Молитва памяти в Мангейме

14 ноября 2019
Новость об акции на сайте прихода во имя святого благоверного князя Александра Невского Русская Православная Церковь заграницей (Мангейм, Германия)

День памяти жертв политических репрессий 30 октября, установленный в России ещё в 1991 году, как одна из официальных дат в календаре, превратился в последние годы в истинно народную акцию, получившую поддержку Русской Православной Церкви. В этот день вся страна вспоминает наших соотечественников, попавших в жернова массовых репрессий: арестов, ссылок и расстрелов. Трудно найти в России семью, которая не пострадала бы от бесчеловечного режима. Были репрессированы даже целые народы: российские немцы, чеченцы, калмыки, ингуши, карачаевцы. 30 октября при поддержке Синодального отдела РПЦ проходит акция «Молитва памяти» — молитвенное чтение имён погибших в годы репрессий. В своём слове после Литургии на Бутовском полигоне, месте расстрела 20 тысяч ни в чём не повинных людей, Святейший Патриарх Московский и всея Руси Кирилл сказал о важности молитвенного поминовения подвига новомучеников и исповедников российских, а вместе с ними и всех жертв, погибших в нашей стране в годы репрессий, даже тех, кто, будучи гонителем Церкви, затем был уничтожен. «Мы сегодня молимся за всех и всех оплакиваем», сказал он.

Призыв Патриарха был услышан не только в России, но и в Германии. По благословению и при активном участии о. Сергия, настоятеля храма Святого благоверного князя Александра Невского (РПЦЗ), акция «Молитва памяти» прошла в г. Мангейм. 2 ноября 2019 г. в храме была совершена панихида по всем жертвам, погибшим в ходе политических репрессий, были вознесены молитвы о безвинно убиенных священнослужителях и мирянах. А 3 ноября состоялось поминальное чтение имён людей, погибших и пострадавших в годы советской власти. Возвращение памяти о них — это наш долг перед ними. В акции приняли участие более 80 человек. После молитвы прихожане читали имена своих родственников, ставших жертвами репрессий:

Машутин Александр, протоиерей, 50 лет. Арестован в 1935 году, замучен досмерти во время следствия: истязали, вывернули руки и ноги. Канонизирован в сонме новомучеников Российских.

Яхонтов Виктор, священник, 75 лет. Расстрелян в числе 20 священников Казанской епархии, расстрелянных в 1918 году без суда и следствия.

Гросс Иосиф, крестьянин, 51 год, отец 13 детей. Расстрелян в 1937 году решением «тройки» НКВД без предъявления статьи Уголовного Кодекса. После ареста в том же году его жены, Гросс Розы, из 13 их детей в живых осталось только пятеро. Реабилитирован.

Стрельцов Николай, рабочий, 50 лет. Расстрелян в 1937 году. Реабилитирован.

Бологовский Иван, колхозник, 35 лет. Арестован НКВД в 1937 году. Пропал без вести. Его жена, Бологовская Бригитта зимой 1937 года была выслана в Сибирь с 4 малолетними детьми.

Зиновьев Парамон, бухгалтер, 51 год. Расстрелян в 1937 году. Реабилитирован.

Архангельский Вячеслав, священник, 1886 г. р., арестован по ложному доносу в 1926 году, отбыл три года в тюрьме, тяжелобольным выслан в Среднюю Азию, вскоре умер в ссылке.

Ильинский Вячеслав, 35 лет, инженер. Расстрелян в 1941 году. Реабилитирован.

Рудольский Владимир, священник, 1887 г. р., арестован НКВД, 8 лет лагерей.

Марков Илия, лётчик, командир эскадрильи, 37 лет. Арестован НКВД в 1942 году, пропал без вести.

Дед Василий, фамилия неизвестна. Арестован и погиб в 1921 году за «укрытие» крынки собственного зерна.

Александр Гартфельдер, российский немец, мобилизован в Трудовую армию, расстрелян.

Прихожане слушают имена погибших затаив дыхание, на глазах у многих слёзы. В числе пострадавших от репрессий —  имена российских немцев, сначала высланных с конфискацией имущества в Сибирь и Казахстан, а потом мобилизованных в так называемую «Трудовую армию», а фактически лагеря НКВД в тайге и шахтах. Там, начиная с 1941 года, оказались все немцы- мужчины от 15 до 55 лет, и все российские немки-женщины от 16 до 50 лет, если у них не было детей младше 3 лет. Судьба детей старше 3 лет никого не интересовала, поэтому в сибирских сёлах и казахских аулах оказались тысячи немецких детей без родителей, без крова над головой, без одежды и продуктов. И если многие из них всё же выжили, то только благодаря милосердию и великодушию простых людей — русских и казахов.

О масштабе чудовищных гонений на Русскую Православную Церковь свидетельствует прочитанный в конце акции список из имён иерархов РПЦ: епископов, архиепископов, митрополитов, расстрелянных в Томске и Томской области только в 1937-38 годах:

Архиепископ Прокопий (Титов), 60 лет, епископ Одесский и Херсонский, настоятель Александро-Невской Лавры. Расстрелян в 1937 году. Причислен к лику святых.

Епископ Иосаф (Жевахов), 63 года. Расстрелян в 1937 году. Причислен к лику святых.

Архиепископ Андрей (Ухтомский, князь) 65 лет, Расстрелян в 1937 году. Прославлен в лике Новомучеников и Исповедников Российских.

И так 40 имён иерархов РПЦ, отдавших жизнь за веру и Христа.

Вечная память всем без вины погибшим!

Акция «Возвращение имён» в приходе была завершена минутой молчания. Наше участие в «Молитве памяти» — это не только наш долг перед памятью родных и близких, безвинно пострадавших, это и шаг к возрождению сострадания, милосердия и покаяния в нашем народе, ведь пророк земли русской Федор Достоевский сказал: «Все за всех виноваты!»

А в заключение хочется привести стихотворение поэта Юрия Левитанского, которое как раз об этом — о нашей памяти и беспамятстве.

Кто-то верно заметил,
что после Освенцима
невозможно писать стихи.
Ну а мы —
после Потьмы и тьмы Колымы,
всех этапов и всех пересылок,
лубянок, бутырок
(выстрел в затылок!
выстрел в затылок!
выстрел в затылок!) —
как же мы пишем,
будто не слышим,
словно бы связаны
неким всеобщим обетом —
не помнить об этом.

Я смотрю, как опять у меня под окном
раскрываются первые листья.
Я хочу написать, как опять совершается
вечное чудо творенья.
И рождается звук, и сама по себе
возникает мелодия стихотворенья.

Но внезапно становится так неуютно и зябко
в привычном расхожем удобном знакомом размере,
и так явственно слышится —
приговорен к высшей мере! —
так что рушится к черту размер
и такая хорошая рифма опять пропадает,
и зуб на зуб не попадает,
я смолкаю, немею,
не хочу! — я шепчу —
не хочу, не могу, не умею —
не умею писать о расстреле!

Я хочу написать о раскрывшихся листьях в апреле.
Что же делать — ну да, ну конечно,
пока мы живем — мы живем…

Но опять —
истязали! пытали! зарыли живьем! —
так и будет ломать мои строки,
ломать и корежить меня
до последнего дня
эта смертная мука моя
и моя западня —
до последнего дня,
до последнего дня!..

Ну а листья, им что, они смотрят вокруг,
широко раскрывая глаза, —
как свободно и весело майская дышит гроза,
и звенит освежающий дождик, такой молодой,
над Отечеством нашим,
над нашей печалью,
над нашей бедой.

конец!