Мария (Скобцова): «Я с открытыми миру глазами, я с открытою ветру душой; знаю, слышу...»

Сегодня день памяти одной из настоящих христианок XX века – матери Марии (Скобцовой). В этот день в 1945 году, в Страстную пятницу, в концлагере Равенсбрюк она погибла, добровольно заменив собой обреченную на смерть женщину.

Мы публикуем доклад исследовательницы богословия м. Марии Лидии Крошкиной, преподавателя Свято-Филаретовского института, «Мать Мария (Скобцова) о путях христианского служения». Доклад прозвучал на международной конференции Преображенского братства «Служение Богу и человеку в современном мире» (Москва, 2011 г.).

Принцип служения должен охватить все духовные возможности и силы человека [1]
Мать Мария

Мать Мария (Скобцова) для многих здесь присутствующих является примером христианского огненного служения, о чем свидетельствуют ее жизнь, творчество и мученическая смерть. Ее сложный, тернистый путь, ее до сих пор пререкаемая святость как-то особенно близка нам, современным христианам, путь веры которых чаще всего не назовешь прямым. Многие из нас могут вслед за ней сказать: «И шла я часто по дороге ложной». Цель моего доклада очень проста: вглядеться в слово матери Марии, в ее мысль, которая особенно в последние два десятилетия ее жизни была вся акцентирована на теме христианского служения, постараться раскрыть в ее творчестве его суть, содержание, условия и пути. Все это мне представляется необходимым, чтобы можно было определить, в какой точке этого пути находишься ты.

Служитель, христианин, инок, монах, святой — для матери Марии это понятия одного ряда. Благодатный материал для раскрытия этой темы — ее поздние религиозно-философские статьи, стихи и особенно ее жития святых. Как должен жить человек церкви, каковы условия выхода на служение, какие качества он должен обрести — над всем этим она размышляет и подробно прорисовывает это в своих житиях, которые, с одной стороны, перерабатывает, с другой, пишет заново. Важно отметить, что будем говорить о христианском служении в двух измерениях: личном и церковном.

Итак, что такое служение для матери Марии? Принципиально важно, что это понятие восходит к слову «слуга». Слуга — это тот, кто трудится не на своей ниве, делает дело не свое, но по качеству как свое. Он в каком-то смысле инструмент в Божьих руках. В статье «Истоки творчества» мать Мария говорит о том, что характер служения Христа определяется «совершенной зависимостью» [2] от творческой воли Бога Отца. Человеческое служение действует как бы по принципу «божественного диктования», но которое осуществляется не извне, а изнутри. Мать Мария использует такие образы служителя как «громовая труба в Божьих устах», Его «сосуд», «острый меч», «лопата в Божьих руках» [3]. При этом очень важно, чтобы слуга помнил, что Хозяин-Господь в праве не принять его труд, что он может оказаться неугодным. «Господь отшвырнет ее — будет немая. / Инок — навоз для Господнего рая» [4].

Основание этого предельного умаления, как бы «рабства» — любовь: «Ты во Мне, и Я в Тебе» [5]. Действующая сила здесь — Дух Святой. Таким образом, мы видим принципиальную невозможность христианину служить индивидуально, «отъединенно».

Христианское служение — это всегда соборное действие, акт и процесс общения с Богом и «через Бога» со всем миром [6].

Христианское служение — это дело жизни. «Личность и определяется тем, — пишет мать Мария, — как она вкладывается в свое жизненное дело, в свой жизненный подвиг» [7]. Объединение «Православное дело» имеет именно такое значение. Цель его мать Мария определяла как «строительство жизни на соборно-личных началах» и «выращивание соборного организма» [8]. Замысел «Православного дела» и экклезиологических устремлений матери Марии можно видеть в образе житийного очерка «Единодушные братья», который она написала за несколько лет до основания «Православного дела». В нем она рисует духовный образ Церкви как общины, «великой киновии», в которой святые братья договорились совместно послужить Господу. Для нас этот житийный рассказ имеет принципиальное значение, потому что задает важнейшие характеристики христианского служения в личном и церковном измерении.

Итак, в чем суть служения братьев «великой киновии»? Мы видим истинных служителей (кроме одного), жизнь которых полностью посвящена Церкви. Принцип служения является основанием жизни «киновии». Итак, братья «положили между собою жить», т.е. договорились строить жизнь, причем сознательно (важнейшая характеристика христианского служения, которое не может быть стихийным и не осознанным, оно всегда является некоторым заветом). Они договорились жить «в соборном согласии» («соборный», конечно, термин, который в данный рассказ вводит мать Мария, отсутствующий в тех рассказах Древнего Патерика, которые она берет за основу своего житийного очерка). Они положили не просто жить, но и «совершать подвиги свои»... Подвиг для матери Марии — синоним служения, которое всегда связано с предельным напряжением («Мы должны быть напряжены» [9], — писала она), усилием, жертвой и движением. «Подвиги свои» — указание на личностный аспект служения, ибо без личного подвига не может быть и соборного. Подвиги эти братья договорились «как бы складывать в общую сокровищницу, дабы после смертного часа вместе отвечать им перед Судьей и совместно разделить участь, уготованную им Господом за жизненный путь». Итак, у личных подвигов есть одна общая сокровищница, которая предназначена для совместного ответа на Суде, здесь мы наблюдаем вполне определенно выраженный эсхатологический вектор христианского служения. И вот именно такой завет между братьями о совместной жизни и служении оказывается очень плодотворным: «И не было между ними ни несогласия, ни распри, а жили в великой любви». Каждый брат имеет свое призвание, свой дар, и вместе они представляют собой полноту церковных харизм: здесь есть молчальники-предстоятели, молитвенники, учителя, пророки (прозорливцы), целители душевных недугов, труженики, не дерзающие предстоять пред престолом Господним.

Таким образом, мы видим христианское служение братьев, которое воплощается лично и соборно, в котором мы можем выделить четыре важнейших аспекта:

— Собранность в единый организм, пронизывающее ощущение общности всех со всеми, общая жизнь [10], состоящая из личных подвигов.

— Собирание в общую сокровищницу личных подвигов.

— Совместная ответственность друг за друга, совместное разделение участи перед Судией за жизненный путь.

— Различение даров, харизм каждого. Это различие даров в единстве жизни являет основной мистический принцип жизни Церкви — «единство в многообразии» [11].

Такой «соборный организм» как образ Церкви мать Мария рисует, к «выращиванию» такой жизни стремится. Но мы, конечно, понимаем, что это идеальный образ. Как прийти к такой жизни? Какой путь ведет к ней, к личному и церковному плодотворному христианскому служению? Какие необходимые качества должно обрести христианину, христианам, а от каких отречься?

Первое необходимое условие — уход от себя, от своего «я». Это связано с онтологической проблемой отделенности «я» от всего остального мира. Основная трагедия человека связана с невозможностью выйти за границы себя и преодолеть обреченность на одиночество, о чем так много было сказано в XX веке. Но этот уход возможен, как писал Н.А. Бердяев, только при встрече с «ты», только общение способно преодолеть эту непроходимую границу между «я» и «не-я» [12]. Мать Мария фокусирует эту проблему через антипод служения — потребительство, которое является присущим непреображенному, не способному к общению «я». И это существенное качество «мира сего». «Мир» все время ищет своего, он себя не отдает, он только принимает. Отречение от «мира сего» предполагает в первую очередь отречение от этого качества — стяжания и в первую очередь духовного. Причем отречение, отказ, уход возможен только через положительное действие, через встречу с другим, через общение. В этом смысле мать Мария вслед за Н.А. Бердяевым и о. Сергием Булгаковым предлагает не отрицательную аскезу, а положительную. «Отрекаясь, мы утверждаем подлинную реальность того, что почитаем злом, и таким образом воплощаем зло» [13]. Для того, чтобы «найти подлинное, человеку надо уметь не отрекаться, а преображать» [14].

Если человек не сделает этот шаг, если ему не удастся убрать себя из центра, поставив в него не «я», а «ты», то христианское служение будет невозможно.

Мы видим, что святые в очерке «Единодушные братья» собирают свои духовные подвиги не для себя. Не собирательство духовных богатств стоит в центре их жизни, а духовное единение и любовь. И в этом новизна житийного очерка матери Марии, сюжет которого она заимствует из Древнего Патерика. Новизна рассказа еще и в том, что грех отпавшего от общины брата апокрисиария заключается именно в потребительстве, а не в блуде. Но братолюбие в общине неистребимо, братья не могут согласиться с гибелью отпавшего брата. Они признают себя виновными в его падении, все свои подвиги приносят на Суд Божий: «Итак, Владыка, — говорят они, — суди нас всех за содеянное». Важно, что через это братолюбие не только «князь тьмы был посрамлен», но и некоторыми братьями, которые «не дерзали предстоять Божественному престолу», был обретен новый дар — предстоятельства за другого, т.е. старшинства.

Уход от своего «я» связан еще с одним необходимым качеством святого — его отделенностью от мира, то есть «жизнью не от мира сего». Для матери Марии это означает в первую очередь жертвенную самоотдачу, так как «мирское себя миру не отдает» [15]. Это то, что мы называем кеносисом, самоумалением, отсутствием бережения своего «я», полным истощением себя, в чем первый пример для нас — Сын Божий и, как считает мать Мария, единственный пример нашего пути» [16]. Устремленность к кеносису, причем безмерному и безграничному — условие выхода на служение, что так ярко выражено в жизни и творчестве матери Марии и в ее житиях. Но это и условие обретения жалостливой любви ко всему творению, образ которой у матери Марии — огненные крылья. Кеносис делает человека «крылатым», на этом пути открывается дар «новой свободы», которую мать Мария еще называет «опустошительной» и «тяжелокрылой».

Жаждущий христианского служения должен искать этого умаления, подвига, нищеты. Здесь принципиально важно принести два обета: нищеты духовной (т.е. той самой самоотдачи) и принятия подвига, груза чужого греха.

Нищета духа по матери Марии, понимаемая в первую очередь как духовное нестяжание, как «отказ от своей духовной исключительности, это есть отдача своего духа на служение делу Божию на земле, и это единственный путь для общей жизни в едином соборном организме Церкви» [17]. Эта нищета — условие целожизненного служения. Христианин «должен сознательно хотеть стать исполнителем дела Божия на земле — и больше ничем» [18].

Как и на что служитель Божий должен направлять усилия? Мать Мария говорит о двух путях христианского служения. Первый знаком каждому. Путь Христов. Служитель взирает на Христа и подражает Ему, идет по Его пути. К этому призывал Сам Подвигоположник, к этому призывали все святые, начиная с апостола Павла: «Подражайте мне, как я Христу» (1 Кор 4:16). Но в чем подражать? Мать Мария отмечает, что это подражание может пониматься очень по-разному. Обычно принято говорить о взятии своего креста. И, действительно, путь Сына — это в первую очередь путь свободного, вольного, ответственного взятия креста и шествование на Голгофу. Но здесь есть одна проблема. В понимании, что есть крест. Всякий ли крест является подражанием кресту Христову?

У каждого есть свой крест, он неизбежен для человека. Крест воспринимается часто как страдание. Но оно бывает разное. Бывает страдание от зависти, от последствий своей глупости, от злобы и гнева, а бывает страдание от того, что ты подставил плечо, помог другу и за это пострадал сполна... Мать Мария вспоминает разбойника, распятого на Голгофе и поносившего Христа. В каком-то отрезке времени разбойник имел с Ним общую судьбу, но это не означает, что его крест был подражанием Сыну Человеческому [19]. Смысл креста человеческого по матери Марии в «вольном приятии подвига и ответственности, в свободном распинании своих грехов» [20].

Но именно на этом пути кроется самый страшный соблазн христианского служения, главная его подмена. Он заключается в формуле «Бог и моя душа». И здесь еще можно добавить — и «мой» крест. Этот путь служения, вернее, его искаженный вариант, мать Мария удивительно выразительно описала в неопубликованном рассказе «Иоанникий», написанном еще в 1925 году. Кульминация духовного пути отшельника становится событием, которое мать Мария называет «Великим откровением», но описывает его как «великий соблазн»:

...и стал мир мертвым, пустым, высохшим, обездушенным. И в этом мире единой мудростью, простою и все разрешающей все покрывающей, ясной и непререкаемой, был Бог — Господь Пантократор. И перед Ним неизмеримою точкою, искрою холодного пламени божественного, дыханием уст Господних, — был монах Иоанникий. Он научился, уйдя в последнюю глубину духа своего, убив все окружения духа — душу, плоть, мир, — сосредоточенно и всею силою воли и разума ощущать: вот есть Бог. Он не молился, а просто знал: вот есть Бог. И в этом знании не было ни восторга, ни тоски, а нечто большее, другое, все покрывающее, — есть Бог — значит, остальное такое малое, что будто и нет его. У Иоанникия нет ни греха, ни подвига, потому что он ничего не желает и ни с чем не борется, — и разве можно желать чего-либо и с чем-либо бороться, когда есть Бог [21].

Позднее в статьях «Аскетизм» и «Типы религиозной жизни» мать Мария скажет о таком виде подвижничества: «странная и страшная святость» [22]. И даже возвращение отшельника в мир ничего не меняет, так как он оказывается безнадежно отделен от мира и людей:

И с высоты духовной ясности своей не видал он ни святых, ни грешных, ни мудрых, ни неразумных, а всегда только одинаково плененных земными обликами, слабых и не умеющих хотеть истины видал он. Ибо с последних высот нет разницы между холмами и кочками, между полетом орла и полетом мухи [23].

В таком пути есть все: аскетическое напряжение, молитва, пост, отказ от всех мирских ценностей, послушание и даже «акты христианской любви» как особый вид этого послушания [24], в нем есть свой крест и свободное распинание своих грехов. В нем нет только одного измерения — общения, человеческого, церковного, соборного начала. И так убедителен порой бывает этот путь христианского служения, что сразу и не распознаешь его подмену. По сути это не есть сыновний путь христианского служения. Здесь есть точка, в которой искажение выявляет себя. Путь сыновний — это взятие на себя креста не только своего, но и креста чужого, это путь жертвенного служения миру. И эта точка становится отправной для еще одного пути христианского служения.

Он как бы восполняет путь Сыновний, является основанием его церковного измерения. Называет она этот путь Богоматеринским. Мать Мария призывает не только к подражанию Сыну Божьему, но и подражанию Божьей Матери. Чтобы это стало возможным, важно «почувствовать, что такое Голгофа Сына для Матери». «Судьба Матери — крест Сына, становящийся мечом, пронзающим душу» [25]. Поэтому богоматеринский путь христианского служения — это путь со-распинания, со-бытия, со-чувствия, со-переживания. Мать Мария утверждает, что человеческая душа есть не только образ Сына Божия, но и образ Божьей Матери, она должна быть причастна не только к судьбе Сына, но и к ее судьбе. Мать Мария говорит о «богоматеринском завете», который заключается в том, что человек должен научиться воспринимать других людей как своих детей, усыновить их себе. «Предел богоматеринского отношения — это узрение в другом Бога и Сына» [26].

О зрении. Это тоже качество служащего. Служитель Божий — это тот, у кого широко раскрыты глаза, кто особенно зорок: «Чудом Ты отверз слепой мой взор» или

Я с открытыми миру глазами, Я с открытою ветру душой; Знаю, слышу...[27]

— писала мать Мария в своих стихах.

Крест ближнего должен стать для христианина мечом, пронзающим душу сострадательной любовью. Тут «лежат подлинные мистические основы человекообщения» [28]. Таково «единственно должное отношение человека к человеку». Но надо помнить о некотором двуединстве этих путей, являющимся законом христианского отношения к человеку и миру. Важно узреть в другом образ Божий, а затем усыновить его. Путь Богоматери — «знать тайну креста, становящегося мечом» [29]. И в таком пределе мать Мария предлагает взглянуть на себя, на свой путь. Христианское служение — это «полнота крестоношения» и «полнота мечей», принимаемых в сердце. Все, что не есть полнота в этом смысле, есть грех. И главная проблема наша здесь состоит в том, что мы «руководствуемся мерою естественных законов и исчисляем свои естественные силы, забывая, что на христианском пути наши силы сверхъестественны, а потому и неисчерпаемы» [30]. Этого креста-меча надо искать, о нем вопрошать:

Чего ж Ты медлишь, нас карая? [31]

Здесь важно сказать о мере. На этом пути нельзя мерить и ставить самому себе границ, ибо любовь непомерна. «Мера у души моей потеряна...»— говорила она в стихах.

Расставим несколько акцентов в христианском служении матери Марии и ее святых.

Цель служения — расточение, а не стяжание Божьих даров. Ты их должен передать. Дары даются на служение, они, можно сказать, обретаются в тот момент, когда ты видишь нужду в том или другом. Это всегда риск и некое хождение по водам. Дар обретается в момент его реализации. Есть соблазн в служении для людей особенно одаренных увлечься талантами и дарами и начать не ими служить, а им служить. Поэтому необходимые качества служащего — послушание и смирение и сопряженное с ними дерзновение.

Еще одно качество служащего — неустанность, неотступность, борьба за истину в человеке, в церкви, как говорила мать Мария, «борьба за богочеловечество».

О Господи, я не отдам врагу

Не только человека, даже камня [32].

Христианин должен быть готов к тому, что он не увидит плодов своего труда. И вот стихотворение-укрепление для современного миссионера:

Средь этой мертвенной пустыни
Обугленную головню
Я поливаю и храню
Таков мой долг суровый ныне.
Сжав зубы, напряженно-бодро,
Как только опадает зной,
Вдвоем с сотрудницей, с тоской,
Я лью в сухую землю ведра.
А где-то нивы побелели,
И не хватает им жнецов,
Зовет Господь со всех концов
Работников, чтоб сжать поспели.
Господь мой, я трудиться буду
Над углем черным, буду ждать,
Но только помоги мне знать,
Что будет чудо, верить чуду.
Не тосковать о нивах белых,
О звонких, выгнутых серпах,
Принять обуглившийся прах,
Как данное Тобою дело.

Христианское служение неотделимо от творческих поисков новых путей. Мать Мария постоянно повторяет, что нам «не дано идти старыми путями», мы не можем себе позволить следовать прежним традициям, потому что облик мира изменен. В своих житиях она показывает это творческое делание. Иоанникий творит новую молитву, Агр творит новую аскезу, он покидает пустыню, идет в мир за братом, он приходит к новой аскезе, которую мать Мария называет «новой жизнью». Это жизнь-подвиг ради брата, который оказался для него тяжелее всех прежних аскетических подвигов. Никифор творит новое соборное мученичество — за друга. Серапион, Виталий, Макарий, Пимен прокладывают новые пути к душам человеческим: пример миссионерского и пастырского творчества.

Мы видим, что мать Мария также ищет новые основания христианского служения, находит их, обосновывает и, что самое главное, в своей жизни их воплощает. Она находит образ целожизненного христианского служения. Это «внехрамовая литургия». Как центр главного христианского богослужения, Литургии, мать Мария выделяет возглас «Возлюбим друг друга», за которым следует целование мира и возглас «Твое из Твоего, Тебе принося о всех и за все». Вот это «возлюбим» и «о всех и за все» она предлагает распространить на всю жизнь. «Мы, приобщенные этому жертвенному Телу, сами становимся отданными на жертву — "о всех и за вся". В этом смысле внехрамовая литургия и есть наше жертвенное служение в храме мира» [33]. Христиане знают, как порой мучительно бывает ответить на этот возглас «возлюбим друг друга», когда друг почему-то оказался недругом. Как непросто «возлюбить» даже в этот момент. «Зловещим» явлением мать Мария называла сохранение в Советской России только храмовой литургии в отрыве от всех остальных форм христианского служения — свидетельства, просвещения, дел милосердия и любви. Это делает жизнь церкви вне храма как бы безалтарной. Для матери Марии целожизненное служение — это есть такое общение с миром, с человеком, которое является подлинным и глубинным богослужением, которое «проникнуто подлинным трепетом богообщения, доступного и на путях подлинного человекообщения». Такое служение становится духовной базой для всякого социального, культурного, общественного делания в мире, для всякого строительства жизни.

Примечания
[1] Мать Мария. Елизавета Кузьмина-Караваева. Вторая евангельс поведь // Жатва Духа. СПб., 2004. С. 376.
[2] Мать Мария. Елизавета Кузьмина-Караваева. Истоки творчества // Жатва Духа. СПб., 2004. С. 193.
[3] Рассказ «Иоанникий-25», мистерия «Анна».
[4] Мистерия «Анна». [5] Cм.Ин 17:21 (прим.ред.).
[6] Мать Мария. Елизавета Кузьмина-Караваева. Истоки творчества // :Жатва Духа. СПб., 2004. С. 197.
[7] Там же. С. 517.
[8] Мать Мария (Скобцова). Воспоминания, статьи, очерки. Т. 1. YMKA-PRESS, 1992. С. 259.
[9] Мать Мария. Елизавета Кузьмина-Караваева. Настоящее и будущее Церкви // Жатва Духа. СПб., 2004. С. 237.
[10] Интересно, что здесь мать Мария избегает аналогий с образом семьи, в основе которой лежит «инстинкт завивания гнезда, устроения собственной жизни, отделенной стенами от мира, замкнутой на крепкие засовы», что противоречит эсхатологической направленности Церкви в отличие от «природных» корней семьи. Мать Мария. Елизавета Кузьмина-Караваева. Под знаком гибели // Жатва Духа. СПб., 2004. С. 436.
[11] Кочетков Георгий, свящ. Тайна и таинство Церкви. Опыт современной мистагогии. М.: СФИ, 2008. С. 144.
[12] См. работу Н. А. Бердяева «Я и мир объектов. Опыт философии одиночества и общения».
[13] Мать Мария. Елизавета Кузьмина-Караваева. Святая земля // Жатва Духа. СПб., 2004. С.383.
[14] Там же.
[15] Мать Мария. Елизавета Кузьмина-Караваева. Мистика человекообщения // Жатва Духа. СПб., 2004. С.116.
[16] Там же.
[17] Мать Мария. Елизавета Кузьмина-Караваева. Еще о монашестве // Жатва Духа. СПб., 2004.С. 128.
[18] Мать Мария. Елизавета Кузьмина-Караваева. Еще о монашестве // Жатва Духа. СПб., 2004. С. 128.
[19] Мать Мария. Елизавета Кузьмина-Караваева. О подражании Богоматери // Жатва Духа. СПб., 2004. С. 167.
[20] Там же.
[21] Из неопубликованного рассказа «Иоанникий». Рукопись СБП (Софьи Борисовны Пиленко). ГАРФ: Редакторский портфель газеты «Дни».
[22] Мать Мария. Елизавета Кузьмина-Караваева. Типы религиозной жизни // Жатва Духа. СПб., 2004. С. 151.
[23] Из неопубликованного рассказа «Иоанникий». Рукопись СБП (Софьи Борисовны Пиленко). ГАРФ: Редакторский портфель газеты «Дни».
[24] Мать Мария. Елизавета Кузьмина-Караваева. Типы религиозной жизни // Жатва Духа. СПб., 2004. С. 150.
[25] Мать Мария. Елизавета Кузьмина-Караваева. О подражании Богоматери // Жатва Духа. СПб., 2004. С. 171.
[26] Там же. С. 172.
[27] Кузьмина-Караваева Е. Мать Мария. Равнина русская. СПб., 2001. С. 133.
[28] Мать Мария. Елизавета Кузьмина-Караваева. О подражании Богоматери // Жатва Духа. СПб., 2004. С. 173.
[29] Там же. С. 172.
[30] Там же. С. 175.
[31] Кузьмина-Караваева Е. Мать Мария. Равнина русская. СПб., 2001. С. 151.
[32] Кузьмина-Караваева Е. Мать Мария. Равнина русская. СПб., 2001. С. 176.
[33] Мать Мария. Елизавета Кузьмина-Караваева. О монашестве // Жатва Духа. СПб., 2004. С. 119.