Лучшее место на земле

Истории о строительстве храмов чаще всего комплектуются в СМИ скандалами по поводу того, для кого и где строить и строить ли вообще. Наша история не такая.

Анатолий Дьячков в 1990-е годы был врачом и успешно работал в фирме «Сименс». Но вскоре он увидел, как деревня Пянда, где он в детстве проводил много времени у своей бабушки, разрушается, и вспомнил её слова о том, что нужно построить в селе храм, что и исполнил. После окончания строительства он не оставил Свято-Троицкий храм, а взял в нём полную ответственность за всё. Сейчас он председатель приходского совета.

– Анатолий Александрович, почему идея построить храм в селе, где вы в детстве проводили много времени у бабушки, стала для вас важной?

– В честь бабушки и её праведного жития хотелось построить часовню. Но как и что сделать – я не знал. Обратился к Архангельскому епископу, владыке Тихону (Степанову). Он спросил у меня: «Кто будет ходить в эту часовню, если в селе не будет общины? Нужно собирать общину и строить храм». Пришлось согласиться с этим.

– Что было главной движущей силой, помогающей преодолевать трудности и не оставить идею построить храм на стадии задумки?

– Страх Господень. 15 июня 1997 года при собрании большинства жителей Большой Пянды, в которую входит четыре деревни, мы дали коллективное обещание построить храм. Это было зафиксировано в прессе, получило широкую огласку. Обещанное Господу Богу нельзя не исполнить, тем более страшно нарушить обет построить храм. Читайте Библию.

Место для храма указали старейшие жители Пянды. Я знал из бабушкиных рассказов о том, как сюда приплыла икона и монахи того времени решили, что на этом месте нужно строить монастырь. Но ни тогда, ни после церковных построек здесь не возникло. Когда я согласился заложить этот храм, приехал владыка Тихон и спросил, почему место для храма в поле, вдалеке от деревни? Мы ему рассказали наше предание, он согласился и благословил нас на строительство. Ещё мы слышали, что в этом месте есть источник. Начали его специально искать и нашли.

– Встречаются ли теперь ещё в людях на Севере дерзновение, упорство или, как говорят на Севере, «упрямка», когда человек делает что-то серьёзное не просто для себя, а для Бога и других людей?

– Владыка Тихон по этому поводу сказал: «Знаешь, Анатолий, таких как ты у нас человека четыре в области». А потом ещё подумал и сказал: «Нет, наверное, два». Да, энтузиастов по строительству таких храмов в последнее время всё меньше. С чем это связано, я не могу сказать, пусть каждый сам подумает. Но такие люди есть. Я помню, в 1990-е годы был очень живой интерес, и теперь, очевидно, он потушен. Что происходит в людях? Может, теряется вера в то, что храм будет полезен и нужен людям, что возродится сообщество честных и – главное – верующих людей.

– Вы показали редкий пример ответственного отношения к своей земле. Чего не хватает современному русскому человеку, в частности северянину, чтобы взять ответственность за место, где он живёт?

– Я бы не хотел создавать собственный «культ личности». Я обычный человек. Я просто заработал в немецкой фирме «Сименс» столько денег, сколько у меня никогда не было. Я думал, куда их истратить. Истратить их на себя в то время, как мои сельчане живут в малом достатке, мне совесть, что ли, не позволяла. У нас понятие «ктитор» – тот, кто строит храм для людей на свои деньги – понимается извращённо, а ведь большинство монастырей на Афоне ктиторские. Там есть ктиторы, которые после завершения строительства берут на себя попечение о храме, их не отодвигают от него. А у меня есть много знакомых людей, которым сказали: построил храм – и теперь отвали. Церковь должна пересмотреть своё отношение к таким людям. Хотя, конечно, есть и те, кто строит храмы и этим тешит своё самолюбие. Я считаю, что это недопустимо, ведь это не они, а Господь решает: принять нашу жертву или не принять.

– Жизнь людей в Пянде как-то изменилась с постройкой храма?

– В этом и была цель – чтобы появились новые люди, православные. Мы ещё не совсем достигли того, чего хотелось бы. И здесь есть одна проблема: люди находят благодать в советском времени только потому, что тогда они получали стабильную зарплату, а теперь многие потеряли работу. Им оказалось очень трудно разобраться, где правда, а где нет. Всё извращено. Поэтому многим из них всё ещё трудно прийти в храм. Но тем не менее образовалась общность верующих людей, которые пришли в наш храм и пытаются себя изменить. Это главное, ведь храм устремлён в будущее, и он всё-таки должен придать добра и помочь изменить людей.

– Каким вы видите будущее нашей церкви и народа?

– Всю свою жизнь я вижу через христианство – всё, что случается. И на будущее тоже нужно смотреть через христианство. Это поможет нам выбирать правильную дорогу и будущее для России – светлое и хорошее. Мне приходится бывать за границей и общаться с иностранцами, но для меня Россия – это самое лучшее место на земле. Какие-то процессы возрождения нашей страны медленно, но всё-таки идут. Народ должен выбрать дорогу через веру, обязательно быть с Богом и церковью.