанию, служащий иерей Михаил начал утреню. Течение ее было обыкновенным до тех пор, пока назначенный помогать служащему иерею настоятель не подошел к елеопомазанию (во время чтения седальнов по 3-й песни канона и ектеньи) и, как принято среди священства, принял елеопомазание не рукою служащего иерея, а своею собственной. После этого и начались странности. По катавасии 6-й песни канона, когда давно закончивший елеопомазание иерей Михаил, находившийся в это время между центром храма и выходом в притвор (на месте, где он прежде читал Евангелие), не произнес положенного «Паки и паки...», хотя ему и подсказали несколько раз (чтец, алтарник, пом.старосты, регент), предположив причиной его молчания рассеянность. Прождав некоторое время напрасно, мы решили продолжать и спели кондак, после которого чтец сказал икос, – и дальше утреня пошла своим чередом. Пока, наконец, не достигла катавасии по 8-й песни. На этом месте Богослужения священник, по чину, выходит на солею и кадит иконе Богородицы, по окончании же катавасии возглашает «Богородицу и Матерь Света в песнех возвеличим!», после чего хор поет Песнь Богородицы, положенную этому дню. Таково уставное последование.  В нашем же случае никакого священнического появления на солее и никакого священнического возгласа, предваряющего «Честнейшую», не было. После некоторого замешательства, мы обратили взоры от пустой солеи к настоятелю, принимавшему в это время исповедь в Никольском приделе, и настоятель благословил  петь «Честнейшую». (Это представляется нормальным, так как правило безостановочности Богослужения стремятся соблюдать все священники. От чего бы ни произошла заминка, ее необходимо покрыть, а разбирательство устраивается обычно по окончании службы.) Примерно на 3-м стихе «Честнейшей» с солеи раздалось чтение: о. Михаил, лицом к алтарю, читал каноны. Мы же, допев «Честнейшую», остановились, недоумевая, каким чином служить дальше. О. Георгий обратился к иерею Михаилу с просьбою продолжать нормальное чинопоследование, на что ему был ответ, что так читать каноны (как?) – кощунство. Что иереем Михаилом имелось в виду, – неясно. Манера ли чтения, или то, что чтецы вычитывали по одному тропарю из каждого канона? – он не объяснил. Но так или иначе, начинать заново читать каноны не только после пения «Честнейшую», но и, вообще говоря, после самим же произнесенной ектеньи по 3-й песни, – непоследовательность изумительная и действительное разрушение Богослужения. Т.е. то, что читалось и пелось и о чем молились до сих пор, был черновик, «а теперь еще раз с той же цифры». Богослужение вместе со встроенной репетицией Богослужения? Естественно, что в ответ на отказ вернуться к  нормальному чинопоследованию о. Георгий был вынужден потребовать у иерея Михаила отдать алтарникам богослужебные книги, и после отказа какие-то книги были отняты. («Отняты» – это надо понимать буквально; ничего кроме изъятия – из рук в руки – не было). За сим иерей Михаил в полном облачении пошел к выходу из храма, староста же и старший алтарник побежали за ним с просьбой не ходить в облачении на улицу, а если ему хочется на улицу, то вернуть облачение. Оба призыва остались без ответа; однако помощник старосты успел запереть наружную дверь. Иерей Михаил вынужден был оставаться внутри храма – и продолжил свое удивительное чтение в притворе. Мы с клироса не могли разобрать читаемого и петого им, так как отец настоятель, оставив исповедующихся, был вынужден сам заканчивать утреню, – но можем засвидетельствовать, что пение и чтение из притвора были слышны довольно долго: оставшийся чин  утрени мы дослуживали на их фоне. Иерей Михаил перемещался из притвора в храм, ходил в южном приделе, выходил снова в притвор, пытался читать по Минее, лежавшей на аналое для пользования чтецов (и ее тоже были вынуждены отнять); повсюду его сопровождала небольшая свита из братьев и сестер, пытавшихся его словесно успокоить – именно что только «сопровождала» и только «словесно».

Одна сестра плакала, прося и говоря, что ему будет потом стыдно за себя и перед своими детьми за все, что он делает, но он отодвигал шторку на двери (имеется в виду занавеска на стекле наружной двери Успенского храма – ред.) (ожидая подмоги какой-то, я тогда не понимала, чего он ждал и кого?) и улыбался.

Несколько сестер окружило о. Михаила, прося его помолиться вместе с нами, он же бросился в притвор. Алтарник Виктор Котт говорил ему: «Снимите облачение, батюшка, и можете идти... на улицу в облачении нельзя» [2]. Говорил просительно, тихо, больше уговаривал, чем говорил. Когда кто-то из присутствующих присоединился к этой просьбе, дотронувшись пальцем до фелони, священник Михаил Дубовицкий резко, надрывно произнес: «Уберите руки! не насилуйте!» – и после, когда эта ситуация повторилась: «Руки! Прочь! Не насилуйте!»

В это время вошедшая с улицы прихожанка о. Михаила спросила в тревоге: «Батюшка, чем Вам помочь?» – и получила в ответ: «Вызовите милицию».

[2] Накануне, в субботу, о. Михаил уже выбегал из храма в облачении и бегал по улице, в т.ч. по проезжей части.  Настойчивость просьбы была вызвана желанием не допустить повторения этого инцидента. Долгое время, к сожалению, почти никто в храме не понимал, что состояние о. Михаила – болезненное; за два месяца все привыкли к его странному поведению и видели в происходящем лишь попытку в очередной раз создать конфликтную ситуацию. Несколько человек обращались к о. Георгию с вопросом, стоит ли обратиться к врачам, но он просил не делать этого. Так продолжалось до тех пор, пока один из прихожан, имевший ранее дело с душевнобольными, придя на службу к началу литургии и услышав страшные, характерные крики о. Михаила, доносившиеся из алтаря,  вызвал «Скорую помощь». Приехавший врач подтвердил необходимость срочной врачебной помощи.

Перед тем, как удалиться в алтарь, о. Михаил послал приходящих именно к нему на службу прихожанок в Сретенский монастырь за подмогой и попросил вызвать милицию. Подмога и милиция не заставили себя ждать. О. Михаил, находясь в алтаре, время от времени издавал возгласы примерно такие: «Есть ли православные в храме?», «Православные! Надо мной совершают насилие!»

Из алтаря слышались выкрики о. Михаила. Вскоре появились милиционеры, и богомольцы, которые часто приходили в храм во время служения о. Михаила, стали требовать от настоятеля о. Георгия допустить милиционера в алтарь.

Я стояла и молилась у самой солеи, справа от меня стояли две женщины, которые стали говорить милиционеру, чтобы о. Михаил вышел к ним, так как они хотели отвести его к иг. Тихону. Милиционер повторил, что о. Михаила никто не держит. Тогда они стали говорить, что хотят исповедоваться о. Михаилу.  Милиционер ответил: «Вы верующие? Как он может исповедовать в таком состоянии?»

Я была между милиционером и этими женщинами и стала свидетелем этого разговора. Крики о. Михаила усилились, и весь храм коленопреклоненно стал молиться.

Я видела, как из алтаря вышел милиционер и обратился к находившимся в храме людям, говоря, что насилия в алтаре по отношению к этому человеку (о. Михаилу) не совершается, что ему (о. Михаилу) сказали снять церковное облачение и идти куда он хочет, но ваш священник (о. Михаил) лежит на полу, кричит и никого не слушает.

Для поддержания порядка и относительного спокойствия в храме (т. к. все это время, 30-40 минут, о. Михаил продолжал кричать), милиционера попросили остаться возле входа в алтарь.

Подошел к солее высокий худощавый человек в рясе с настойчивым намерением пройти в алтарь, куда его не пускали алтарники  без благословения настоятеля.

Вышедший из алтаря дьякон на вопрос гостя, что там происходит, ответил спокойно: «Ничего. Он (о. Михаил) лежит на полу и кричит, – не подходите ко мне, не трогайте меня, – а около него никого нет».

Подошел о. Георгий, прервав исповедь, и стал объяснять пришедшему: «В алтарь входить я Вас не благословляю, так как Вы человек не бесстрастный и Ваше присутствие может вновь возбудить о. Михаила». Гость сказал: «Я хочу видеть, что происходит с о. Михаилом». О. Георгий объяснил, что в алтаре находится милиционер, что был врач, а какой он поставил диагноз, Вы знаете, но мы не можем допустить, чтобы священника госпитализировали прямо из алтаря. Подождем еще. О. Георгий вернулся в Никольский придел. Из алтаря вышел милиционер. Гость переспросил и его, что там происходит. Милиционер бесстрастно ответил: «Ничего. Его никто не трогает. Похоже, что он не в себе» [3].

Гость спросил милиционера: «Отвечаете ли Вы за свои слова?» Милиционер ответил: «Я на службе и отвечаю за свои слова. Ничего противозаконного там не происходит». Я не помню знаков воинского отличия милиционера, но я очень хорошо запомнила его лицо, так как вплотную стояла с гостем перед милиционером.

Женщины из группы поддержки о. Михаила закричали: «Отпустите же его, покажите его». Милиционер ответил: «Его никто не держит. Его просят снять богослужебные одежды. Ведь он не может выйти на улицу в них».

[3] Этот фрагмент записи по странному стечению обстоятельств не вошел в «документальный» фильм «Разоблачение». На оригинале видеозаписи, переданной в канцелярию Московской патриархии (и, видимо, оттуда попавшей в руки режиссеров фильма) этот эпизод отчетливо виден.

Выйдя из алтаря на солею, ст. лейтенант объявил собравшимся в храме людям (а их уже было человек 500), что батюшка немного не в себе, что сейчас, как только снимет облачение, сразу сможет идти куда захочет. При этом о. Михаил мог спокойно выйти из алтаря, ему никто в этом не препятствовал, но он этого не сделал, а наоборот, ушел в дальний угол заалтарной комнаты и там остался. Оставшись там, он периодически продолжал кричать, тем самым провоцируя людей, находящихся в храме, на волнение, потом лег на пол, продолжая кричать. В храме при каждом крике кто-то из людей, пришедших из Сретенского монастыря, пытался ворваться в алтарь.

Все прихожане собрались около солеи, было несколько сот человек. Я увидела двух молодых мужчин, которые вели себя, как спортсмены перед началом тренировки, как будто они разминаются, и нервно переговаривались, что им делать: «Наших-то – мало!» Я отошла к свечному ящику в южном приделе храма. О. Михаил закричал очень громко и ему ответили женские голоса: «Мы здесь, о. Михаил, мы с Вами!»

В алтаре было темно и очень тихо, создавалось впечатление, что о. Михаил там один, но раза 2-3 из алтаря выходили алтарники, мирные и очень собранные. В непосредственной близости от солеи бушевала «группа поддержки» о. Михаила, призванная радиостанцией «Радонеж». Они кричали: «О. Михаил, мы с Вами!» Когда крики о. Михаила затихали, то казалось, что в храме ничего не происходит, если бы не напряжение, повисшее в воздухе.

О. Георгий исповедовал, чтецы читали часы, народ молился. Лишь в левой стороне у дьяконских врат все время что-то происходило. Приходили представители из Сретенского монастыря, просясь в алтарь, женщины из группы поддержки о. Михаила громко кричали, что их священника бьют, а может, и убивают, но из чего были сделаны такие выводы, было неясно. Но если вначале я слышала из алтаря лишь неоформленные вопли, после криков женщин, соратниц о. Михаила, крики оформились в фразы: «Православные, убивают!» Эти завывающие вопли произносились с некоторой периодичностью. Могу засвидетельствовать мое впечатление, что ни на секунду не было ощущения истинности этих слов, лишь жалость и боль к больному человеку, выполняющему чей-то страшный замысел. Еще 15—20 минут я находилась в правой части у солеи, а потом поднялась на место служения, на хоры. С хоров было видно, что какой-то человек, окруженный женщинами, кричал: «Изверги, они его убивают!», и на очередной вопль о. Михаила бросился к дьяконским вратам алтаря, но был оттеснен прихожанами храма Успения. Из алтаря вышел милиционер и вывел из храма нарушителя порядка и его поддерживающих, которые назвали себя духовными чадами о. Михаила.

О том, что эти люди были приглашены на воскресенье священником Михаилом, я узнала несколько позже, когда одну из его прихожанок вывели из храма за недостойное поведение в храме. Выйдя на минуту из храма, (мне стало нехорошо), я увидела возбужденно кричавшую эту прихожанку (по-моему, ее звали Вита) в синем джинсовом платье. Она кричала: «Еретики, звери!» – явно привлекая внимание прохожих. Я пыталась успокоить ее и спросила, зачем же она пришла сегодня на службу, зная, что по расписанию сегодня служит о. Георгий. Она на это мне ответила, что им велел прийти о. Михаил.

Около 10 часов, перед началом литургии, когда храм был заполнен прихожанами (порядка 500 человек), некий брат в бордовой рубашке на очередной крик отца Михаила, расталкивая всех локтями, активно ринулся в алтарь, а когда ему преградили дорогу, также активно пустил в ход кулаки. На помощь пришел лейтенант милиции, он вывел из храма по-хулигански ведшего себя брата. Хотя вскоре он опять появился в храме, а когда прихожане чистосердечно призвали его молиться, что мы все и делали, то этот брат вдруг неистово возопил: «Не приближайтесь ко мне, нечистые!» – вложив в свой крик столько ненависти, что выражение его лица перестало быть человеческим.

В это время наш хор запел «Царице моя Преблагая...» и весь храм, поддержав нас, стал молиться. Через окна, с балкона, было видно, что подъехала машина скорой помощи.

Приехали врач и фельдшер «Скорой помощи». Врач несколько раз предлагал о. Михаилу поговорить с ним одному (в ризнице), тот резко ответил: «Нет». Затем о. Михаил вдруг резко повернулся и хотел выйти в храм. Алтарники (в том числе и я) остановили его, прося выполнить указание настоятеля – в таком состоянии в облачении (он был в поручах) в храм не выходить. Тогда он начал кричать очень странно, почти нараспев: «Православные, помогите! Меня бьют! Не дают подойти к престолу! И к жертвеннику!» и т.п. Потом он вдруг сказал, чтобы его пропустили исповедовать. Подошедший о. Георгий вновь сказал ему, что в таком состоянии это невозможно, и что он (о. Михаил) предварительно должен успокоиться и передохнуть хотя бы 10 минут. Тот, не слушая и не отвечая никому (его просили не нагнетать обстановку также врач и милиционер), стал с криком буквально рваться в храм. Затем, вынув из кармана подрясника маленький Новый Завет и громко дав предварительный богослужебный возглас о чтении Евангелия, стал читать нараспев текст о страстях Господних. Потом он попытался снять икону с аналоя и поставить перед собой (опять с криком: «Мне не дают икону!»), вновь пройти в храм и т.п. Все это продолжалось довольно долго, не меньше 10 - 15 минут, и производило впечатление крайне тяжелое и странное, так как он при этом никого не слушал и не вступал в разговор. Все были в растерянности. Никаких побоев ни один человек о. Михаилу не наносил.

В храме начался шум и крик. Понимая, что если в такой ситуации пропустить о. Михаила в храм, начнется (как мы предполагали по горькому двухмесячному опыту) бесконтрольное развитие конфликта, мы обратились за консультацией к врачу и работникам милиции. Врач сказал, что о. Михаил болен, ему нужна срочная госпитализация, но добровольно он в больницу не поедет.

Появились иеромонахи из Сретенского монастыря: о. Никандр и о. Анастасий. Нельзя сказать, чтобы они пришли с молитвой. О. Георгий выходил увещевать их. В алтарь их не пустили.

Кажется, еще до появления монахов была вызвана карета «Скорой помощи». Врачи находились вблизи событий довольно долго, не предпринимая, кажется, никаких специальных действий, кроме визуального наблюдения за о. Михаилом и постановки диагноза.

Врачи находились в храме не менее получаса.

Так как отец настоятель не благословил пускать в алтарь клириков Сретенского монастыря, а последние непременно хотели в алтарь проникнуть, то дьяконские врата тщательно охранялись братьями. Царские были закрыты, заперты на задвижку, и завеса была задернута. Этого казалось достаточным, и за Царскими вратами никто не наблюдал. Никто не ожидал, что о. Никандр вдруг стремглав ринется в алтарь именно через Царские врата. Шум, замешательство, и когда мы с клироса туда взглянули, то увидели лишь распахнутые настежь врата и содранную завесу. Кажется, он в ней запутался. Если иеромонах в мантии и епитрахили имеет право входить в Царские врата, то вряд ли он имеет право входить в них таким скоропостижным и разрушительным образом.

Я вошел в алтарь храма около десяти часов утра, увидел печальные, взволнованные лица о. Георгия Кочеткова и наших алтарников, находившихся в юго-восточной части алтаря рядом с о. Михаилом Дубовицким, который стоял облокотившись на стол для облачений. Здесь же присутствовал старший лейтенант милиции. Я прошел в ризницу, где за столом сидел пожилой врач скорой помощи и что-то писал. Внезапно о. Михаил стал чрезвычайно громко и нервно читать Евангелие в русском переводе, встав напротив образа Спаса Нерукотворного. Затем обернулся и прокричал: «Премудрость прости! Услышим Святаго Евангелия...» и прочее, положенное перед чтением этого текста за богослужением, и вновь, обернувшись к иконе, стал читать евангельский текст. Было слышно, что в храме народ очень волнуется. На вопросы «Что же делать?» доктор скорой помощи сказал, что о. Михаила нужно срочно госпитализировать, но здесь же отметил: «Но вы же понимаете, добровольно он не пойдет», и просил решить, согласны ли мы на принудительную госпитализацию. Последовала пауза, во время которой находившиеся в алтаре совещались о возможности принудительной госпитализации, а о. Михаил продолжал все более истерично читать Евангелие. Обстановка в храме накалялась и грозила выйти из-под контроля. Тогда было позволено врачам действовать так, как полезнее для здоровья о. Михаила. Мы взяли его под руки и вывели его во двор храма, где и посадили в машину скорой помощи.

Я не точно помню в какой последовательности все происходило. Кажется тогда, через закрытые Царские Врата ворвался в алтарь какой-то монах. Как я потом узнала, иеромонах Никандр. Все содрогнулись, но продолжали молиться. Через несколько минут он выбежал, вытянув два пальца вверх и кричал что-то вроде: «Вот теперь вам конец!»

Он (иеромонах Никандр) пошел к выходу, ведя за собой прихожан монастыря и подняв грозно руку с угрозами:«Вот теперь вам конец!»

В храме стояла полная тишина, к этому времени (было уже около 11 часов) храм был полон. Все люди встали на колени и молились со слезами об о. Михаиле, о мире и спокойствии.

О. Никандр выбежал из алтаря уже через северные врата с возгласом: «Православные, там избивают о. Михаила» и вместе с несколькими прихожанами Владимирского собора Сретенского монастыря быстро направился к воротам, ведущим во двор храма. Судя по тому, что о. Никандр так недолго был в алтаре, о. Михаила там уже не было, и слова об избиении не соответствовали действительности. Вслед за ними сюда же собралось несколько десятков прихожан. Возгласов и криков о помощи во дворе я не слышал. Утверждения об избиении о. Михаила продолжались, хотя никаких свидетельств этому не было. В это время из ворот вышел милиционер (лейтенант) и попросил не лгать, поскольку никакого избиения нет.

Я подошла к храму Успения Пресвятой Богородицы в Печатниках в то время, когда из церковного двора пыталась выехать машина «скорой помощи». Из машины до меня донеслись леденящие душу вопли, что-то похожее на рев. Один из прихожан, стоявший рядом, объяснил мне, что в машине находится священник Михаил Дубовицкий, с которым в алтаре случился приступ душевной болезни, из-за чего он не мог служить сам и делал невозможным совершение богослужения в храме, т. к. производил в алтаре действия, которые можно было бы назвать кощунственными, если бы они не являлись следствием его болезни. Мне объяснили, что в данной ситуации невозможно было обойтись без медицинской помощи, что это была крайняя, вынужденная мера, на которую не хотели идти, но к которой вынуждены были прибегнуть.

В это время группа агрессивно настроенных людей (оказавшихся прихожанами Сретенского монастыря), представители которой объясняли милиции, бывшей тут же, что они «истинно православные», а мы «еретики», не давала проехать машине. Люди чуть ли не кидались под колеса, так что милиционерам приходилось сдерживать их натиск, стоя как бы в оцеплении, чтобы машина хоть как-то могла проехать, никого не задавив. Эти люди говорили про нас чудовищные вещи, что мы «сектанты», что мы якобы творим страшное злодеяние, отправляя о. Михаила в больницу, что его нельзя туда отправлять, потому что он священник, на что врач, сидевший в машине рядом с шофером и с ужасом смотревший на них, отвечал, что священник болен и его надо лечить. Это говорили также и прихожане храма, явившиеся свидетелями того, что священник Михаил Дубовицкий совершал в храме. С большим трудом машина продвигалась к проезжей части. Группа людей, пытавшихся помешать отправке о. Михаила в больницу, вела себя при этом недостойным образом: постоянно слышались оскорбления в наш адрес, одна из бывших там женщин сильно ударила по лицу одного из наших братьев. Члены нашей общины ни на оскорбления, ни на рукоприкладство не отвечали. Перед тем, как ударить его, эта женщина спрашивала, сможет ли она беспрепятственно войти в храм и стоять на службе, не причинят ли ей там вреда, не будут ли толкать, чем очень меня удивила. Ей, естественно, сказали, что никто ей никакого вреда не причинит, только бы она сама никого не толкала. Несколько минут спустя она залепила пощечину мирно стоявшему брату. Еще один человек из этой же группы, уже мужчина, вел себя крайне агрессивно, бросался на машину, когда она уже выезжала на проезжую часть, на людей, кричал, что мы распинаем о. Михаила. После того, как машина отъехала, образовалась потасовка между этим человеком и несколькими милиционерами – кажется, он кого-то из них ударил, хотя точно не знаю, не видела, – но тут же подошел священник и несколько человек из тех, что нас хулили, и быстро увели его в Сретенский монастырь.

Все эти грубые выкрики, рукоприкладство, чудовищные клеветнические обвинения в наш адрес представляли собой крайне безобразное зрелище и являлись соблазном для проходивших  мимо людей, милиции, врача и шофера «скорой помощи».

В алтаре все стихло. Затем вышел о. Георгий и сказал: «Я долго не решался и с тяжелым сердцем дал, наконец, из-за угрозы здоровью о. Михаила, разрешение на его госпитализацию». Состояние здоровья отца Георгия из-за этих событий ухудшилось, и попросив у нас разрешения на служение литургии без проповедей, он начал Божественную литургию, за которой мы опять горячо молились о мире свыше, о благостоянии церквей Божиих, о ненавидящих и обидящих нас, о здоровье о. Михаила.

Начиная с этого дня общество «Радонеж», пользуясь средствами массовой информации, извергает на нашу общину, особенно на нашего духовного отца, священника Георгия Кочеткова, страшную, кощунственную клевету. Или эти люди не боятся Бога? Так лгать, так поносить честного человека, всю жизнь свою отдавшего на служение Христу и людям!

В той истерике, которая началась на радиостанции «Радонеж» в тот же день, невозможно было узнать ни один эпизод из тех, свидетелем которых я был, это была сознательная и злостная клевета.

Я, человек, который недавно, после больших и мучительных исканий встретил Бога, встретил и ощутил Его всей душой именно в Русской Православной Церкви в том храме, прихожанином которого я имею честь себя считать. То, что происходит сейчас в нашем храме и вокруг него, после прихода второго священника отца Михаила Дубовицкого, является для меня каким-то страшным кошмаром, состоящим изо лжи, провокаций, патологической злобы, ненависти и вопиющей несправедливости по отношению к прихожанам данного храма. Я взрослый человек и могу отличить правду от лжи, а для того, чтобы разобраться в том, что вытворяют с нами, не требуется даже сколько-нибудь житейского, не говоря уже духовного, опыта. Лжесвидетельство, попрание правды, разжигание противостояния среди священнослужителей и народа Божия, провоцирование насилия и все то, что позволяют себе радиостанция «Радонеж», телепередача «Русский дом» и те, кто за всем этим стоит, в миру было бы невозможно, так как за все это пришлось бы нести ответственность. Но, например я, не могу себе позволить предпринять никаких реальных шагов по пресечению этого безобразия, так как это может бросить тень на всю нашу Церковь.

Вы, Святейший Владыко, единственный, кто может в этом разобраться, встретившись и заслушав представителей нашей общины, дать объективную оценку тем действиям, с которыми сейчас столкнулся наш приход и, видимо, скоро столкнется вся наша Церковь. Призывы к борьбе  и насилию, которые постоянно звучат в средствах массовой информации, называющих себя «православными», внушают ужас людям, только-только обратившимся к Богу.

С призывом о помощи, прошением о возвращении нам нашего настоятеля и духовного отца – Георгия Кочеткова, я обращаюсь к Вам, Ваше Святейшество, к нашему первоиерарху и отцу.

Ваш недостойный молитвенник

Святейшему Патриарху Московскому и Всея Руси Алексию II от прихожанки Скоробогатовой М.Ф.

Заявление

Я хочу сообщить о том, что я была в храме 29.06 , т. е. когда это все произошло. То, что обвиняют отца Георгия, – несправедливо, что показывают по телевидению, – все вранье, священникам не к лицу заниматься ложью. Никто отца Михаила не бил, у него был нервный срыв.

Я прошу, пожалуйста, разобраться по-божески, о. Георгий ни в чем не виновен, он очень хороший священник, восстановите его.

Те свидетельства, которые приведены выше, были напечатаны лишь в сборнике «Христианский вестник №3». К сожалению, широко известны только другие свидетельства – те, которые принадлежат членам «группы поддержки» о.  Михаила. Они были опубликованы не только в сборнике «Христианский вестник №3», где было дано слово как прихожанам храма, так и слушателям «Радонежа», оказавшимся в тот день на богослужении, но и в газете «Православная Москва» (а значит, появились практически в каждом московском храме), в газете «Черная сотня», в обозрении «Радонеж» (во всех этих СМИ не было опубликовано ни одного свидетельства прихожан храма»).

В них от имени матери и дочери Намаконовых  говорилось, что отец  Михаил, которому не давали читать требник и которого просили снять облачение, послал их в Сретенский монастырь сообщить о происходящем отцу Тихону и позвонить  в милицию, так как против  него применяют физическую  силу. Когда же они пришли в Сретенский  монастырь и попросили дежурного из административного  корпуса позвонить в  милицию и связаться с отцом Тихоном, о. Тихон спустился к ним, а потом пригласил милиционера, бывшего на территории монастыря. Когда они все вместе вернулись в Успенский храм, отца Михаила они уже не увидели, а через некоторое время услышали его крики, доносившиеся из алтаря: «Православные! Помогите!»

Также в свидетельстве Намаконовых говорилось, что через некоторое время подошел алтарник соседнего храма Владимир, который тоже стал возмущаться, сказал, что он пришел к отцу Михаилу и хочет его видеть и знать, что там происходит. На вопрос о происходящем прихожане ответили, что не позволят отцу  Михаилу выйти из храма в облачении. Один прихожанин сказал:  «Мы его не держим, пусть уходит из храма, но без облачения», а о. Михаил продолжал кричать: «Православные, помогите!» Рассказывалось также о том, что вышедший из алтаря прихожанин на вопрос «Почему вы его не выпускаете?» ответил, что отец Михаил сам отказывается  выходить, что он валяется на полу и кричит, так как он одержимый. Рассказывалось и о том, как приходили прихожане и священнослужители из Сретенского монастыря, что о. Никандр зашел в алтарь и увидел там отца Михаила, связанного, на полу, а потом о. Никандр вышел, и алтарь опять закрыли, а отец Михаил опять стал звать на помощь.

Рассказывалось и о том, как группа поддержки пыталась вытащить о. Михаила из машины «Скорой помощи», но им не дала этого сделать милиция.

От имени Владимира Сергеева (того алтарника Сретенского монастыря, о котором упоминается в свидетельстве Намаконовых), утверждалось, что когда о. Михаил стал по требнику читать молитвы перед исповедью*, к нему подошли «полицаи» (так В. Сергеев, которому принадлежат эти слова, воспринимал дежурных с повязками на рукавах) и попросили, чтобы он перестал это делать, т.к. он читал на славянском языке**. В ответ, по утверждению В. Сергеева, о. Михаил сказал: «Я буду исполнять свой долг», после чего его «не насильственно, но очень властно» препроводили в алтарь, где он содержался «под стражей».

* На самом деле в тот день исповедовал о. Георгий

** Здесь и далее мы считаем излишним комментировать все заведомо ложные утверждения; иначе текст рискует превратиться в одни лишь сноски.

По утверждению того же В. Сергеева, старший лейтенант милиции был допущен в алтарь, и через пять минут оттуда послышались крики о. Михаила, который взывал о помощи: «Православные, помогите!» В. Сергеев «рванулся на помощь о. Михаилу», но его скрутили прихожане храма и выбежавший из алтаря милиционер.

(Нужно отметить, что на прямой вопрос ведущего радиостанции «Радонеж», где свидетельство В. Сергеева зачитывалось несколько дней подряд (в целом три раза), предваряемое мрачным заявлением ведущего: «сегодня в православном храме был избит священник….»: «Скажите, Владимир, о. Михаила в алтаре били?» последовал ответ: «Видеть я этого не видел»).

Сам о. Михаил рассказывая об инциденте, утверждал, что ему не дали читать богослужебные книги, а когда он хотел выйти из храма, «чтобы принять какие-то меры по прекращению этих бесчинств», то его не выпустили под предлогом того, что он в облачении. Тогда, со слов о. Михаила, он вернулся и стал читать первый час по «Часослову» – первой книге, которая ему попалась, а потом, когда он пытался посмотреть, где выйти из алтаря, чтобы просить о помощи, его окружили, сорвали крест, фелонь, епитрахиль. Тогда он стал громко взывать о помощи, чтобы его отпустили и дали исполнить священнические обязанности. По словам о. Михаила, ему выкручивали руки, свалили на пол (в другом варианте рассказа о. Михаил выразился более осторожно: «Получилось так, что я упал на пол, пытаясь прорваться сквозь ряды кочетковцев», там же он говорит уже не о выкручивании рук, а лишь о «пиханиях, толканиях, физически насильственной блокировке»), и в таком положении он остался лежать до прихода врача-психиатра, которому о. Михаил сообщил, что он психически здоров и не нуждается ни в какой помощи. После этого он начал читать Страстное Евангелие от Матфея, а затем попросил позволения выйти из алтаря, но его насильно вывели и с помощью ОМОНа посадили в машину и увезли в 14-ю больницу на ул. Бехтерева.

III.

29 ИЮНЯ. ГОВОРЯТ ДОКУМЕНТЫ

* * *

Интервью журналиста  информационного агенства «Интерфакс» с сотрудником 18-го отделения милиции, присутствовавшим при инциденте 29 июня.

Вопрос: Главное – понять, как развивались события. Откуда вы узнали, что там что-то происходит?

Ст. лейтенант М.Ю.Шунаев, сотрудник 18-го о/м***: Да я узнал... дежурный сообщил, потому что позвонили из церкви, сказали, что там что-то такое с батюшкой происходит, в общем, непонятное. То ли он не в себе, то ли что-то такое, и якобы он там в церкви буянить начал.

*** Это тот самый сотрудник милиции, свидетельство которого хорошо видно на видеозаписи событий

Вопрос: Это было примерно во сколько времени?

Ст. лейтенант: Это было утром, где-то часов в десять, в пол-одиннадцатого.

Вопрос: И вы сразу направились туда?

Ст. лейтенант: Ну да, мы подъехали, ну, зашел я в помещение туда.

Вопрос: То есть сначала в храм вы вошли?

Ст. лейтенант: Да, сначала в храм мы вошли, а потом батюшка разрешил пройти в алтарь.

Вопрос: И что вы увидели?

Ст. лейтенант: Ну, что я увидел? Увидел, что стоит священник Михаил и он рвался выйти к прихожанам, а его как бы не то что держали, просто не пускали, потому что как настоятель сказал, у него в это время должна идти исповедь, а в таком состоянии он в принципе не может вести исповедь, потому что здесь, как он объяснил, надо отрешиться от всего, а когда он в возбужденном состоянии... Ну вот. Ему, значит, и настоятель, и те, кто его окружали, говорили, что раз не можете вести службу – снимите облачения и идите домой с Богом. Так, в принципе, насилия не было никакого.

Вопрос: В чем это заключалось? Потому что главное обвинение в том, что чуть не драка случилась.

Ст. лейтенант: Драка случилась – это пришли со Сретенского монастыря, это уже позже, я не знаю, прихожане они Сретенского монастыря или... в общем, там что-то такое внутрицерковное.

Вопрос: То есть когда вы в первый раз вошли в алтарь, вы увидели, что о. Михаил хочет выйти, а ребята алтарники как-то загораживают...

Ст. лейтенант: Ну да, загораживают проход.

Вопрос: И как это развивалось дальше?

Ст. лейтенант: А настоятель...

Вопрос: Настоятель убеждает его в том, что не нужно так поступать?

Ст. лейтенант: Да, что не нужно так поступать, раз в таком состоянии, то лучше пойти домой.

Вопрос: И что дальше произошло там?

Ст. лейтенант: Ну, что дальше? Дальше, как говорится, больше. Я вышел к прихожанам, потому что возмущения пошли – что там делается и все такое – ну, пошел, успокоил прихожан, говорю, ничего особенного там нет, никто его в общем-то не задерживает там – ну, это все на камеру снималось, в принципе у них есть, документально все оформлено. Так, не документально, но можно у них посмотреть. Потом, значит, я постоял перед алтарем, чтобы там ничего не произошло, и опять вошел в алтарь. Была такая картина: о. Михаил лег на пол сам, никто его – там, в принципе, рукоприкладства-то не было – лег на пол, ну и здесь уже кто-то из прихожан вызвал медиков.

Вопрос: Он что, молча лежал на полу?

Ст. лейтенант: Ну да, молча лежал на полу.

Вопрос: По собственной воле?

Ст. лейтенант: По собственной воле.

Вопрос: А крики? Говорили, что были крики какие-то?

Ст. лейтенант: Крики – это позже, когда уж медики приехали, уже здесь он начал, видя, что что-то не выходит, бучи, митинга такого не получается, потому что пришли люди поддерживать это и начали – эти прихожане на этих... там было всего таких человека два.

Вопрос: В поддержку Михаила?

Ст. лейтенант: Да, остальные пассивно так, но оказывали поддержку. (То есть старались не нагнетать и по возможности разрядить обстановку – ред.)

Вопрос: Что касается того, как о. Михаила сажали в скорую помощь: с рукоприкладством, насильно все происходило?

Ст. лейтенант: Пришел врач и так побеседовал с отцом Михаилом немного и говорит: человек немножко не в себе, острое психическое расстройство, типа этого, диагноз такой поставил и, говорит, его нужно везти в больницу. Тут пришли со Сретенки два служителя церкви, ну, нас попросили подойти в алтарь опять и эти двое, которых тоже не пустили в алтарь, два священника, они сказали нам: батюшку трогать нельзя, ну, мы говорим, мы и не собираемся. Ну его и вывели эти, алтарники, вывели его под руки из алтаря во дворик, посадили в машину, машина тронулась, но, главное, перед воротами скопление было. Ну здесь мы попросили помощи, приехала еще пара нарядов.

Вопрос: Из того же отделения, из 18-го?

Ст. лейтенант: Нет, из 68-го, с Сухаревки. И, в принципе, потому что прихожане эти с Сухаревки, (прихожане Сретенского монастыря – ред.) стали бросаться под колеса, ну, машина уехала и на этом, в принципе, все сразу закончилось.

Вопрос: Вопрос в том, что не был оформлен протокол этого события, или его не нужно было оформлять?

Ст. лейтенант: А что здесь оформлять? Здесь в принципе ничего ярко выраженного противоправного, на мой взгляд, не было, просто ничего – в церкви там не били, не колотили, ни хулиганства – какое хулиганство...

Вопрос: То есть вы убеждены, что рукоприкладства в алтаре не было, никакого серьезного насилия – ну, от которого синяки остаются, драки священников, – не было?

Ст. лейтенант: Не было.

Вопрос: То есть насилия не было?

Ст. лейтенант: Не было.

Вопрос: Ну а как развивались события внутри вашего отделения милиции? Потому что с одной стороны, как мы знаем, вышел документ 18-го отделения милиции с определенными формулировками – кто его писал?

Ст. лейтенант: Я не знаю, кто писал. Я, во всяком случае, ничего не писал.

Вопрос: Вы ничего не писали, не подписывали, вас ни о чем не спрашивали?

Ст. лейтенант: Нет. Может быть, потом участковый приходил – я не знаю. Мое дело выехать по вызову.

Вопрос: То есть оформление документов внутри 18 отделения без вашего участия проходило?

Ст. лейтенант: Да.

Вопрос: Там еще сержант какой-то говорят крутился – вы видели его, или вы были один? Он подтвердит ваши слова?

Ст. лейтенант: Знаете, я был с самого начала, а он подошел, когда отца Михаила непосредственно сажали в машину, и мы вдвоем зашли в алтарь, чтобы люди не рвались туда. Больше того, что я сказал, он не скажет. Они в машине на выходе сидели все время.

Вопрос: Я еще раз хочу повторить, что из 18-го отделения милиции, может быть, на более высоком уровне, вышла бумага, с формулировкой, что была в алтаре драка, рукоприкладство, и на основании этого инцидента священника сняли с настоятельства, фактически уволили – отца Георгия Кочеткова – как будто бы он главный зачинщик и главный виновник, как будто священника Михаила избивали, он пострадал страшно, и вот за это его фактически уволили с работы на основании документа, вышедшего из 18-го отделения милиции, вот в чем проблема. Если вы единственный свидетель, вас двое, и вас никто не опрашивал – что произошло, как произошло – откуда появилась эта бумага, на ваш взгляд?

Ст. лейтенант: Вот этого я не знаю.

* * *

Мы не приводим здесь широко растиражированную (в брошюрке, вышедшей пятнадцатитысячным тиражом, т.е. в количестве, почти равном количеству приходов РПЦ) упомянутую в интервью справку, подписанную старшим лейтенантом милиции А.Л.Римским.

Для понимания дальнейшего важно лишь знать, что в качестве документа о происшедших событиях патриарху, только что приехавшему из длительной поездки, была представлена эта справка, адресованная архиеп. Истринскому Арсению и содержавшая утверждения о том, что «наряд группы немедленного реагирования», прибыв в храм, обнаружил в алтаре драку двух священников, один из которых, Дубовицкий М.В., нес на себе следы побоев и находился в разорванной одежде, что наряд разнял драку и объяснил, что не стоит никого называть психически неполноценным и бить его при этом, а к больным надо вызывать врача, что вызванная скорая помощь отвезла Дубовицкого М.В. в больницу, но там его признали здоровым. В справке упоминались в качестве очевидцев «служители Московского Сретенского мужского монастыря, расположенного в соседнем храме по адресу: г. Москва, ул. Б. Лубянка, дом 19».

Важно знать и то, что ни настоятелю, ни прихожанам храма Успения в Печатниках не могла придти в голову мысль о возможности появления документа, содержавшего настолько ложную информацию, и не где-нибудь, а на столе патриарха.

* * *

8 октября 18 отделение милиции г. Москвы приняло постановление об ОТКАЗЕ в возбуждении уголовного дела по факту нарушения общественного порядка в Успенском храме 29 июня с.г. То есть, наконец-то официально  и окончательно было установлено, что в храме в тот день никто о. Михаила Дубовицкого не бил и насилия к нему не применял. Вынужденная принудительная госпитализация, решение о которой принял выполнявший свой долг врач скорой помощи, не может быть квалифицирована как насилие ни юридически, ни нравственно. Расследование в данном отделении милиции велось по заявлению жены о. Михаила, утверждавшей, что будто бы «29 июня он был подвергнут насильственным действиям и направлен в психиатрическую больницу ... безо всяких оснований». Т.о., 18 отделение милиции дезавуировало письмо своего же начальника ст. лейтенанта А.Л. Римского от 1-го июля, написанное по запросу архиепископа Арсения, патриаршего викария, в котором говорилось, что якобы сотрудниками милиции была обнаружена «драка священников» в алтаре храма, и что подобное происходило не в первый раз.

Из статьи  Б. Колымагина

«Община о. Георгия Кочеткова изгоняется из храма, в то время как официальное расследование ее полностью оправдало»,

«Русская мысль» № 4196, 6 – 12 ноября 1997 г.

Постановление об отказе в возбуждении уголовного дела

20 октября 1997 года

г. Москва

Помощник Мещанского межрайонного прокурора г. Москвы Станишевская А.А., рассмотрев материал по факту недобровольной госпитализации в психиатрическую больницу г-на Дубовицкого М.В.,

УСТАНОВИЛ:

02.10.97 года в Мещанскую межрайонную прокуратуру г. Москвы поступил из 18 отделения милиции 7 РУВД ЦАО г. Москвы материал по заявлению г-ки Дубовицкой Т.В. о незаконном помещении ее мужа Дубовицкого М.В. в психиатрический стационар 29.06.97 года.

В ходе проверки, проведенной Мещанской межрайонной прокуратурой г. Москвы было установлено, что 29.06.97 года в храме Успения Пресвятой Богородицы в Печатниках, расположенном по адресу: ул. Сретенка, д. З во время богослужения в адрес скорой психиатрической помощи поступил вызов от г-на Родионова, назвавшегося прихожанином вышеуказанного храма. Около 12:00 29.06.97 года бригада скорой психиатрической помощи в составе врача Шафрана Г.Л. и фельдшера Савушкина Б.Б. прибыла по указанному адресу, откуда данной бригадой г-н Дубовицкий был доставлен в городскую психиатрическую больницу № 14 с диагнозом – «шизофрения».

В своих объяснениях врач Шафран показал, что когда прибыла бригада скорой помощи в храм, их провели в помещение ризницы, в коридор, где врач увидел мужчину, лежащего на полу, зовущего на помощь и читающего псалмы. Все это происходило при том, что этого мужчину никто не трогал, никто не применял к нему силу. Врач Шафран установил признаки острого психического расстройства и принял решение, согласно закону РФ "О психиатрической помощи и гарантиях прав граждан при ее оказании», о недобровольной госпитализации Дубовицкого, поскольку он был в данный момент социально опасен, его поведение могло привести к конфликту между прихожанами церкви. Состояние Шафран пояснил*, что настоятель храма Кочетков был против насильственной госпитализации, но врач настоял на недобровольной госпитализации Дубовицкого. Аналогичные объяснения дал фельдшер Савушкин Б.Б.

По факту недобровольного доставления Дубовицкого М.В. в психиатрическую больницу с 04.10.97 года по 14.10.97 года при Министерстве здравоохранения РФ заседала комиссия под руководством директора НЦПЗ РАМН Тиганова А.С., которая дала заключение по данному вопросу. Комиссия пришла к заключению, что в момент стационирования М.В.Дубовицкий находился в остром реактивном состоянии в создавшихся условиях тактика врача Шафрана Г.Л. была оправданной, ибо в противном случае действия врача следовало бы расценить как неоказание медицинской помощи.

Таким образом, в действиях врача Шафрана Г.Л. не усматривается состава преступления, предусмотренного ст. 128 ч. 1 УК РФ.

Учитывая вышеизложенное и руководствуясь ст. 5 п. 2, 109, 113 УПК РСФСР,

ПОСТАНОВИЛ:

1. В возбуждении уголовного дела по факту недобровольной госпитализации г-на Дубовицкого в психиатрический стационар – ОТКАЗАТЬ.

2. О принятом решении уведомить заинтересованных лиц.

Помощник Мещанского межрайонного прокурора г. Москвы А.А.Станишевская

«СОГЛАСЕН»

Мещанский межрайонный прокурор г. Москвы старший советник юстиции О.И.Степанов

Опубликовано в статье А.Платонова «Нас почитают обманщиками, но мы верны... Нас почитают умершими, но вот мы живы...», «Независимая газета», 27.02.98 г., а также «Православная община» №43.

* * *

Прокуратура Российской федерации

Прокуратура города Москвы

Прокуратура Центрального административного округа

Мещанская межрайонная прокуратура

107014, г. Москва, 1-я Боевская ул., 2, с. 1 тел. 268-55-41

17.11.97 г. № 320кс 97

107061, г. Москва, ул. Б. Черкизовская,

д.1/1 ЮК № 18 МГКА Мартвель Н. Л.

В ответ на Ваше заявление от 3 ноября 1997 года сообщаю Вам, что 18 отделение милиции г. Москвы провело проверку в порядке ст. 109 УПК РСФСР по факту нарушения общественного порядка в храме Успения Пресвятой Богородицы в Печатниках 29.06.97 года. Информация от 01.07.97 года о нарушении общественного порядка в ходе проверки не подтвердилась и 9 октября 1997 года было вынесено постановление об отказе в возбуждении уголовного дела за отсутствием состава преступления.

Мещанский межрайонный прокурор г. Москвы старший советник юстиции О.И.Степанов
исп. Станишевская А.А.

тел. 268-55-50

Опубликовано в статье А.Платонова «Нас почитают обманщиками, но мы верны... Нас почитают умершими, но вот мы живы...», «Независимая газета», 27.02.98 г., а также «Православная община» №43.

МЕДИЦИНСКИЕ ДОКУМЕНТЫ

* * *

Первоначально в намерения составителей не входила публикация заключения Минздрава Российской Федерации об обоснованности госпитализации священника Михаила Дубовицкого. К сожалению, отдельные части этого документа были обнародованы, более того, в некоторых публикациях (в частности, в вышедшем тиражом 15 тысяч экземпляров сборнике «Школа церковной смуты») выдержки были составлены таким образом, чтобы в корне исказить основной смысл документа. Поэтому мы приводим его полностью.

СПРАВКА

по проверке обстоятельств,

связанных с направлением Дубовицкого М.В.

в психиатрическую больницу

Комиссия в составе Директора НЦПЗ РАМН, заведующего кафедрой психиатрии Российской академии последипломного образования, член-корреспондента РАМН, профессора А.С.Тиганова (председатель), Ведущего научного сотрудника НЦПЗ РАМН кандидата медицинских наук О.А.Борисовой, Руководителя отдела Московского НИИ психиатрии Минздрава России, профессора О.П.Вертоградовой, Зам. директора ГНЦ социальной и судебной психиатрии им. В.П.Сербского, профессора З.И.Кекелидзе и Ведущего научного сотрудника НЦПЗ РАМН, кандидата медицинских наук Г.И.Копейко, созданная по указанию (№ 545-У) Зам. министра здравоохранения Российской федерации В.Д.Володина рассмотрела следующие материалы, связанные с обоснованностью госпитализации Дубовицкого Н.В.:

1.  Карту регистрации вызова  № 912356,

2.  Карту вызова  № 912356,

3.  Карту вызова  № 656270,

4.  Карту вызова  № 656824,

5.  Объяснительную ст. врача-психиатра Пучкиной Т.А,

6.  Объяснительную записку врача-психиатра Шафрана Г.Л.,

7.  Медицинскую карту стационарного больного  № 3258,

8.  Медицинскую карту стационарного больного  № 16442,

9.  Заявление священника М.В.Дубовицкого от 14.08.97,

10. Заявление священника М.В.Дубовицкого от 05.09.97,

11. Заявление юрисконсульта Союза Православных братств, Представителя и помощника депутатов Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации Грешневикова А.Н. и Московской областной Думы Воронина А.С., В.И.Соломонова.

12. Письмо Архиепископа Истринского, Викария Святейшего Патриарха Московского и Всея Руси Арсения от 11.07.97.

13. Члены комиссии ознакомились и приняли к сведению фрагменты видеозаписей, запечатлевших поведение в храме и направление в больницу священника М.В.Дубовицкого (копия, предоставленная старшим врачом-психиатром ССиНМП М.М.Андрочниковым и копия, предоставленная священником М.В.Дубовицким).

Комиссия также ознакомилась с:

14. Актом служебного расследования факта госпитализации в психиатрическую больницу  №14 священнослужителя Дубовицкого Михаила Владимировича от 21.07.97.

15. Материалами служебного расследования Станции скорой и неотложной медицинской помощи от 22.07.97.

16. Протоколом заседания ЛКК психиатрической службы ССиНМП г. Москвы от 17.06.97.

17. Пояснительной запиской старшего врача-психиатра ССиНМП М.М.Андрочникова.

Во время работы комиссия беседовала с:

1. Выездным врачом-психиатром 45-ой подстанции СиНМП Г.Л.Шафраном,

2. Врачами городской психиатрической больницы  №14 М.В.Ахапкиной, Н.А. Яшиным, Л.Н.Евсеевой,

3. Священником М.В.Дубовицким в присутствии юрисконсульта Союза Православных братств, Представителя и помощника депутатов Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации Грешневикова А.Н. и Московской областной Думы Воронина А.С. В.И.Соломонова.

Согласно полученным сведениям, психическое состояние М.В.Дубовицкого характеризовалось нарушением поведения с элементами неадекватности реагирования, включающими невозможность установления речевого контакта, сочетавшимися с повторяющимися выкриками о помощи в связи с якобы существовавшей угрозой для его жизни. Подобное состояние возникло в условиях психогенной травмирующей ситуации. Дальнейшее пребывание М.В.Дубовицкого в условиях стрессовой ситуации, которая по тяжести была близка к экстремальной, могло привести к углублению имеющихся расстройств и нанести существенный вред его здоровью.

Таким образом, комиссия пришла к заключению, что в момент стационирования М.В.Дубовицкий находился в остром реактивном состоянии, которое соответствует острой реакции на стресс с преобладанием нарушения поведения по Международной классификации болезней 10 пересмотра. В создавшихся условиях тактика врача Г.Л.Шафрана – решение вывести М.В.Дубовицкого из не поддающейся разрешению тяжелой психотравмирующей ситуации – была оправданной, ибо в противном случае действия врача следовало бы расценить как неоказание медицинской помощи. На наш взгляд, врач  Г.Л.Шафран действовал в соответствии с  пунктом  «в»  статьи  29  Закона  РФ  «о психиатрической помощи и гарантиях прав граждан при ее оказании».

В то  же  время,   при   осуществлении   госпитализации   врачом Г.Л.Шафраном были допущен ряд ошибок:

1.1. В карте вызова вместо описания дается квалификационная оценка психического состояния;

1.2. Предварительное   заключение,   выставленное   в   карте  вызова, следовало бы сформулировать синдромально, а не нозологически.

Следует также учесть,  что врач-психиатр Г.Л.Шафран  при  сборе анамнестических сведений,  очевидно,  был  введен в заблуждение прихожанами храма Успения Пресвятой Богородицы в Печатниках.

1.3. Врач Г.Л.Шафран не обеспечил помещение М.В.Дубовицкого  в  машину скорой помощи силами бригады скорой помощи (или милиции), как это предусмотрено Законом. Поддавшись уговорам, он разрешил поместить М.В.Дубовицкого  в  машину  скорой  помощи  работникам  храма и сопровождать его до психиатрической больницы  лицам,  не  имеющим право принимать участие в такого рода действиях*.

1.4. Врач Г.Л.Шафран, доверившись сведениям, полученным в храме, ошибочно доставил М.В.Дубовицкого в психиатрическую больницу  № 13, где он не был принят, в связи с чем М.В.Дубовицкий был доставлен в психиатрическую больницу  № 14.

Действия врачей  психиатрической  больницы № 14 в  отношении М.В.Дубовицкого  – динамическое наблюдение,  комиссионный осмотр и последующая выписка в сопровождении супруги через  9  часов  после стационирования – представляются оправданными.

Председатель комиссии:

Директор НЦПЗ РАМН, зав. кафедрой психиатрии Российской Академии последипломного образования, член-корреспондент РАМН, профессор А.С.Тиганов

Члены комиссии:

Руководитель отдела Московского НИИ психиатрии Минздрава России, профессор  О.П.Вертоградова

Заместитель директора ГНЦ социальной и судебной психиатрии им. В.П.Сербского, профессор  З.И.Кекелидзе

Ведущий научн. сотрудник НЦПЗ РАМН, канд. мед. наук  О.А.Борисова

Ведущий науч. сотрудник НЦПЗ РАМН, канд. мед. наук  Г.И.Копейко

14 октября 1997 года