«Если я верую, то как могу чего-либо бояться или на что-либо роптать?»

Школы грамоты

Александра Алексеевна Ершова (урожд. Штевен) родилась в 1865 году в селе Смирново Арзамаского уезда Нижегородской области в дворянской семье. В конце XIX века была известна по всей России как педагог, которая поставила в центр своей педагогической деятельности христианское образование и воспитание крестьянских детей. Она открыла более пятидесяти школ грамоты* в Нижегородской губернии России в 1885–1895 годах.

Преподавание всех немногочисленных предметов в ее школах было согласовано с первоочередными задачами – дать ребятам «знание православной веры и поднять национальное чувство».

Александра Алексеевна вводит в школьную программу чтение Евангелия. Ежедневно со старшими учениками она читала по одной главе из Евангелия по-славянски, потом ребята ее же читали по-русски и пересказывали, а затем она давала подробное объяснение прочитанного. Ребята получали нужное им духовное назидание и знакомились «с первыми живыми примерами подвижничества и человеколюбия», им становился «знаком и дорог образ Христа».

Также она вводит в учебную программу своей школы уроки истории отечества и церкви. Главная цель – с помощью полученных исторических знаний «выработать, обосновать, закрепить и защитить от возражений и нападок определенное, твердое православно-христианское мировоззрение». Причину народного неверия и отрицания, легкомыслия и безразличия она видела в невежестве и недомыслии, в недостаточном знакомстве «с основами нашей веры, с ее историей, с ее речью, значением и влиянием в общей истории и современной жизни». История отечества для Александры Штевен была также неотделима от истории церкви и жизни «всех подвижников и тружеников», во всех делах и переживаниях которых «сияет перед нами свет Христовой веры и подаются назидательные примеры».

Педагогическая деятельность Александры Алексеевны была замечена и признана и в церковных, и в общественных кругах. В январе 1894 года А.А. Штевен была избрана почётным членом Братства Св. Георгия, а в мае того же года по представлению Епархиального Училищного Совета, награждена Библией за рвение в «наставлении детей вере и благочестию по учению Св. Православной Церкви». Несмотря на это в 1895 году ей пришлось оставить школьную деятельность, по причинам связанным и с новым положением школ грамотности, и со сложными отношениями между церковно-приходской и земской школами.

Особый вид помощи людям

В 1896 году она выходит замуж за помещика Михаила Дмитриевича Ершова и переезжает в Тульскую губернию. Жизнь ее изменилась на первый план вышли заботы о воспитании семерых родных детей, об управлении хозяйством имения, поддержка супруга в общественной жизни: в 1915 году Михаила Дмитриевич был избран Воронежским губернатором.

Но при этом как бы ни складывалась ее дальнейшая жизнь, она осознает для себя иное призвание в отличие от обычного для девушек будущего – замужества и семьи. «Счастье моё в чем-то ещё ином», – писала она в своем дневнике еще в отроческом возрасте, и это призвание, связанное с даром христианского просвещения она не потеряет и не оставит до конца своей жизни.

Александра Алексеевна оставила для потомков свои воспоминания, составленные в 1920-х‑ 30-х годах и свой архив: «Вполне еще возможен особый вид помощи людям – в виде передачи им всего пережитого и испытанного, в виде утверждения того, что пришлось увидеть и узнать. Нам всем нужно знать, что есть, и знать, что было». Это одна из главных составляющих ее духовного подвига – писать, мыслить, размышлять, записывать и хранить в то время, когда уничтожаются не только архивы, дневники и письма, но и уничтожаются их авторы и адресаты.

Важно сказать, что подробная биография А.А. Ершовой пока что не написана. Одно из последних открытий – это то, что Александра Алексеевна являлась пожизненным членом московского межприходского Братства Cвятителей Московских Петра, Алексия, Ионы и Филиппа, которое было образовано в конце 1909 г. и просуществовало до 1917–1918 годов. В центре внимания Братства находились насущные вопросы жизни церкви – восстановление соборности, вовлечение мирян в богослужение и церковную благотворительность. Члены Братства активно участвовали в подготовке Поместного собора Российской церкви 1917-1918 гг., наиболее деятельные из них собирали силы церкви для противостояния гонениям безбожной власти.

В «аду кромешном»

Принципы жизни Александры Алексеевны после революции можно охарактеризовать двумя цитатами из ее дневника 1918 года. Первая цитата: «Лучше подвергаться опасностям, чем жить здесь "применительно к подлости"». Вторая: «Но я не отчаиваюсь. Когда меня удручают мои неудачи, мое бессилие и боль за близких и любимых, страх за них и за душевное их преуспеяние, я спрашиваю себя, верую ли я, – или не верую? И если верую, то как могу я чего-либо бояться или на что-либо роптать?».

Семья в 1918 году переезжает в Полтаву, в 1919 году умирает муж от тифа, погибает младший сын при несчастном случае, уходят старшие мальчики с белой армией сражаться за Россию. В июне 1920 года она отправляется из Полтавы через фронт для розыска своих сыновей. В прифронтовой полосе  была арестована по обвинению в шпионаже и заключена в концлагерь в Харькове.

Когда человек оказывается в тюремных условиях, то в нем что-то раскрывается, с ним самим что-то происходит. И нет никакой гарантии, что раскроются самые лучшие черты. Александра Алексеевна смогла сохранить в себе не просто самые лучшие черты русского дворянства, русской традиции, русской души...

Перед лицом безбожной власти Александра Алексеевна исповедует веру во Христа, свидетельствуя о Боге, о жизни по вере. Именно вера помогает ей принять те тяжелые обстоятельства, в которых она оказалась. Харьковский концлагерь считался одним из самых жестоких лагерей, восемь месяцев А.А. Ершова пробыла в нем под угрозой расстрела. И при этом она никого не осуждает, но ценит всякое проявление человечности в каждом, не зависимо от того, кто перед ней – сокамерник или каратель. Сочувствие к людям, не знающим Бога, превалирует в ней над сознанием собственных несчастий, дает силы и в этих условиях говорить о своей вере, делиться ей.

«Знаю, Господи, почему Ты повелел мне испытать все это. Среди ада кромешного этой минувшей ночи, я чувствовала безграничное сострадание ко всем: к беспомощным жертвам и жестоким палачам, к немногим драгоценным хорошим людям и ко всем этим жалким, развращенным, бездушным существам в образе человеческом. Я чувствовала еще, что все виноваты во зле, заполняющем мир, и я тоже виновата, как и все, и должна безгранично каяться в своей греховности, в суетности, в слабости, эгоизме, гордости. Но то, что в нас, жалких и грешных, есть все же душа живая, бессмертная, и что есть веяние Духа над всей этой ничтожной, грешной плотью, и есть Промысел Божий над нами и страданиями нашими, и есть близкий нам Единый Безгрешный, Единый Спасающий – Христос-Избавитель, – это, кажется, никогда не чувствовалось мне так сильно, так явно. И, в конце концов, можно было только благодарить Всевышнего за все, за все!» – пишет она.

В лагере она ведет дневник, прекрасно понимая: если найдут – могут расстрелять. Но обладая исключительной внутренней свободой, она считала, что, если будучи в таких условиях она не может высказывать свои мнения и чувства, то должна их записывать: «Нельзя не иметь их, и нельзя им не проявиться если не так, то иначе, раз они есть».

Эти уникальные дневниковые воспоминания изданы, и они актуальны. Пока мы не узнаем правду о том, что пережила страна и народ, зло не назовем злом, а добро – добром, и за все совершенное зло не попросим прощения у Бога, мы не достигнем никакого примирения.

О месте «бывших»

В 1922 году Александра Алексеевна с младшим сыном (два старших сына погибли, третий, 14 лет, был эвакуирован с кадетским корпусом за границу) и двумя дочерьми перебралась в Тульскую губернию, а затем в 1924 году – в Подмосковье и, наконец, в Москву.

С Александрой Алексеевной трое её детей: Марии 27 лет, Ольге 17 лет, Петру 15 лет. Они уже не маленькие, но её забота и помощь им особенно сейчас необходима. Главная ее помощь детям – это сохранение мира в семье. Не допустить грубости, цинизма, безразличия в отношениях между ними, которые привычны для многих.

Основная забота ее о детях – это её молитва, «забота она же молитва» так говорила её няня. Молитва о детях, об умерших, о стране. «Никакого выхода не придумаешь, – если не произойдет по воле Божьей то, чего мы не ожидаем» – пишет Александра Алексеевна. «Надо духом не падать. Как это сделать? Это одно важно. Господи, помоги нам!».

«Бывшим» в советской стране нет места. «…Мы, "господа", выброшены за борт и с трудом плывем за кораблем, – пишет она. Но при этом: «Мы ради пользы всех должны, без сомнения, оставаться сами собой – и понадобимся в свое время».

В эти годы она много переписывается со своими верующими знакомыми, друзьями, в том числе переписывается с эмиграцией, перечитывает свои дневники, пишет воспоминания, живо реагирует на происходящее.

В 1926 году в журнале «Красная новь» публикуется доклад Викентия Викентьевича Вересаева «К художественному оформлению быта (Об обрядах старых и новых)», в котором он изобличает старую мораль и отстаивает новую, советскую, при этом предлагает облечь ее в обряды со смыслом, красотой и поэзией: советские похороны, советские октябрины, советское заключение брака. В конце доклада – постскриптум: «Прошу читателей, – особенно, стоящих близко к жизни масс, – поделиться со мною своими соображениями по поводу мыслей, высказанных в этой статье».

Александр Алексеевна пишет Вересаеву смелое, откровенное письмо: «Ведь "новые мехи" нужны только там, где есть "новое вино". Ведь формы создаются там, где есть соответствующее содержание. А где Вы видите теперь в новом строе и новой жизни такое содержание, которое могло бы вылиться в соответствующие ему прекрасные образы и формы? Вся дивная, величественная красота нашего богослужения и обрядов создана красотой и величием известного богопочитания, – известных возвышенных и прекрасных человеческих убеждений и верований. Без возвышающих человека над миром животным и материальным религиозных верований жизнь его становится фарсом или безысходной трагедией. Среди бездны зол есть в этой жизни и добро, но одна лишь вера дает ему смысл и цель, просвет и надежду, победу и торжество. Во всяком случае, то, что теперь вокруг нас творится, не есть нечто новое, но есть упадок и огрубение; это – возврат к варварству, который и формы принимать может только самые варварские, грубые... Потеряны чувства благоговения и стыда, те два чувства, которые, по словам Владимира Соловьева, отличают человека от животных».

Пути возрождения русского человека и народа

Александра Алексеевна Ершова остро переживает невозможность осуществления христианского научения: «У нас теперь разрушают, закрывают, отнимают церкви, угнетают и преследуют духовенство и людей, "активно" проявляющих религиозные убеждения; у нас отовсюду устраняют людей с религиозной "идеологией". Идет неистовая антирелигиозная пропаганда: в собраниях, в печати, в школах, в кино, по радио. И публичных возражений, гласной проповеди в обратном смысле почти не допускается. Множество людей никакой такой проповеди и никаких возражений против безбожия никогда даже не слышат. Дети, молодежь и многие вообще люди или совсем не думают об этих вопросах, или думают, что безбожие, материализм, "дарвинизм" и пр. установлены прочно, как дважды два четыре, а все остальное – вздор, бредни».

И она остро переживает свое бессилие. Из дневника 1927 года: «Я потеряла все свои способности: не могу говорить, не могу писать. А всё мечтаю: то о писании, то о том, чтобы говорить с людьми о вере христианской. Ради последнего, всё ищу сочувствующих, ищу руководителей и друзей, батюшек или мирян».

Но она не позволяет себе унывать, она думает, она трудится, она ищет. В неопубликованной записке «О некотором делании», датированной августом 1929 г. А.А. Ершова пишет: «Могут миновать гонения, – и проповедь, поучение должны будут широко развернуться и принять иные формы, чтобы действовать не на избранных только, а на все великое множество людей, теперь отпавших, равнодушных и даже враждебных вере и церкви. <…> Нужны, очевидно, новые формы и способы организации их религиозной жизни и деятельности. <…> …Работа эта очень нужна будет для просвещения громадного большинства, для людей инертных и равнодушных, колеблющихся и малодушных, для людей, которые ведь могут войти и должны войти, и в благоприятные времена входили во множестве в ограду стада Христова, чтобы жить Христовой истиной и жить по-христиански…».

Из записки А.А. 1930 года: «Никакие общие практические мероприятия в жизни нашей церкви в настоящее время, разумеется, не осуществимы. Но всегда, и теперь в особенности, нужно и полезно обсуждение и решение этих вопросов авторитетными лицами в отдельности, с тем, чтобы в надлежащее время их мнения и решения могли быть обнародованы, согласованы и осуществлены на деле. При всей несравненной красоте и богатом содержании, при глубокой обдуманности всех форм и выражений нашего церковного богослужения, следует, казалось бы, через известные промежутки времени, вновь со вниманием пересматривать все его подробности, чтобы оно при изменившихся обстоятельствах все же сохраняло живую связь с жизнью верующих и неотразимо могучее свое воздействие на души человеческие. Можно ли забывать о тех сотнях и тысячах людей, которые, может быть, много и усердно молятся в церкви, но лишь смутно и часто неверно понимают смысл Евангельских и апостольских чтений. Слова Евангелия и Посланий без сомнения должны быть поняты. Они должны врезаться в душу огненными чертами и жить, и действовать в ней, как семя, упавшее на добрую землю, в притче о сеятеле. Не следует ли читать в церкви Евангелие, Деяния и Послания по-русски? Или сперва по-славянски, но затем и по-русски? Не следует ли теперь в особенности вооружить верующих такими познаниями, которые помогли бы им защитить свои верования от обычных пустых нареканий и утвердить их на камне исповедания Христа?»

Александра Алексеевна пути возрождения русского человека и народа видела в новой проповеди веры христианской: «При виде всего, что творится вокруг, я в одном снова и снова убеждаюсь – что одно есть несомненное, нужное, правое дело – это новая проповедь веры христианской. Это одно может излечить хотя бы часть людей от заразившей всех душевной гангрены».

В воскресный день 29 октября 1933 года Александра Алексеевна при переходе через улицу была сбита машиной при невыясненных обстоятельствах. Похоронена в Москве на Миусском кладбище.

То, что ее наследие сохранилось свидетельствует о том, что молитвы ее были услышаны и приняты Богом.

Старшая дочь А.А. Ершовой, Мария Левицкая о своей маме писала: «Она видела все зло мира и часто повторяла слова апостола Иоанна "мир во зле лежит"». Но это не вызывало в ней ни озлобления, ни презрения к людям, а скорее жгучую скорбь о том, что они ушли от света, который она видела перед собой, и блуждают во тьме. Вся жизнь ее была стремлением по мере сил и разумения способствовать рассеиванию этой тьмы».