Дмитрий Гасак: вопрос о том, что созидает церковное собрание, остается открытым

Есть ли консенсус по поводу православного учения о Церкви и какие вопросы современной экклезиологии остаются самыми острыми, рассказал Дмитрий Гасак, председатель оргкомитета научно-богословской конференции «Евхаристическая экклезиология сегодня: восприятие, воплощение, развитие», которая проходит в эти дни в СФИ.

Почему в этом году богословская конференция СФИ посвящена экклезиологии?

Дмитрий Гасак: Наше время ставит вопросы церковной жизни достаточно остро. Мир чрезвычайно поменялся за XX век. Для Русской церкви эти изменения особенно радикальны, особенно после Поместного собора 1917-1918 годов, на котором многие вопросы, может быть, в последний раз, обсуждались на общецерковном уровне всерьез. Тем не менее, жизнь эти вопросы всё время ставит, независимо от того, достигла ли наша церковь на сегодняшний день уровня богословского знания и понимания проблем церковного устройства, который был у деятелей собора, воспринято ли их наследие.

С момента празднования тысячелетия крещения Руси прошло почти тридцать лет. И то, как церковь прожила это время, побуждает нас спрашивать себя, совершилось ли возрождение Русской церкви как некоего целостного организма, как полноценного собрания народа Божьего, совершилось ли возрождение веры во Христа, что на сегодняшний день представляет собой церковное собрание, каким оно себя проявляет в богослужебное и внебогослужебное время. Вопросов очень много, поэтому мы решили провести конференцию по экклезиологии.

Немаловажно и то, что в декабре прошлого года исполнилось 50 лет со дня кончины отца Николая Афанасьева – русского богослова, создавшего концепцию евхаристической экклезиологии, которая сейчас является общепризнанной не только на Востоке, но и на Западе, не только в православном, но и в католическом мире.

Экклезиологию называют одной приоритетных богословских тем нашего времени, но есть ли какой-то консенсус по поводу православного учения о Церкви?

Дмитрий Гасак: Консенсус предполагает согласие, причём обладающее свойством некой полноты. Неудавшаяся попытка собрать Всеправославный собор в прошлом году свидетельствует о том, что на сегодняшний день достижение консенсуса даже не по самым сложным вопросам на старых путях церковной жизни не представляется возможным. Но этот же опыт свидетельствует и о том, что сам вопрос о единстве Православных церквей, вопрос идейного и практического консенсуса чрезвычайно актуален. Это с одной стороны.

С другой стороны, если мы обратимся к трудам наиболее известных зарубежных православных богословов – греческих, румынских, американских – или даже к богословию католической церкви, мы увидим, что на сегодняшний день именно евхаристическая экклезиология является не то чтобы консенсусом, но как бы отправной точкой, вокруг которой идёт разговор об образе церковной жизни. Поэтому мы выбрали в качестве темы именно евхаристическую экклезиологию и хотели бы обсудить, каким образом она воспринята – что воспринято, а что не воспринято, – как это воплощается, какие могут быть перспективы.

Каковы ключевые концепты евхаристической экклезиологии?

Дмитрий Гасак: Ключевой концепт – Евхаристия как центр церковной жизни и евхаристическое собрание, церковный организм как таковой. Евхаристическое собрание как собрание местной церкви является носителем духовных даров и служений, и все служения, начиная от самых высоких – апостольства, пророчества, учительства, – и заканчивая служениями управления, толкования языков, как они перечислены у апостола Павла, рождаются в церковном собрании. Именно в церковном собрании находится место и служению старшего – пресвитера, епископа, поскольку если епископ вне церкви, если он не знает своего собрания, не видит его границ, то непонятно, в отношении кого он осуществляет своё «епископэ». При этом в полноте церковное собрание именно как собрание во Христе, в едином духе проявляется в совершении Евхаристии, Таинства благодарения.

Такое представление о Церкви имеет проекции на самые разные стороны жизни. Здесь особым образом присутствует вопрос о единстве церкви, о её границах, проблема конфессионального и межконфессионального единства. Круг тем, которые затрагивает отец Николай в своих трудах, очерчивает вполне целостное представление о церковной жизни в древности и современности.

Есть ли прецеденты воплощения евхаристической экклезиологии? Был ли какой-то опыт, изнутри которого это богословие выросло?

Дмитрий Гасак: Это вопрос сложный, поскольку евхаристическая экклезиология, как её сумел выявить и описать отец Николай – это образ жизни, который был присущ церкви ещё в доникейскую эпоху. Обращаясь к текстам древней церкви, он пытался реконструировать церковное собрание того времени, поскольку в современном церковном сознании и практике видел массу нестыковок и проблем, главной из которых является следующая: что же все-таки делает церковь Церковью.

Отец Николай пережил окончание Константиновской эпохи, отмеченное изменением отношения общества и государства к церкви. Православное государство, признававшее христианскую веру официальной, в котором церковь фактически возглавлял император, предполагало даже некое неразличение границ между церковью и обществом. Под Русской церковью подразумевалось едва ли не всё русское общество, все православные граждане страны, да и те, кто не разделял христианских убеждений, тоже были гражданами православной империи. Когда это всё в одночасье рухнуло, когда церковь была отделена от государства, рушился уклад жизни и начались прямые репрессии против верующих, тогда, конечно, встал вопрос о том, каким образом Церковь воплощается в мире, где её можно увидеть.

К тому же отец Николай оказался в эмиграции, то есть в числе тех, кто был выброшен из среды российского общества, с традиционных православных территорий. И оказавшись, с одной стороны, вне привычных социальных связей и структур, а с другой – в ситуации невиданной свободы, он пытался ответить на вопрос: какой должна быть церковная жизнь в условиях, когда привычного пиетета со стороны общества к церкви уже нет? Этим же вопросом задавался протоиерей Сергий Булгаков, находясь в Крыму во время гражданской войны и наблюдая разрушение всего уклада русской жизни. В лучшем случае церковь была предоставлена самой себе, как было в эмиграции, по крайней мере до Второй мировой войны, а в худшем случае это были беспрецедентные гонения, грозящие смертью и несущие смерть.

Опыт русской эмиграции одновременно и наследует смысл и дух соборных решений 1917-1918 годов, и по-новому делает акцент на совершении Евхаристии, чего не было в России. Это был совершенно новый шаг. Известно, скажем, описание Евхаристии, которую совершал отец Сергий Булгаков на Первом съезде Русского студенческого христианского движения в Пшерове в 1923 году. Это было пережито как откровение благодатного единства, которое испытали все участвующие в этом евхаристическом служении. Не случайно этот съезд был назван «Пшеровской пятидесятницей». Это всё связанные вещи.

Видите ли, нельзя думать, что церковь живет по какому-то разработанному богословскому учению. Но нельзя и думать, что она живет без какого-то бы ни было осмысления самоё себя. Мне представляется, что богословие отца Николая и те поиски адекватного существования церкви, которые осуществлялись в эмиграции – и в Париже, и в Германии, и в других местах, – это было как бы одно движение, трудно сказать, где «яйцо», где «курица». Поэтому попытки воплощения евхаристической экклезиологии были, это не было лишь кабинетное творчество, которое потом испытывалось на практике. Жизнь всегда интереснее.

Не является ли евхаристическая экклезиология, безусловно, развивающая идеи Собора, в то же время продолжением ушедшей Константиновской эпохи? Учтено ли в этом богословском и церковном опыте её окончание?

Дмитрий Гасак: Была ли инерция Константиновской эпохи? Конечно, была. Это, в частности, подтверждают семинары отца Сергия Булгакова в Париже, посвящённые теме церковного отношения к монархии. Им было нелегко пережить освобождение от монархии: вдруг монарх перестал существовать, и они оказались в ситуации, где они, в общем, никому не нужны. Но хотя где-то в сознании инерция и оставалась, обстоятельства жизни места ей не оставляли, всё очень радикально и чрезвычайно быстро менялось.

Ухватывает, описывает ли евхаристическая экклезиология современные реалии церковной жизни, какие-то основные горячие точки, вопросы, которые вы назвали – например, о границах Церкви?

Дмитрий Гасак: Безусловно. Ведь евхаристическая экклезиология – это не просто объективное учение, не описание внешней данности. В конце концов, отец Николай выражал свою веру в Церковь, он как бы пытался её воплотить в своих трудах, в жизни, наверное, соотнося опыт своей веры и богословской мысли с опытом святых отцов доникейской и постникейской поры. И естественно, исходя из своего представления о Церкви, он рассматривал вопросы вполне современные, настолько, что, скажем, его труды были с чрезвычайным вниманием исследованы католическими богословами Второго Ватиканского собора.

В статьях отца Николая присутствуют разные темы: современного воспитания, границ Церкви, единства христианских церквей. Он пытался найти решение проблем, связанных, например, с соблюдением древнего церковного принципа «в одном городе – один епископ». На традиционных территориях православных церквей он ещё как-то соблюдался, но в Западной Европе, где оказалось довольно много православных на территориях традиционно не православных, могло быть несколько православных епископов в одном и том же городе. Как это экклезиологически осмыслить, если мы по-прежнему исходим из того, что Церковь одна (всё-таки Символ веры никто не отменял)? Чрезвычайно интересный вопрос – и богословский, и исторический, и церковно-политический.

Так что это вполне актуальные вещи, тем более что мы верим, что природа Церкви остаётся неизменной. Формы жизни могут меняться, но всё-таки в обетовании Христа, что врата ада Церкви не одолеют, есть ещё и этот мотив её неизменности – хотя бы потому что Бог неизменен. Другое дело, что каждое поколение христиан должно заново совершать этот поиск полноты церковной жизни, совершать усилие по воплощению евангельских слов в своей жизни, что и делал отец Николай.

Вы сказали, что евхаристическая экклезиология может быть отправной точкой для межконфессионального диалога. Почему?

Дмитрий Гасак: Во всяком случае, она может быть неким базисом в диалоге между православными и католиками. (С протестантами, правда, сложнее.) Почему? Потому что волей-неволей отец Николай и его последователи возвращают нас ко времени, когда церковь была едина и принципы церковной жизни имели большее единство, нежели сейчас. Кроме того, католические богословы, может быть, даже раньше православных разглядели наследие отца Николая и постарались его воспринять. Так что, хотя об этом так однозначно и не говорят, но это уже состоявшаяся вещь, что евхаристическая экклезиология – это некая отправная точка, единая платформа для диалога.

Какие вопросы, на ваш взгляд, будут на конференции ключевыми? Где вы ожидаете наибольшего напряжения?

Дмитрий Гасак: Думаю, что острым будет вопрос о евхаристическом собрании, о том, каким образом оно возникает, каким образом создается. Мы знаем, что апостолы создавали церкви, проповедовали, учили, но каким образом – мы почти не знаем. И как сейчас должно создаваться церковное собрание – тоже вопрос в большой степени нераскрытый. Мы знаем, как оно не может создаваться: вот традиционное поместно-приходское устройство не создает евхаристического собрания само по себе, стало быть оно остаётся в прошлом. Приход – не созидает. Большой вопрос, созидает ли его таинство Евхаристии само по себе, или другие таинства. Есть основания полагать, что само по себе и таинство не созидает церковного собрания. А что его созидает? Я думаю, об этом стоит поговорить. Это то, что отец Николай не то чтобы оставил неразработанным – у него есть некоторые наметки, но они скорее пророческого или эсхатологического плана, – но это то, что он в большой степени оставил на усмотрение своих читателей, на будущее.