Каков твой след в истории?

Для Беларуси, и в частности для Гомельщины, конец октября-начало ноября – это памятные дни. Традиционным стал народно-церковный обычай: у православных – это Дмитровские деды, которые отмечаются в последнюю субботу октября, а у католиков праздник приходится на 2 ноября. В эти дни всегда собирались за семейным столом, вспоминали и родных, и весь род ушедших «знаемых и незнаемых» редкой чередой скупых молитв-присловий или служили панихиду возле деревенской иконы, что стояла в доме у «богомоленной» старушки. Но в советское время именно в эти дни произошла настоящая осенняя Голгофа для тысяч ни в чём неповинных людей. По всей Беларуси восемьдесят лет назад прокатилась волна Большого террора. Только в одну ночь, с 29 на 30 октября, в одном только застенке Минской «Американки» было расстреляно более ста деятелей белорусской культуры, науки, образования, народного хозяйства. Кровавая эстафета волной прокатилась по регионам. В Гомеле ночь с 31 октября на 1 ноября особо отмечена в «Мартирологе Гомельской епархии». В эту ночь в лесу недалеко от Гомеля было расстреляно 12 священнослужителей и мирян. Они не были единственными из убитых. Вместе с ними в расстрельные ямы бросали тела представителей разных слоёв общества.

Тенденция последних лет такова: кажется, именно церковь оказывается способной хранить память о безвинно убитых, расстрелянных людях, несмотря на постмодернистские игры и идеологические «глушилки». При всей «нерейтинговости» и откровенной закрытости темы в Беларуси потенциал церковной ответственности растёт. Конечно, у неё очень малый люфт действия, но он есть. Общественным активистам дают понять, что даже если и будет разрешена акция «Молитва памяти» с прочтением имён убитых и пострадавших в годы советских репрессий, то место для неё может быть выделено далеко от скопления народа: «Площадка в профзаводской зоне или рядом с тихим санаторием-профилакторием на границе города и леса разве вас не удовлетворит?» В соревновании по бумагомаранию заведомо побеждает чиновник, а если даже вничью, то время памятных дней уходит. А там и другие праздники на носу: в Беларуси ведь, кто не знает, 7 ноября – «красный день календаря». Эта дата вовсе не содержательная в современной идеологической модели, но её как будто приберегли «на всякий случай».

В силу вступает традиция, пусть и не очень давняя. Такими же глухими осенними днями 1988 года после разогнанного милицией митинга в минских Куропатах для тысяч людей стадо очевидным, что советские схемы мышления перестали действовать. «На Деды собиралась толпа, а возвратился народ», – говорили тогда в независимой прессе.

На старом гомельском кладбище, единственном сохранившемся в городской черте, с 1991 года местной молодёжью стала осуществляться «толока» – совместная уборка старых заброшенных могил. Безо всякого оповещения, без информирования со стороны официальных СМИ каждый год здесь собирались те, кто именно так выражал свою ответственность за коллективную память. За двадцать шесть лет было вынесено огромное количество мусора со стихийных кладбищенских свалок, укрывавших надгробья и памятники.

Здесь рядом с коллежским асессором лежит полковник, со старообрядческим крестом соседствует звезда на тумбе, католические могилы перемежаются православными. Здесь можно читать имена. Здесь можно петь панихиду у могилы схиигумена Макария (Хорькова), который после возвращения из лагеря служил в обезглавленной Александро-Невской церкви и до своей смерти в 1953 году был бесспорным духовным авторитетом у всех переживших репрессии и оккупацию гомельских верующих. «Вечную память» поют на могилах последней игуменьи Чонского Успенского монастыря и сестёр, которые рядком покоятся под бедными крестами, а с ними вспоминают и всех «безвинно пострадавших». А тем временем в другой части каменно-чугунного лабиринта откапывают памятник некоего Казимира Гродского, представляющий символический валун, увенчанный крестом. Вся широкая база памятника и пространство рядом покрыто «культурным слоем» нашего бескультурья – спрессованным десятилетиями перегноем и мусором. Постигаем забвение нашей исторической памяти на примере этого памятника, символически разгребая завалы сознания и находя чудесные образы единства ушедшего и настоящего. Откопали некогда погребённые мусором угловые надолбы, вывернутые и брошенные рядом, видимо они мешали установке соседних оград. Вкопали их примерно на то же место. Оббитые и обломанные вместе с ободранным памятником, они смотрятся почти геройски. Тут мы завершаем день чтением имён. Вспоминаем своих. Чужих. Дедов.

В следующий воскресный день уже четвёртый раз по инициативе Софийской общины, а значит членов Преображенского православного братства, зажгли свечу памяти в Областной библиотеке имени В.И. Ленина, в ее названии – гримаса современного постсоветского общества, но это и данность которую нужно принять, чтобы проверить своё отношение к эпохе. Добрая часть собравшихся – это члены Церковно-исторической комиссии Гомельской епархии, те, кто занимается сохранением памяти о жертвах террора в церковной среде. Начали день памяти с воспоминания о самом известном гомельском архитекторе – Станиславе Даниловиче Шабуневском, который построил несколько десятков «топовых» зданий города, узнаваемых, оригинальных, любимых. Начиная с 1896 года до самого своего ареста в 1937-м он, поразительно трудолюбивый, экспериментируя постоянно, застроил любимый город зданиями, достойными современного предвзятого зрителя. Но система не приняла творческую натуру Шабуневского и отправила классика на Беломорканал. Архитектор не выдержал условий, которые планировались как несовместимые с жизнью. Могилы его мы не знаем. Память его в городе никак не увековечена. То есть, увековечена им самим. Но благодарными потомками... Несколько минут воспоминаний: уже этого достаточно, чтобы заговорило чуткое сердце. Смотришь, а завтра идя на работу, рядом со зданием бывшего Орловского банка, ты здороваешься с архитектором: ведь мимо Шабуневского в Гомеле не пройдёшь.

Те, кто не оставил монументального следа в истории, а лишь в материалах следственного дела, с ними как быть? Их грамотности может быть и хватило только подписать, что членами «контрреволюционной фашистской подпольной организации церковников» (или какую там ещё тарабарщину сочинили советские палачи?) не являются. Вспомнили о женщинах, церковных активистках, монахинях и инокинях, бывших послушницами закрытых и разогнанных монастырей, клиросницах, которые послушно отправлялись в лагеря нести скорбный долгий и мрачный подвиг.

Вспомнили отца Петра Рылло, настоятеля Никольской Полесской церкви, главного храма гомельских железнодорожников. Ровно год назад, в прошлую годовщину памяти 31 октября, чудесным образом обрелась тетрадь воспоминаний отца Петра, убитого в ту самую кровавую ночь с 31 октября на 1 ноября 1937 года. Казалось, он хотел передать частичку своих воспоминаний-размышлений об эпохе и о себе. Чудесное их обретение и сам факт их сохранности: в Гомеле, пережившем две огненные фронтовые волны и оккупацию, подобные документальные свидетельства крайне редки. Адресованные детям воспоминания являются своеобразной исповедью и обрываются на 1932 году. Сейчас готовится к изданию часть воспоминаний с многочисленными справками и комментариями.

Обратились от местного материала к делам общецерковного масштаба: вспомнили, что за день до нашего собрания был установлен памятный крест на Левашовском кладбище в Санкт-Петербурге в честь членов православных братств, претерпевших гонения. Этот крест ходатайствует не только о тех, кто жил и свидетельствовал в Петрограде-Ленинграде в те лихие годы, или лежит на Левашовской пустоши, но и обо всех, кто свою жизнь соотнёс с верностью Христу и церкви. Примером таких родных отношений, которые крепче семейных, неподдельного духовного родства в годы тотального страха, как луч жизни и свободы, стали братства епископа Макария (Опоцкого).

А еще появилась Любовь – жительница нашего города, которая приберегла для встречи самое для нее дорогое – две фотографии своих дедов. Оба они старались следовать совести и честно делать то, что они умели. Этого было достаточно, чтобы одного местного, а другого приезжего латышского переселенца обвинить в контрреволюции. После незапланированного выступления Любови стало ясно, что это и было важное духовное явление – воскрешение памяти. Память связывает людей и ушедших, и живущих. И трагичность их судьбы не позволяет нам отшучиваться или мямлить о «некоторых перегибах», о «таком сложном времени», о «социализме с человеческим лицом»... Так важно постичь сущность вещей, и в человеке найти человечность, как кристаллическую решётку в веществе. Чтобы, наконец, встретиться с современником, чтобы, наконец, встретиться с «дедами», встретиться с самим собой, со своим народом, со своим Отечеством – земным и небесным, встретиться со Христом.