Крестовоздвиженское православное трудовое братство Н.Н. Неплюева: жизнь по Евангелию как вызов разобщенности

Доклад бакалавра богословия Н.Д. Игнатович на конференции ""Дабы взиранием на Святую Троицу побеждался страх перед ненавистной рознью мира сего": общность, общение, община в современном мире"

Уважаемые отцы, братья и сестры!

Позвольте предложить вашему вниманию доклад «Крестовоздвиженское православное трудовое братство Н.Н. Неплюева: жизнь по Евангелию как вызов разобщенности».

Крестовоздвиженское православное трудовое братство было основано в конце XIX в. помещиком Николаем Николаевичем Неплюевым (1851-1908 гг.) в Черниговской губернии на Украине. Это братство было известно всей России. Со всего мира к ним приезжали визитеры. Неплюев сам много ездил по миру, выступал в светских салонах Петербурга и Москвы, читал открытые лекции о своем братстве, вел оживленную переписку со всеми интересующимися.

С чего начиналось братство?

В одной из своих первых работ «Историческое призвание русского помещика», которая была опубликована в 1881 г., еще до рождения братства, Неплюев писал об ужасающем положении крестьянина, который реформами 1861 г. получил освобождение, но сам, фактически, не изменился. Историческое призвание русского помещика, по мнению Неплюева, в том и заключалось, чтобы взять на себя труд просвещения. «Мы одни можем успешно исполнить эту задачу потому, что в нас одних соединяется сила материальная с силою интеллектуальной», - писал Неплюев. Он предложил начать с малого: взять на воспитание одного-двух детей из нуждающихся семей, поместить не в барском доме, а в простой избе и воспитывать их ежедневным общением и научением, дать им сельскохозяйственные знания, приучить к труду.

После публикации этой работы на Неплюева обрушился град критических стрел. Полемизирующие с ним авторы заявляли, что для богатого и образованного человека нет стимулов поступать по его примеру, а один автор даже написал, что Неплюев берется не за свое дело и что единственным историческим призванием русских помещиков только и может быть дрессировать собак, а не воспитывать людей.

Критика не смутила Неплюева и он поступил так, как и писал в своей брошюре: вначале он сам окончил Петровскую сельскохозяйственную академию, что было совершенно не характерно для помещика, затем взял на воспитание 10 детей-сирот. Он сразу же столкнулся с вопросом – как воспитывать детей? Будучи студентом, он увлекался философией. Но, начав дело воспитания, он понял, что не может положить в основу воспитания ни одну из известных ему философских доктрин. И тогда он обратился к Библии. Перечитывая ее, он пришел к сознательной вере, убедился, что на евангельских основаниях можно строить жизнь. С этого момента он получил возможность с убеждением воспитывать других.

В 1885 г. Неплюев открыл мужскую сельскохозяйственную школу, в которой постепенно сложилась уникальная система воспитания. Постепенно Неплюев пришел к убеждению, что братство – это и есть жизнь на евангельских началах. В 1889 г. из нескольких первых выпускников школы родилась община, давшая начало братству. С каждым выпуском школы братство пополнялось новыми членами.

Основой Крестовоздвиженского братства были общины (или – братские семьи), в которые братчики объединялись по роду профессиональных занятий. Община жила в отдельном доме, выстроенном руками самих братчиков. Ежедневно собиралась на молитву, имела общую трапезу, еженедельно устраивались собрания, на которых обсуждались различные вопросы жизни общины и братства.

Членами братства стали сестры Н.Н. Неплюева. Одна из них, Мария Николаевна Уманец (1853–1930), была попечительницей открывшейся в 1891 г. женской сельскохозяйственной школы. Другая, Ольга Николаевна Неплюева (1859–1944), взяла на себя попечение о Янпольской младшей школе, подготовительной к обучению в сельскохозяйственной школе. Мать всех троих Неплюевых Александра Николаевна, урождённая баронесса Шлиппенбах (1827–1917), тоже вступила в братство.

Становление Крестовоздвиженского братства было отмечено серьезными трудностями, прежде всего внутреннего характера. Не всем членам братства оказалось по силам сознательное воцерковление жизни. В течение нескольких лет братство переживало кризис. Причины недовольства очень долго не назывались и не обсуждались публично, члены братства обсуждали их между собой, кулуарно. В этот период верных братству, не подвергших сомнению святыню братской любви, осталось всего лишь несколько человек. Пик кризиса пришёлся на Страстную седмицу и Пасху 1900 г., когда, наконец, были высказаны некоторые обвинения – в «чрезмерном авторитете Неплюева», «недостаточной свободе», «чрезмерной регламентации религиозной жизни». После этого несколько человек с большим скандалом покинули братство.

Эти недели были тяжелым временем для всего братства и лично для Неплюева. Ему даже стало казаться, что братство не выйдет из этого кризиса. Глубокие переживания серьезно подорвали его здоровье. Однако братство устояло. Благодаря пережитому кризису члены братства осознали важность границ во взаимоотношениях друг с другом и с окружающим обществом, прояснились вопросы старшинства, углубилась духовная жизнь. Из кризиса братство вышло окрепшим в любви и церковности.

Причины пережитого кризиса были глубоко продуманы Неплюевым. В своих «Беседах о братстве» он писал: «Братство между людьми только и может быть делом Божиим или совсем не быть. Оно соответствует правде Божией и находится в прямом противоречии с греховностью человеческой. Надо совершенно не понимать, насколько человечество греховно, чтобы воображать, что оно естественно, инстинктивно склонно к братству. Напротив, греховность его естественно, инстинктивно возмущается братством, как только надо от слов перейти к делу, от горделивой рисовки возвышенными мыслями и чувствами к честному осуществлению их в жизни. … В действительности в этом признании дела братства за дело Божие, а не наше человеческое, и заключается все братское самосознание. Все остальное логично вытекает из этой основы».

Поскольку братство – дело Божие, оно нуждается в постоянном духовном росте всех своих членов, как в воздухе для жизни. Желание объединяться ради служения общему делу требует самоограничения во всем, что этому мешает. А самоограничение постоянно приводит к самопроверке: в чем личная воля находится в разладе с правдой Божией и делом братства? Таким образом, каждый член братства проходит путем покаяния и духовного роста, а, значит, находит все большее единство с другими членами братства, идущими тем же путем.

Изменившие братству, напротив, не желали самоограничения ради единения в братской жизни. Они шли путем постепенного размежевания с теми, кто желал подвига братской жизни, через утверждение себя и своей воли. «Отношения, полные братской любви и уважения к человеческой личности, стали им казаться стеснением свободы их индивидуальности. С каждым днем они возрастали в требовательности и отрицании всяких обязанностей по отношению к братству и братьям со своей стороны».

Неплюев писал о них: «Они воображали, что любят братство и желают служить ему, в действительности любя только себя, свою индивидуальность ставя выше дела братства, проявление своей индивидуальности, без всякого отношения к ее нравственному достоинству, считая неотъемлемым правом своей свободы. Они не сознавали необходимости отвергнуться себя на пользу дела братства, не сознавали необходимости роста духовного для того, чтобы возвысить себя до братства. Они желали радости братской жизни, не желая братского подвига. Естественно, они пришли к желанию принизить братство до себя, сделать из него удобство жизни своей, сообразно своим индивидуальным вкусам и наклонностям».

Таким образом, стремление к жизни на евангельских началах было вызовом прежде всего для самих членов братства. Преодоление разобщенности, которая выявлялась в желании индивидуализировать свою жизнь, только свое мнение ставить во главу угла, было возможно только через самоотвержение, принятие на себя каждым братчиком «креста братской жизни» и ежедневное несение «подвига любви».

«Живя в тесном братском общении, мы не можем избегнуть того, чтобы не отразились, как в зеркале, истинное настроение наше и истинный характер наших отношений ко всем окружающим». Любой член братства неизбежно рано или поздно оказывается перед выбором: идти путем самоотвержения или встать на путь измены христианской общине.

Кроме проблемы духовного становления, братству пришлось столкнуться с неприятием со стороны всякого рода «ревнителей правоверия», которые воспринимали Крестовоздвиженское братство как «сомнительное новшество». Действительно, стремление братства жить по Евангелию, отказ возвести во главу угла букву внешнего благочестия и, тем самым, умалить животворящий дух веры, было вызовом для «рутинного христианства», привыкшего понимать под христианством не следование за Христом, не братское единение, а возведение в догмат буквы и формы.

Неплюев писал: «Поклонники рутины не только не могут созидать жизнь на христианских началах, но являются самыми опасными врагами христианства, клевеща на него всем складом ума, всем характером симпатий, всем строем жизни своей. Они же являются и главным тормозом на пути христианского прогресса, полагая все правое в охранении рутины, признавая всякое новое проявление живой силы Духа Святого за ненужное, вредное для правоверия, новшество».

Конечно, когда Неплюев говорил об отказе возведения в догмат буквы, речь не шла об отказе от традиционных форм христианского благочестия. Напротив, «пока мы не бесплотные духи, вполне естественно нам проявлять духовное настроение наше и вовне – буквой обряда, буквой организации. В этих границах верность общепринятому обряду, общепринятой организации является обязанностью братолюбия».

Неплюев считал принципиально важным отвести букве подобающее ей место. «Буква сама по себе не есть зло. Злом может быть только отношение к ней: «возведение ее в кумир, превращение ее в бремя неудобоносимое или даже в цепи рабства подзаконного, оправдание из-за нее человеконенавистничества». Поэтому необходимо исправить свое отношение к букве, выстроив верную иерархию: вначале – животворящий дух христианства по живой вере в Спасителя, а затем уже – буква проявления этого «истинно христианского духа», которая может быть «многоразлична и чрезвычайно разнообразна».

Неплюев справедливо замечал, что для христиан с крещенным умом «невозможен рутинный застой, … – ревность по Богу не позволит им молчать под предлогом смирения и благодушно уживаться со злом под предлогом уважения к преданиям и заветам человеческим. … Они, естественно, являются элементом протестующим, вносящим смуту в болото рутинного прозябания; мудрено ли, что все охранители этого болота подымают негодующий крик, обзывают их нарушителями их спокойствия, вступают с ними в ожесточенную борьбу?»

Таким «нарушителем спокойствия» для окружающих и было Крестовоздвиженское братство. К нему относились или с резкой критикой, или с горячим одобрением и почти никогда – с равнодушием.

Со стороны представителей церковной иерархии отношение к Крестовоздвиженскому братству было неоднородным. Были и горячие сторонники и друзья братства, как, например, епископ Калужский Макарий. Он побывал в братстве, а через некоторое время написал письмо с просьбой принять его в члены братства. Посетивший братство 4–8 августа 1900 г., в дни ежегодного выпускного акта школы, чиновник особых поручений при обер-прокуроре Синода Василий Михайлович Скворцов свидетельствовал впоследствии: «Вот истинно православная, христианская жизнь». Св. прав. Иоанн Кронштадский, встретившись с Неплюевым в начале 1900 г., напутствовал его такими словами: «Пошел за Христом, нельзя, чтобы не гнали, не злословили, не ненавидели за имя Его. Радуйся тому. Это доказательство, что ты служишь делу Божию, а не делаешь дело человеческое».

Были и те, кто не понимал и не принимал дело братства. Они обвиняли Крестовоздвиженское братство в нецерковности, а Неплюева – в гордости и в том, что он, якобы, взял на себя роль «исправителя церкви».

На последнее обвинение Неплюев отвечал: «Как бы я лично ни был горд, сознательно говорю, никогда гордость моя не ослепляла меня до безумного желания быть, как то говорят враги мои, «исправителем церкви», сознавая, что Церковь всегда была, есть и будет свята и непорочна. Исправлять нашу жизнь на лоне церкви, братски призывать моих братьев мирян быть верными заветам Главы Церкви и честно осуществлять в жизни церковную правду братства, я считаю долгом веры, любви и совести, моей обязанностью перед Богом, Церковью и людьми».

Неприязненно относился к братству митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский Антоний (Вадковский), первенствующий член Святейшего Синода. Он считал, что Крестовоздвиженское братство лучше называть «обществом», а не братством. На прошение братства об утверждении нескольких особо составленных молитв при приёме в члены трудового братства, владыка ответил категорическим отказом: «Все молитвословия существуют не для отдельных лиц и корпораций, а для всех. Выделяться из всех с особыми молебными чинами противно этому духу единства и истинного христианского братства».

Не складывались отношения братства и с правящим архиереем, епископом Черниговским Антонием (Соколовым). Богословские взгляды Неплюева и устроение духовной жизни Крестовоздвиженского братства казались ему нецерковными: «Неплюев на первых порах своей деятельности позволял себе иногда грубо и дерзко отзываться, например, о постах, праздниках, не допускал хвалебных пений (акафистов) в честь Богородицы в храме, выражался по-протестантски об учении: «Пресвятая Богородица, спаси нас». В 1907 г., после выхода в свет «Проекта устава Всероссийского братства», предлагаемого Неплюевым, еп. Антоний высказался крайне резко: Неплюев признает себя «каким-то особым избранником Божиим, способным на своих началах переустроить и устроить всё в России; … своё братство выставляет чуть ли не единственным светочем в мире, способным просветить и устроить всех и вся».

Недоброжелательное отношение к Крестовоздвиженскому братству очень огорчало Неплюева. В его письме черниговскому губернатору Евгению Константиновичу Андреевскому звучат горькие слова: «Органически связать это дело с церковью православной я считал и считаю необходимым на пользу церкви; к сожалению, с каждым годом я все более и более убеждаюсь, что именно от представителей духовного ведомства, которые, казалось бы, должны бы были относиться к нему с наибольшим сочувствием и благодарностью, грозит этому дорогому делу всей моей жизни наибольшая опасность». Тем не менее, принципиально важно, что, несмотря на проявления недоброжелательности вместо поддержки, братство никогда не изменяло Русской православной церкви.

Единство Крестовоздвиженского братства было вызовом не только для разрозненности внутри церковной ограды, но и для разобщенного общества. Наиболее часто в газетных и журнальных статьях критического характера звучал упрек в обособленности братства.

Неплюев писал по этому поводу: «Нас упрекают за обособление. Дело в том, что желают не общения с нами на почве братства и верности ему, а соучастия во вражде к братству, в отрицании его, в измене ему. Хотят, чтобы мы все разбрелись поодиночке вместо того, чтобы дружно работать на братство. Хотят, чтобы по праздникам мы разъезжали по гостям, вместо того чтобы собираться на братские собрания. Хотят, чтобы в разговорах мы сравнялись с ними в равнодушии к братству, в их широкой беспринципности, … чтобы вместе с ними мы говорили: с одной стороны, так, а с другой – иначе, а, впрочем, все чепуха. Вот, когда нас признали бы людьми с широким взглядом на вещи, способными к просвещенному общению, людьми, приятными во всех отношениях. Будем, не смущаясь нареканиями, идти своею дорогою, сознательно обособляясь, насколько это нужно для блага дела братства трудового, и вступая в общение настолько и в таких формах, как велит нам совесть наша».

Принципиально важным Неплюев считал необходимость установления границ братства. Невозможно устроить братство, не обособляясь от тех, кто братство устраивать не желает. Есть те, кто желает следовать за Христом, и есть те, кто упорствует в самоопределении. Всякая попытка братского единения между ними – недоразумение и недомыслие: «Не обособляясь, христиане все духовные силы свои растрачивают на ублажение злых, самим им принося тем не добро, а зло и сами оставаясь в невозможности разумно осуществлять правду веры в жизни, чем и оклеветали христианство в бесконечно большей мере, чем могли то сделать злейшие враги его». Более того, по мнению Неплюева, «овца, – если она действительно овца, а не волк в овечьей шкуре, – не станет кусать волков, но не станет и наивно рассуждать о том, гуманно ли с ее стороны обособиться от волков и не должна ли она для разнообразия иногда и подвывать им. Она будет всем существом своим сознавать необходимость обособления».

В целом, Неплюев не считал нужным вступать в полемику с людьми, «которые не ищут истины, а совершенно определенные цели преследуют». Он считал, что «возражать на всевозможные обвинения, на нас и дело наше возводимые, значит сойти с пути мирного созидания на путь борьбы, с пути исповедания правды на путь препирательства с совопросниками века сего. Иногда я делал это, думая, что обвинения порождены недоразумением, но всегда убеждался, что это не так. … Всего лучше идти своей дорогой и делать свое дело, предоставляя времени и фактам жизни опровергнуть обвинения и подозрения».

Главное дело братства, по мнению его основателя Н.Н. Неплюева, заключалось в достижении церковного самосознания и установления честных отношений к Богу и Церкви. Именно в этом заключался «дух дела братства, его программа и цель». Пережитый в деле братского домостроительства опыт Крестовоздвиженского братства может «стать делом общецерковным», чем он и призван быть. Это не значит, что Крестовоздвиженское трудовое братство должно быть принято за идеал. Наоборот, важно, чтобы каждое новое братство рождалось самостоятельно, каждый раз находя собственную форму существования. Неплюев желал только одного – чтобы Крестовоздвиженское трудовое братство было «признано первым шагом, сделанным в нас церковью на этом пути», и послужило ей «пережитым опытом, чтобы другие ее верные сыны не впадали в наши ошибки и не подвергали себя напрасно тяжелым скорбям, которым, благодаря этим ошибкам, мы подверглись».

Итак, усилие созидания братства как жизни на евангельских началах, всегда будет вызовом для разобщенности: в обществе, внутри церковной ограды и, может быть, более всего внутри самого братства. Это усилие всегда будет стоить подвига жизнью. На этом пути нельзя не встретиться с непониманием, а подчас и открытыми гонениями. И, самое главное, этот путь потребует от человека самоотвержения, отказа от желания ставить во главу угла самого себя, ради обретения навыка устойчивого братолюбия, а значит и братского единения с другими.

Закончить свой доклад мне бы хотелось словами Неплюева, обращенными к всем нам, живущим ныне: «Теперь … нам особенно необходима колыбель, лечебница и мирный оазис трудового братства с его правдой любви и ежеминутною практикой подвига любви. … Вначале, пока добрые привычки устойчивого братолюбия не стали еще плотью и кровью нашею, … жизнь в общине потребует от нас ежеминутного подвига, как будет ежеминутным подвигом и для других братское общение с нами. Не убоимся подвига. Мы совершаем так много бесцельных подвигов, подчиняясь добровольно чудовищной рутине жизни… Не побоимся же сознательно, с верой, любовью и надеждой приступить к святому подвигу любви».

загрузить еще