Об обычае служения Божественной литургии при закрытых Царских вратах

В статье «Историческое происхождение и богословская интерпретация обычая служения Божественной литургии иереями при закрытых Царских вратах» рассматривается историческое происхождение обычая служения Божественной литургии при закрытых Царских вратах, приводится богословская аргументация за и против этой традиции, соблюдаемой в Русской Православной Церкви на современном этапе. Также автор делает краткий сравнительный обзор различных богослужебных текстов на предмет того, присутствует ли там указание на закрытие Царских врат при служении Литургии.

Обычай служения Божественной литургии при закрытых Царских вратах иереями, являющийся отличительной особенностью богослужебной практики в Русской Православной Церкви, стал недавно предметом оживленной дискуссии. В среде епископата и духовенства обсуждается перспектива предоставления всем священникам права служения Божественной литургии с отверстыми Царскими вратами до молитвы Господней Отче наш «в миссионерских целях». По личному мнению автора статьи, гипотетическое положительное решение о предоставлении права служения Божественной литургии всем священникам без исключения следует аргументировать не только «миссионерской целью». Безусловно, миссия должна рассматриваться как одна из главных предпосылок, которые должны определять те или иные изменения существующей литургической практики. Но не менее важным мотивом, которым следует руководствоваться в решении поставленной проблемы, является приведение литургической практики в соответствие с богословским и догматическим учением Церкви о таинстве Евхаристии. Во-первых, обычай закрывать алтарное пространство от взоров верных, присутствующих и молящихся за литургией, изначально был установлен исходя из некоторых богословских суждений, не согласующихся с учением Священного Писания и отцов Церкви первого тысячелетия о цели и характере таинства Евхаристии. Во-вторых, в нынешнем виде данная практика проявилась только в XVII в. и, следовательно, не является древним обычаем Церкви. В третьих, этот обычай является обязательным только для определенной категории священнослужителей, в то время как другая часть служит литургию с отверстыми Царскими вратами, что также вызывает возражения богословского порядка.

Как известно, в греческих Православных Церквах Божественная литургия совершается при открытых Царских вратах в течение всего времени. В Церквах славянской литургической традиции – Болгарской, Сербской и иных – молодое поколение духовенства все чаще служит литургию, ориентируясь на греческий обычай.

В Русской Православной Церкви с отверстыми Царскими вратами совершают литургию архиереи и священники, удостоенные права служения Божественной литургии до Херувимской песни и молитвы Господней Отче наш в качестве иерархических наград, а также все священники, служащие в кафедральных соборах и храмах, имеющих соответствующее благословение Святейшего Патриарха Московского и всея Руси [1].

Ниже мы рассмотрим историческое происхождение обычая служения Божественной литургии при закрытых Царских вратах, богословскую аргументацию с точки зрения библейского и святоотеческого учения о таинстве Евхаристии и в заключение приведем некоторые логические доводы, исходящие из упомянутой «двойственности» литургической практики.

I

Ограда алтарного пространства, или пресвитерия, – cancellus, темплон и алтарная завеса — катапетасма являются атрибутами внутреннего убранства христианских храмов как в Восточной, так и Западной Церкви с глубокой древности. О резной деревянной алтарной преграде, устроенной в начале IV в. в великолепной базилике в г. Тире, в Финикии, упоминал Евсевий Кесарийский [2]. В главной базилике Martirium храмового комплекса Воскресения, построенного императором Константином Великим в Иерусалиме, алтарь от нефа отделяли двенадцать великолепных колонн, «по числу двенадцати апостолов», увенчанных серебряными вазами [3]. В базилике св. Петра в Риме, также воздвигнутой св. Константином, алтарь отделяли спиралевидные колонны, доставленные из Греции [4]. Порфировые колонны поддерживали киворий, то есть сень, устроенную над алтарем, под которым было погребено тело св. апостола Петра. Чин древней сиро-халдейской литургии апостола Фаддея и Мария содержит антифон у решеток (responsorium ad cancellos) [5]. Чаще всего темплон представлял из себя невысокую, не более чем в половину человеческого роста ограду, украшенную барельефами или резным орнаментом и имевшую центральный и боковые выходы. В византийских храмах позже поверх нижнего яруса темплона стали устанавливать ряд колонн, в свою очередь увенчанных поперечной конструкцией – архитравом, или космитом, на котором размещалось «украшенное крестом изображение распятого Христа» [6]. Однако через проемы между колоннами миряне, молящиеся в храме, видели все, что происходило в алтаре. Иконы между колоннами темплона стали устанавливать не ранее XII в. в греческих и балканских храмах. На Руси многоярусный сплошной иконостас, скрывающий полностью алтарное пространство, как обязательный элемент архитектуры храма появляется только в XIV в. [7]. Первоначально темплон лишь ограждал алтарь от входа мирян, что было запрещено канонами [8]. «Преграда обозначает место молитвы, показывая внешней стороной пространство, куда входит народ, а внутренней – Святое Святых, куда дозволен доступ одним священнодействующим» [9].

Алтарные завесы стали элементами интерьеров храмов не позже IV в. [10]. По мнению проф. А.П. Голубцова, практическая цель употребления завесы была связана с disciplina arcani. Завесы закрывали престол от взоров оглашенных (катехуменов) в то время, когда им дозволялось присутствие в храме за богослужением. «Вступление священника или епископа в алтарь сопровождалось открытием Царских врат или отверзением завесы, вследствие чего и вся внутренность алтаря делалась доступной взору народа. Но известно, что различные роды оглашенных были лишаемы этого права и от них строго охранялось святилище, а потому в их присутствии Царских врат не открывали… В древности, когда оглашенных было много, до выхода их алтарь оставался закрытым и священник еще не приступал к престолу. Впоследствии, когда число оглашенных уменьшилось или их вовсе не стало, священник приступал к престолу ранее, именно около малого входа» [11]. Греческая редакция литургии св. ап. Иакова и сирийская редакция литургии свт. Василия Великого содержат особые молитвы «за завесой» [12], предваряющие анафоры и сопровождавшие приближение священников к престолу для священнодействия.

Во время совершения литургии верных, после удаления оглашенных, миряне созерцали, то есть видели священнодействия, совершавшиеся в алтаре. В трактате О церковной иерархии, авторство которого приписывается свщмч. Дионисию Ареопагиту, говорится: «…Оглашенным, одержимым демонами и кающимся хотя правило священной иерархии и дозволяет слушать священнословие псалмов и боголепное чтение Священных Писаний, но к последующим затем священнодействиям и созерцаниям не допускает их, а допускает только совершенные очи совершенных» [13] (т. е. верных). В книге Сказание о Церкви и рассмотрение таинств свт. Герман, патриарх Константинопольский, писал: «Ставши, таким образом, очевидцами божественных тайн, участниками бессмертной жизни и общниками Божественного естества, восславим великое, непостижимое и неизъяснимое таинство Домостроительства Христа Бога и, прославляя, возгласим: "Тебе поем" – Бога и Отца, "Тебе благословим" – Сына и Слово, "Тебе благодарим" – Святого Духа, "Господи Боже наш" – Троица в Единице, дивная и в разделении Лиц, и в единстве одного естества и Божественности, единосущный и неразделимый (Бог)» [14]. Ссылаясь на византийские фрески и миниатюры, британский литургист Х. Уайбру утверждал, что до XI в. алтари византийских храмов во время совершения Божественной литургии были открыты взорам мирян [15].

В этой связи следует упомянуть известный эпизод из жития свт. Василия Великого, из которого часто ошибочно делают вывод, что он ввел в богослужебный обиход обычай закрывать завесой алтарь от взоров мирян. Однажды, совершая литургию, свт. Василий заметил, что один из предстоявших диаконов отвлекся от службы и смотрел на стоявшую неподалеку женщину. Св. Василий отстранил провинившегося диакона от службы, назначив ему епитимию. И повелел устроить завесу, которая закрывала бы алтарь со стороны, где находились во время службы женщины, запретив им приподнимать завесу во время анафоры под страхом отлучения от причастия. Даже если оставить в стороне вопрос о достоверности данного рассказа, то в любом случае он не свидетельствует о том, что обычай закрывать алтарь завесой во время анафоры ввел свт. Василий. В древности мужчины и женщины в храмах молились отдельно. Свт. Василий повелел опускать завесу только с боковой стороны, где находились женщины. Мужчины во время литургии видели все происходящее в алтаре [16].

II

Обычай закрывать алтарной завесой алтарь во время анафоры, причем с конкретной целью – скрыть священнодействие от взоров мирян – установил в XI в. патриарх Константинопольский Евстафий (1020–1025). В письме прп. Никите Стифату пресвитер и хартофилакс Никита Коронид писал: «Достоин же осмеяния говорящий, что возглас диакона Двери! Двери! побуждает стоящих вне жертвенника внимать божественным таинствам. Ибо если – таинства, (то) всячески и сокрыты, скрытое же кто, пожалуй, владеющий рассудком, побуждал бы постигнуть того, кто вне этих (таинств)? Ибо таинства ныне подаваемы от иереев и совершаются они в молчании. В других же местах я сам видел, что висящая у божественного алтаря завеса во время (совершения) таинств подплывает и покрывает так, чтобы даже сами иереи не были видны со стороны стоящих вне (алтаря). Это же ввел блаженнейший среди патриархов господин (наш) Евстафий» [17]. Однако это установление в Византийской Церкви не было общепринятым. Феодор, еп. Андидский, в сочинении Протеория свидетельствует, что при закрытой завесе служили большей частью в монастырских храмах [18]. Св. Николай Кавасила ничего не говорит о том, когда открывались или закрывались врата и завеса алтаря во время литургии, вероятно, не придавая этому существенного значения. Нет ясности по данному вопросу и в толкованиях на чин Божественной литургии свт. Симеона, архиепископа Солунского. В Книге о Храме он писал, что Царские врата должны затворяться после Великого входа до причащения мирян [19]. Однако из его слов в другом сочинении можно заключить, что врата закрывались после Великого входа, но отверзались перед Символом Веры [20].

В 40-х гг. XIV в. игумен афонской Великой Лавры, избранный впоследствии патриархом Константинопольским, свт. Филофей Коккин составил два руководства для совершения богослужения. Первое из них – Устав священнослужения (Ϫιάταξις τῆς ἱεροδιακονίας) – содержит предписания об обрядовых действиях священнослужителей на всенощном бдении, утрене и вечерне. Другой – Устав Божественной литургии (Ϫιάταξις τῆς θείας λειτουρϒίας) – содержал аналогичные указания для клириков при совершении литургии. Проф. И.Д. Мансветов, однако, подвергал сомнению, что авторство Диатаксиса литургии принадлежит свт. Филофею, указывая на то, что известны греческие списки Диатаксиса, написанные столетием раньше [21]. Примечательно, что в первом документе кратко прописано: «Ведомо буди, яко святыя двери никогда же отверзаются, токмо в начале великия вечерни, когда кадит токмо священник, во вся входы, сиречь вечерней и литургий, святаго Евангелия. Такожде отверзаются и от «приступите» даже до исполнения Божественныя литургии» [22]. Но в Диатаксисе литургии никаких прямых указаний нет. Напротив, некоторые указания Диатаксиса возможно было выполнить при условии, что Царские врата (и, соответственно, завеса) или остаются открытыми во время всей литургии, или врата должны быть настолько низкими, чтобы не препятствовать обзору действий священника, находящегося в алтаре [23]. По окончании Мирной ектении и возгласа иерея «Яко подобает…» диакон (находясь на солее) «творит поклонение пред святым жертвенником, отступает от своего места, шед на десную страну, стоит пред святыми иконами» [24]. Произнося вторую (пространную) ектению литургии верных, диакон (также стоя вне алтаря) «сия же глаголет, взирает на иерея и, егда смотрит того скончавша молитвы, абие глаголет "Премудрость" и священник возглашение "Яко да под державою"» [25]. Перед возгласом священника Святая святым «стоит диакон в себе моляся и зрит очима на иерея и, егда видит его простерша руце и воздвигша святый хлеб, абие егда возгласит "Вонмем"» [26]. Очевидно, что, стоя перед высокими, наглухо закрывающими пространство Царскими вратами, диакон не мог бы видеть действий священника в алтаре.

Об отверстии Царских врат и завесы ничего не указано в первопечатных Служебниках сербского взвода первой половины XVI в.[27]. Эти служебники интересны тем, что в них отражена практика совершения литургии в Сербской Церкви за столетие до реформы патриарха Никона в Русской Церкви. За исключением некоторых частных отличий, чин служения литургии по сербским служебникам соответствуют чину служения по Служебнику патр. Никона, изданному впервые в 1655 г.

Порядок открытия и закрытия завесы и Царских врат, существовавший в литургической традиции Русской Церкви до реформы п. Никона, отражены в 7-й главе «О запоне святаго алтаря, когда отверзается и когда затворяется»  Иерусалимского Типика, переведенного на церковно-славянский язык в Константинополе в 1401 г. и распространившегося на Руси под названием Око Церковное, и в Служебниках, изданных до правления патр. Никона, по которым ныне совершают богослужения старообрядцы. После реформы – в 23-й главе Типикона «О завесе святого алтаря, когда отверзается и когда затворяется» и Служебнике 1655 г. и последующих изданиях.

Как известно, иерусалимский устав лавры прп. Саввы Освященного был основательно переработан в Великой лавре, Хиландарском монастыре, и других обителях Афона. 7-я глава Ока Церковного содержит прямую ссылку — По уставу Святыя Горы честных монастырей, Царствующего Града... Согласно Оку Церковному, Царские врата и завеса отверзаются на отпусте проскомидии (протесиса), который одновременно является и отпустом часов. Завеса затворяется после Великого входа до причащения мирян, если литургию совершает один иерей. Если служит с диаконом, то завеса отверзается «ко исполнению молитвы еже по Изрядно...» до «совершения святого причащения, якоже выше рехом, и по причащении паки отверзается». Царские врата «никогда же отверзаются, точию на входах и исходах, и на целование святаго Евангелия, от сих и на святых тайнах, и на "Да исполнятся"» [28]. Стоглавый собор утвердил те же самые предписания об отверстии завесы и Царских врат [29].

Относительно отверстия Царских врат средневековые русские служебники содержат указания, отличавшиеся от указаний Ока Церковного. И именно указания Служебника, а не Устава, в действительности определяют порядок отверстия Царских врат на литургии, который соблюдается в старообрядчестве вплоть до нашего времени. По Служебнику 1602 г., если иерей с диаконом служат в монастыре, то на проскомидии «по соединении вина и воды в потир» диакон с кадилом исходит из алтаря, открыв одну створку Царских врат, и сразу закрывает ее за собой. Совершив с солеи каждение иконостаса, клиросов и народа, диакон таким же образом возвращается в алтарь. В более поздних печатных служебниках это указание опущено. После покрытия даров диакон отверзает Царские врата и совершает каждение алтаря и всего храма. Если службу совершает иерей без диакона, то он совершает каждение алтаря и всего храма после покровения даров при открытых Царских вратах. Отпуст проскомидии иерей говорит в открытых Царских вратах. Если иерей совершает литургию с диаконом, то после отпуска Царские врата затворяются на краткое время, и иерей и диакон, обратившись к престолу, «творят прощение». Если иерей служит один, то после отпуста «творит прощение на всю церковь», не затворяя Царских врат [30]. Во время литургии Царские врата и завеса отверсты до Великого входа. По окончании входа завеса и Царские врата затворяются до причащения мирян [31].

В Типиконе, пришедшем в ходе реформы на смену Оку Церковному, указания об отверстии завесы и Царских врат содержатся в 23-й главе. Завеса «отверзается в начале литургии и стоит отверзена даже до великого входа. По входе же паки затворяется, дондеже иерей и диакон возглаголет "Двери Двери, премудростию вонмем"». Царские врата отверзаются «во вся входы, такожде и от появления святых Таин даже до исполнения литургии». 

В изложении чина литургии свт. Иоанна Златоуста в реформированном Служебнике, впервые изданном в 1655 г., дается единственное указание о том, что Царские врата отверзаются на малом входе [32]. В более поздних изданиях есть указание затворять врата в начале ектении Рцем вси...

В современной литургической практике правило Типикона о завесе при иерейском служении литургии соблюдается в точности. Но относительно отверстия Царских врат не соблюдаются указания ни Типикона, ни Служебника. При иерейском служении Царские врата отверзаются от малого входа до начала ектении об оглашенных, затем во время пения Херувимской песни и Великого входа, и от причащения народа до конца службы.

До реформы патриарха Никона Царские врата и завеса при архиерейском и иерейском служении отверзались и затворялись по одному и тому же порядку. Так же, по свидетельству свт. Симеона Солунского, было и в греческой Церкви, по крайней мере в Фессалониках. Но патриарх Никон ввел новый устав архиерейского служения литургии, основываясь на тех сведениях, которые он лично в 1653 г. получил от свт. Афанасия III Пателария, патриарха Константинопольского. Это – тот устав архиерейского служения, положенный в основу нового Чиновника (первое издание – 1668 г.), в соответствии с которым, в целом, совершаются архиерейские богослужения в Русской Православной Церкви поныне[33]. Согласно ему Царские врата и завеса на архиерейском служении пребывают отверстыми до возгласа Святая святым, после чего закрываются и отверзаются вновь от причащения мирян до окончания. Таким образом, служение литургии с отверстыми Царскими вратами и завесой стало элементом архиерейского служения.

III

В одном из дошедших до нас писем некоему софисту Григорию прп. Никита Стифат дает обоснование обычаю сокрытия от взоров мирян – лаиков – священнодействий таинства Евхаристии: «Если ты думаешь, <…> всем предстоящим позволено внимать туда, где совершаются божественные (таинства), для наблюдения их и на все, вообще, самим устремлять (свой) взор, это тоже совсем чуждо твоей добродетели и знанию, так как от Бога и апостолов Его было освящено понимание и видение его (таинства) только приносящим иереям, как записано. Ибо утверждает: "Таинство Мое для Меня и Моих", и снова: "вам дано знать тайны Царствия Небесного, а прочим на притчах" (Лк. 8:10). Вследствие чего и это таинство Нового Завета Господь передал (только) одним ученикам Своим, когда предстояло быть распятому на кресте (Мф. 26:26–29), хотя в то время были и многие другие верующие, но и славу Своего Божества на горе Фавор Он показал только трем ученикам, Петру и Иакову, и Иоанну (Мф. 17:1–7), никак не остальным из учеников. Почему? Давая нам и в божественных делах и также во всех человеческих, которые Он соделал, образец благоустройства и чина, того, чтобы оставаться и идти каждому в том чине, в каком он был призван, и не переступать собственных ступеней и не восходить дерзко к еще не данным (ступеням). Если же такое некое благоустройство было дано Церкви верных от Бога, то те, которые не сохраняют его, но переступают собственную меру, во всем безумцы. Вообще же человеку — лаику даже не позволено говорить или учить в церкви, а не то чтобы понимать страшные таинства священной жертвы, как апостол говорит: "Лаику же мы не позволяем в церкви учить" (1 Тим. 2:12), и затем 6-й Собор таким же самым образом, вторя апостолам, запрещает учить в церкви лаикам, как мы написали тебе в письме прежде этого. Ибо если божественные отцы закрыли вход к жертвеннику для всех лаиков – ведь одним только царям, приносящим дары, был позволен от них (отцов) вход туда, – как возможно вообще им (лаикам) даже и приближаться к жертвеннику, когда совершаются божественные (таинства), а не то чтобы на них бросать нечистый взор и совсем безнаказанно обдумывать совершаемое в них страшное и божественное? Одним только иереям Божиим дано видеть и совершать их, которым и даровано учительское достоинство, согласно так сказанному к Тимофею: "Не неради о пребывающем в тебе даровании, которое дано тебе по пророчеству с возложением рук священства" (1 Тим. 4:14 )»[34]. 

Таким образом, по мнению прп. Никиты, положение мирян в церковной иерархии не предполагает никакого литургического служения и полностью изолирует их от участия в священнодействии, которое является уделом только клира. Более того, мирянам запрещено даже своим разумением пытаться вникать в смысл таинства. Следует отметить, что сама по себе аргументация прп. Никиты своей точки зрения не выдерживает ни малейшей критики. Свои сентенции он аргументирует ссылками на Священное Писание, которые в реальности имеют совершенно иной смысл. Апостол Павел в I Послании к Тимофею (2. 12.) запрещает учить в собрании женщинам, но не всем мирянам. Наоборот, он указывает, что помимо иерархического служения пастырей в апостольской Церкви были харизматические (1 Кор. 12. 8); служения пророков и учителей (1 Кор. 12. 28). Канонический запрет вхождения в алтарь или проповеди во время богослужения [35] (то и другое являлось прерогативой клира) не означает, что лаики были вообще отлучены от какого-либо активного участия в церковном служении и тем более не могли бросать «нечистый» (!) взор на происходящее в алтаре. Тем не менее подобные суждения были распространены в поздневизантийский период. Свт. Симеон Солунский пишет: «По возвращении его во святый Алтарь затворяются Царские врата, ибо не должны быть от всех зримы Таинства, в нем совершаемые, но едиными только теми, кои к совершению призваны. И как между Ангельскими силами, по премудрому в тайнозрениях Божественных Дионисию, такой учрежден порядок, что первые чины наслаждаются светом Божественным непосредственно, вторые через первых, а последние через сих посредствующих светом Божества озаряются: подобное чиноположение и в Церкви зрится. Архиерей непосредственно приближается к Святой Трапезе, Священники и прочие служители Таинств чрез него, а через них уже простолюдины входят в общение со страшным священнодействием, и слышат воспеваемые Божественные славословия» [36].

Необходимо обратить внимание на то, что ссылка на книгу О небесной иерархии здесь также неубедительна, поскольку сам трактат излагает догматическое учение об ангельском мире. А толкование на Божественную литургию – О церковной иерархии – остается без внимания. Из этих текстов следует, что обычай закрытия алтарной завесы и Царских врат стал видимым отражением экклезиологической концепции, которая рассекает Тело Церкви на две части – иерархию, которой полностью и безоговорочно принадлежит право таинственного священнослужения и учения, и лаиков – «непосвященных и несовершенных», которые не могут даже приближаться к святилищу и взирать на предлежащие таинства, тем более рассуждать и богословствовать о них. Так же, как и «совершение таинств», богословие для мирян – закрытая область. Согласно этой логике св. Николай Кавасила, написавший Изъяснение Божественной литургии, совершил дерзость, присвоив себе право суждения о тех предметах, которых он, как «непосвященный» мирянин, не мог касаться.

Согласно учению Священного Писания и святых отцов Церкви каждый христианин – клирик и мирянин – является членом единого Тела Христова, которое есть Церковь. В Нем Христос – Глава, а все верующие – члены, каждый из которых имеет свое предназначение, достоинство и служение. Таинство Св. Евхаристии – это таинство собрания, общения (Μυστήριον συνάξεως εἴτ' οὖν κοινωνίας [37]), в котором причастники становится «стелесными и скровными» [38] Христу и друг другу. Безусловно, без епископа и клира таинство Евхаристии не может совершаться, но также оно не может совершаться и без участия народа Божия. Благодать Святого Духа, претворяющая хлеб и вино в Тело и Кровь Христовы, также сходит и на все собрание верных, освящая каждого молящегося и достойно приступающего к Святым Тайнам («…и вселитися Духу благодати Твоея благому в нас, и на предлежащих Дарех сих, и на всех людех Твоих..» [39]). Св. ап. Петр обращается ко всем христианам, принадлежащим к Церкви, «народу избранному, царственному священству» (1 Пет. 2. 9.) Эта же мысль повторяется в анафоре Апостольского Предания, приписанного авторству св. Ипполита Римского («…Исполняя волю Твою и соделывая Тебе святой народ») и свт. Василия Великого («И пожив в мире сем, дав повеления спасительная, отставив нас прелести идольския, приведе в познание Тебе, истиннаго Бога и Отца, стяжав нас Себе, люди избранны, царское священие, язык свят»). Свщмч. Игнатий Богоносец, который первый из отцов Церкви ясно высказал учение о «монархическом епископате», одновременно подчеркивает и идею единства иерархии и народа: «Где будет епископ, там должен быть и народ, так же, как где Иисус Христос, там и кафолическая Церковь» [40]. Свщмч. Климент Римский указывает, что для каждого члена Церкви – от епископа до мирянина — определены от Бога свои «литургические» служения: «Каждый из вас, братья, благодари Бога за свое собственное положение, храня добрую совесть и с благоговением не преступая определенного правила служения своего (λειτουργιαςαυ του κανονα)» [41].

Св. мч. Иустин Философ в I Апологии, адресованной императору Антонину Пию (138–161), изображает совершение Евхаристии как священнодействие, в котором участвует все собрание верных. «Затем все вообще встаем и воссылаем молитвы. Когда же окончим молитву, тогда, как я выше сказал, приносится хлеб, и вино, и вода; и предстоятель также возсылает молитвы и благодарения, сколько Он может. Народ выражает свое согласие словом аминь, и бывает раздаяние каждому и приобщение даров» [42]. Свт. Кирилл Иерусалимский раскрывает неофитам содержание и смысл анафоры как общей молитвы, в которой участвуют все собравшиеся в храме: «На сие говорите вы: "достойно и праведно". Ибо воссылая благодарение, мы совершаем достойное и праведное дело... По сем воспоминаем небо, землю и море, солнце и луну, звезды и всю тварь, словесную и бессловесную, видимую, и невидимую, Ангелов, Архангелов, Силы, Господствия, Начала, Власти, Престоли... И для того преданное нам от Серафимов Богословие сие повторяем, да соделаемся причастниками песнопения купно с премирными воинствами… После сего, освятив себя духовными сими песнями, молим Человеколюбца Бога, да ниспослет Святого Духа на предлежащие дары: да сотворит "хлеб убо тело Христово, а вино кровь Христову". Ибо всеконечно то, чего коснется Дух Святый, освящается и прелагается... Потом, по совершении духовной жертвы, безкровной службы, при той же самой жертве умилостивительной, молим Бога о всеобщем мире церквей, о благосостоянии мира, о Царях, о воинах и сподвижниках, о находящихся в немощах, о утомляемых трудами, и вообще о всех, требующих помощи, молимся мы все, и сию приносим жертву» [43].

Свт. Иоанн Златоуст так говорит о смысле и цели таинства Евхаристии: «Поэтому и нужно знать чудо этих таинств – в чем оно состоит, для чего дано и какая от него польза. "Одно тело, – сказано, – мы бываем и члены <...> от плоти Его и от костей Его" (Еф. 4:4, 5:30). Да внимают этим словам посвященные!»[44]. В гомилии на II Послание к Коринфянам Златоуст с особой ясностью утверждал, что анафора – это всеобщая молитва, совершаемая всеми участниками евхаристического собрания: «Но есть случаи, в которых священник не отличается от подначального, например, когда должно причащаться страшных Таин. Мы все одинаково удостаиваемся их; не так, как в Ветхом Завете, где иное вкушал священник, иное народ, и где не позволено было народу приобщиться того, чего приобщался священник. Ныне не так; но всем предлагается одно Тело и одна чаша. И в молитвах, как всякий может видеть, много содействует народ. <…> Равным образом, когда изгоняем из священной ограды недостойных участвовать в святой трапезе, нужна бывает другая молитва, – и мы все вместе повергаемся на землю, и все вместе встаем. Когда опять наступает время преподания и взаимного принятия мира, все равно друг друга лобзаем. При самом также совершении страшных Таин священник молится за народ, а народ молится за священника, потому что слова: "со духом твоим" означают не что иное, как именно это. И молитвы благодарения также общие, потому что не один священник приносит благодарение, но и весь народ. Получив сперва ответ от народа, и потом согласие, что достойно и праведно совершаемое, начинает священник благодарение. И что удивительного, если вместе со священником взывает и народ, когда он возносит эти священные песни совокупно с самими херувимами и горними силами? Все же это сказано мною для того, чтобы каждый и из подначальных трезвился, чтобы мы знали, что все мы едино тело, и столько же различаемся один от другого, сколько член от члена; и чтобы мы не все возлагали на одних священников, но и сами пеклись обо всей церкви, как о теле, всем нам общем» [45].

Дионисий Ареопагит пишет: «Вслед за тем совершается через церковнослужителей чтение священных книг, после этого оглашенные и с ними одержимые демонами и кающиеся выводятся из святого храма, где остаются только достойные созерцания (θεωρία) и приобщения Божественных Тайн. А из церковных служителей одни стоят у запертых дверей святилища, другие исправляют что-нибудь другое из дел своего чина. Избранные же из священнослужительского чина предлагают вместе с иереями на божественный жертвенник священный хлеб и чашу благословений, между тем как все церковное собрание возглашает кафолическое песнословие» [46]. Слово θεωρία – созерцание – является ключевым понятием трактата, означающим умозрительный процесс раскрытия сокровенного духовного смысла видимых священнодействий. Но в первичном, буквальном смысле θεωρία означает лицезрение, рассмотрение, исследование, то есть предполагает непосредственное видение «объекта» феории. Таким образом, Дионисий утверждал, в отличие от прп. Никиты Стифата (который считал себя последователем Ареопагита), что лаики достойны «бросать взоры» и «обдумывать совершаемое в них страшное и божественное».

Прп. Максим Исповедник в своем толковании Божественной литургии Мистагогия высказал мысль о том, что архитектурное устройство храма является видимым символом, изобажающим единство Церкви – Тела Христова. «Если рассматривать церковь с точки зрения зодчества, то она, являясь единым зданием, допускает различие в силу особого назначения своих частей и делится на место, предназначенное только для иереев и служителей, которое называется у нас алтарем, и место, доступное для всех верующих, именуемое у нас храмом. Но, с другой стороны, она остается единой по ипостаси, не допуская разделения своих частей, [могущее произойти] вследствие различия их между собой. И возводя эти части к своему единству, она освобождает их от выраженного наименованиями различия, являя тождество этих частей. Еще церковь показывает, что есть каждая часть для самой себя, когда существует взаимосвязь обеих частей. Ибо храм есть алтарь в возможности, поскольку он освящается, когда священнодействие восходит к своей высшей точке. И, наоборот, алтарь есть храм, действительно обладая им, как началом своего тайнодействия. Церковь же и в алтаре, и в храме пребывает единой и той же самой» [47].

В отношении традиционной архитектуры русских храмов можно справедливо утверждать, что если во время богослужения Царские врата открыты, то даже многоярусный средневековый русский иконостас воспринимается как граница, отделяющая алтарь от храма, но не нарушающая единства всего храмового пространства, которое, по св. Максиму Исповеднику, символизирует единство Церкви Христовой. Но в том случае, если богослужение совершается при закрытых вратах, то символическое значение цельности храмового пространства искажается, потому что в реальности алтарь становится отдельным, изолированным помещением, из которого до верующих доносятся лишь приглушенные отзвуки возгласов священника.

В современной литургической практике Русской Православной Церкви право служения Божественной Литургии при отрытых Царских вратах является привилегией архиереев, предоставляемой в качестве высоких наград священникам (до Херувимской песни, затем до Отче наш) или кафедральным или особо значимым храмам. Именно привилегией архиерейского сана право служения с отверстыми Царскими вратами стало считаться в связи с введением на Руси чина архиерейского служения (см. выше), основанном на версии греческого чина, изложенной свт. Афанасием Пателарием, в то время как чин иерейского служения ориентирован на Устав (диатаксис) священнослужения, приписанного свт. Филофею. Однако тот или иной литургический обычай не может считаться непререкаемым и неотменным только потому, что «так исторически сложилось». Помимо исторического должно присутствовать еще и разумное обоснование, проистекающее из богословского смысла всего богослужения. И с этой точки зрения, то, что служение с отверстыми вратами расценивается как отличительная особенность архиерейской службы или почетная привилегия клирика, несколько нелогично. Архиерейское служение действительно имеет отличия от иерейского служения литургии, заключающиеся в использовании литургических облачений и атрибутов, принадлежащих архиерейскому сану, молитвенных формул, аккламаций, в особых церемониальных действиях. Но, по слову свт. Иоанна Златоуста (см. выше), в совершении литургии наступают моменты, когда архиерей или священник «не отличается от подначального», то есть от всех остальных членов собрания верных. В такие моменты чин архиерейского служения обязывает архиерея отлагать омофор – древнейший и главный отличительный символ архиерейского сана. Омофор отлагается во время чтения Священного Писания [48]. Но также омофор отлагается и во время совершения анафоры. Малый омофор одевается только во время произнесения установительных слов Спасителя: «Приимите ядите… Приимите, пейте..» и эпиклезы, затем вновь отлагается. В Архиерейском чиновнике есть указание, в наше время, к сожалению, вышедшее из практики, но как нельзя лучше отражающее характер анафоры как всеобщей молитвы, совершаемой едиными усты и единым сердцем всем церковным собранием: «Ве́дательно же, яко ле́потствует сия́ Господня словеса́: Приими́те, яди́те: и: Пи́йте от нея́ вси́: глаголати над хлебом и вином всем сослужащым купногласно, тихим гласом, во едино слово с архиереем, и ниже́ еди́нем словом предвари́ти кому, или́ оста́тися архиереа, но яко из еди́нех уст всем ку́пно рещи́. Подобне купногласно же глаголати всем тайно над дискосом: И сотвори́ у́бо Хле́б се́й: Та́кожде и над ча́шею: А е́же в Ча́ши се́й: и прочая» [49]. В это время лик от лица всех мирян поет песнь Тебе поем. В таком контексте очевидно, что отверстые Царские врата есть средство, дающее возможность всем молящимся видеть священнодействие Евхаристии и быть сопричастным ему через общую согласную молитву. Но – не привилегия архиерея, потому что именно во время анафоры само чинопоследование литургии «сводит» архиерея с возвышенного, главенствующего положения как «образа Христа-Архиерея Нового Завета» к положению «первого среди равных» членов собрания, который от лица всех молящихся и вместе со всеми воссылает молитву и совершает видимые священнодействия. Действительным литургом, совершителем таинства является Сам Господь Иисус Христос, незримо, но реально пребывающий всякий раз там, где совершается таинство Евхаристии. «Тот, Кто совершил их тогда, на той вечери, и ныне совершает их. Мы занимаем место служителей, а освящает и претворяет дары сам Христос»[50].

В заключение сформулируем несколько кратких тезисов, исходящих из вышеизложенного:

1. 1. . В первом тысячелетии Божественная литургия совершалась при деятельном участии всех верных, поэтому древнее именование литургии – Таинство Собрания – в полной мере соответствовало действительности. Священнодействия были открыты взорам молящихся, что само по себе создавало для мирян атмосферу сопричастности совершению богослужения. Даже более поздний обычай тайного чтения молитв литургии архиереем или священником не нарушал характера активного всеобщего участия, потому что миряне участвовали во всенародном пении или совместно произносили возгласы Аминь, И духови Твоему, Милость мира…, Достойно и праведно и так далее.
   2. . Обычай закрывать алтарь во время служения Божественной литургии от взоров мирян восходит к XI в., а именно к распоряжению, данному патриархом Константинопольским Евстафием, и первоначально был распространен в только в монастырских храмах. Правила Диатаксиса и Устава (Типикона) относительно отверстия завесы и врат заимствованы из практики Афонских обителей, следовательно, они являются элементами монашеской традиции богослужения.
   3. . Данный обычай изначально основывался на весьма спорных богословских утверждениях, основанных на заведомо неверной трактовке некоторых отрывков из Священного Писания и Corpus Areopagiticum .
   4. . Современная практика отверстия/закрытия Царских врат и завесы во время совершения Божественной литургии иереем не соответствует предписаниям Типикона и Служебника.
   5. . Введенный в богослужебный обиход в конце XVII Чиновник архиерейского служения ясно отражает характер литургии как Таинства Собрания. Именно в таком ракурсе следует рассматривать то обстоятельство, что Царские врата и завеса во время архиерейского служения открыты даже во время совершения анафоры. Поэтому нет никаких логических препятствий предоставить такую же возможность и всем иереям.

Сложившаяся практика служения Божественной литургии иереями создает видимое отчуждение мирян от совершающегося священнодействия, поэтому противоречит богословскому смыслу таинства Евхаристии – таинства общения, причастия и единства как всего народа Божия, так и каждого отдельного верного со Христом и во Христе в Его едином Теле – Церкви. Однако для того, чтобы миряне могли осознавать себя активными участниками священнодействия, ограничиться открытием Царских врат во время литургии, безусловно, недостаточно. Весьма полезно и необходимо также развивать традицию всенародного пения не только Символа Веры и Отче наш, но и песнопений Евхаристического канона – хотя бы в праздничные дни, когда в храме многолюдно, – а также уделять внимание объяснению богословского значения и практических особенностей церковного богослужения в рамках приходской образовательно-катехизической деятельности. При таком условии разрешение служения Божественной литургии с отверстыми Царскими вратами во всех приходских принесет несомненный положительный пастырский эффект. В монастырях, ориентированных на педантичное соблюдение богослужебного устава, обычай служения при закрытых вратах теоретически может сохраняться, как изначально монашеское установление, но в таком случае логично соблюдать его в строгом соответствии с правилом Типикона.