Дмитрий Гасак: «Церковь наша всё-таки жива»

– Каждый год, приступая к Великому посту, христианин думает о том, как смирить своё сердце, покаяться, исправить жизнь. Но в этот раз к привычным великопостным мотивам примешивается запах пороха. Я имею в виду ситуацию, которая разворачивается вокруг Преображенского братства, и те тенденции в церковной жизни, которые проявились сейчас в Твери. Что, по-вашему, произошло?

– Одна из самых высоких христианских добродетелей – это трезвение. Человеку необходим трезвенный взгляд на свою жизнь, в том числе на современную церковную и общественную ситуацию. Это нужно, с одной стороны, чтобы не впадать в крайность отчаяния и такого восприятия церковной жизни, которое видит в ней лишь стяжательство, мракобесие, лукавство и прочие грехи, а с другой – нужно снять розовые очки, снять с себя саван елейного благодушия, безучастного к различению добра и зла.

Что касается военных коннотаций слова «пост», то, как я понимаю, речь идёт о случившемся 2 февраля скандале в Твери и последующих событиях. Действительно, ситуация там неприятная.

Речь идёт о попытке срыва международной конференции по истории православных братств в Твери в начале февраля, когда несколько провокаторов устроили митинг на ступенях кафедрального собора и распространили клевету, что Преображенское братство якобы собирается захватить храм и заставить всех молиться по-русски. Скандал на момент выхода материала не утих.

Нам приходится смотреть на эти события в перспективе 30-летней давности, начиная с начала 90-х годов, когда Преображенское братство открыло в Москве храм Сретения иконы Владимирской Божьей Матери на Лубянке и таким образом в постсоветское время локализовало своё присутствие в Москве. Позже нами были открыты ещё три храма в центре столицы. Так вот история, которая сейчас продолжается в Твери, началась, когда у общины забрали сначала один храм на Лубянке, потом храм Рождественского монастыря, потом Успенский храм в Печатниках, а потом и храм преподобного Фёдора Студита, что у Никитских ворот. Позже эта история повторилась в Заостровье под Архангельском. Ну а можно начать ещё раньше – с 1983 года, когда по настоянию уполномоченного Совета по делам религий был исключен из Ленинградской духовной академии патриарший стипендиат дьякон Георгий Кочетков, основатель Преображенского братства. И когда нам теперь говорят некоторые: «Молитесь по-русски в своих храмах», – хочется сказать: «Мы бы и рады, да у нас их отобрали».

Евангелие нам говорит: «По плодам их узнаете их». По плодам и нужно судить о том, что происходило все эти годы, что совершается Преображенским братством и что делается другими прямыми участниками этой истории, противниками братской жизни в церкви. В Москве это были протоиерей Владимир Диваков, митрополит Арсений (Епифанов) и, конечно, нынешний псковский митрополит Тихон (Шевкунов). Это те, кого мы видели с церковной стороны. Последний лично выдворил общину о. Георгия Кочеткова из храма на Лубянке. (Конечно, всё это было прикрыто решением патриарха Алексия II, но инициатива была не патриаршая.) И если деяния первых двух мало известны церковному народу, то путь митрополита Тихона общеизвестен. Там, на Лубянке, был создан монастырь, затем – школа для подготовки священнослужителей, а теперь отстроен и величественный храм в честь Новомучеников и Исповедников Российских. Конечно, всем известен масштабный проект выставок «Россия – моя история»: колоссальные павильоны строятся по всей стране. То есть мы видим, что на то место, которое наивно устраивалось для молитвы и христианского просвещения простым народом, в общем-то, бедными людьми, пришло нечто более могущественное, имеющее масштабы государственные. Понятно, что не прихожане о. Тихона, пусть даже самые богатые и влиятельные, из личных средств помогли ему развить такую деятельность по всей стране. Кажется, даже наш патриарх таких возможностей не имеет.

Так вот тверской случай, очевидно, стоит в этом же ряду, хотя мы не до конца понимаем, какие силы борются и почему Преображенское братство оказывается в центре этой ситуации. Ведь тверская конференция по истории церковных братств в России была уже четвертой по счёту. Её тема сугубо внутрицерковная, предыдущие конференции проходили в разных городах всегда по благословению правящих архиереев. Но в этот раз нам сказали, что готовится какая-то провокация. И действительно, в воскресенье, 2 февраля, были попытки сорвать богослужение, изобразить народное возмущение тем, что якобы «кочетковцы» приехали захватывать храмы и насильно вводить русский язык богослужения. Естественно, ничего подобного происходить не могло, но кому-то был нужен скандал, несмотря на то что на конференцию приехали многие люди из разных городов и даже стран, не имеющие отношения к нашему братству.

– Но ведь попытка срыва не удалась? 

– Конференцию, слава Богу, мы провели успешно. А провокаторы, я думаю, хотели продемонстрировать Тверскому митрополиту, что в городе есть силы, которые не согласны с его церковными инициативами, с его ви́дением церковной жизни.

Вопрос: какие это силы? Они, собственно, не скрывались, особенно поначалу. Известно, что это люди, которые сотрудничают в нескольких общественных организациях с благочестивыми названиями вроде «Двуглавый орел» или «Сорок сороков» (очень активен Андрей Соколов, например). Некоторые ссылались на Александра Дворкина и на некое братство Михаила Тверского (какая-то «духовная безопасность»). Известны политические инициативы этих фигурантов, какие-то идеологические проекты (весь этот сыск и борьба с сектами), но занимаются ли они устроением собственно христианской, церковной жизни – неизвестно. Ребят в черно-красных рубахах «Сорок сороков» мы регулярно видим на патриарших службах, выглядят они страшновато. Но есть ли плоды их церковного собирания…

– Официально «Двуглавый орел» опроверг свою причастность к происходящему, а вы утверждаете, что они имеют к этому непосредственное отношение. Какую цель они, по-вашему, преследуют, когда таким образом вмешиваются в церковные дела?

– «Двуглавый орел» – это организация, которая создана и возглавляется крупным бизнесменом и политиком, она имеет определённый авторитет в современном российском политическом истеблишменте, и ей как бы не к лицу быть замаранной в скандале, в срыве академической конференции, когда от ее имени митингующие на паперти храма оттесняют священника, вышедшего их унимать. Полагаю, им совершенно не выгодно вступать в открытую оппозицию церковной иерархии. Но в наше время поступки значат больше, чем слова.

Деятели тверских отделений этих организаций непосредственно участвовали и в маёвке на паперти, и в сборе подписей под письмами митрополиту (да и их подписи стоят), и в этом великолепном спектакле 20 февраля, который они устроили митрополиту Савве в Воскресенском соборе. Люди же не слепые, все были в храме или видели трансляцию в интернете, и все понимают, кто чем занимается. И обратного пока никто из них не сделал, извинений никаких не последовало.

– Им невыгодно быть замаранными в скандале, они ведут политическую деятельность, они вдруг проявились на внутрицерковном поле. Каковы их цели?

– Могу судить только по публикациям в средствах массовой информации, да ещё по рассказам знакомых. До языка богослужения им нет никакого дела, так же как и до богослужения вообще. То, что сейчас происходит, – это истерия, агрессия и злоба под благочестивым прикрытием, к молитве и церкви не имеет никакого отношения. Необходимо это трезво понимать. Я не хочу сказать, что среди них совсем нет верующих людей или что им хоть в каком-то смысле не дорог церковно-славянский язык. Но не за богослужение они борются. Средства, которыми они действуют, – это средства нехристианские и нецерковные. Это средства политической или идеологической борьбы за влияние. Ведь доходят до полного бесстыдства, когда говорят: «Вы, владыка, будьте с нами, и всё у Вас будет хорошо». А с нами – это с кем? Это что – церковный голос? Поэтому я думаю, что подобные выступления – это средство влияния на церковное руководство на самых разных уровнях. По сути, это настоящий церковный большевизм. Он был и в 1917 году, и Поместный собор Российской церкви прямо его осудил как явление, чуждое по духу христианству, требующее запрещения.

– Я напомню, что Константин Малофеев, организатор исторического общества «Двуглавый орёл», ещё и сопредседатель Русского народного собора, а председателем является патриарх Кирилл. С одной стороны, из ваших слов получается, что они находятся в борьбе за влияние внутри церкви, а с другой стороны, они находятся в союзе, который преследует политические цели. Достаточно просто посмотреть их программное заявление на сайте.

– Я сужу как простой верующий человек, член Русской православной церкви, сужу по тому, что вижу, что у всех на глазах. Мне кажется, организация Всемирный русский народный собор (ВРНС) – это политическая организация, созданная для идейного объединения русскоязычных людей в разных регионах мира, всего нашего рассеяния. У неё очень громкое название, и она существует, чтобы занять какое-то место в идеологическом и политическом пространстве в нашей стране и в мире. Но нельзя отделаться от впечатления диссонанса между столь претенциозным именованием и реальным составом и деятельностью этой организации.

Вообще изобилие общественных организаций и фондов, которые названы в честь христианских святых или праздников, в большой степени выглядит как своеобразное брендирование, как попытка занять пространство в общественной жизни под знаком православия. Само по себе это может быть и неплохо. Но возникает вопрос: кого эти организации представляют и как эти сообщества участвуют в собирании Русской церкви именно как церкви, а не некоего объединения людей под знаками православия? Ведь мы знаем, как быстро меняются подобные наспех построенные декорации, XX век нас всё же чему-то научил.

– Судя по открытым источникам информации, этот скандал принёс такие обвинения в адрес Преображенского братства, от которых, как говорится, веет затхлостью. Они и по стилистике, и по содержанию родом из 90-х. Ничего нового. Или же что-то новое было? Как вы это оцениваете?

– Тут нужно вспомнить, что Преображенское братство происходит из дружеского круга, который возник ещё в советское время, когда было невозможно никакое формальное или просто видимое объединение верующих. Это было смертельно опасно. А в девяностые годы оно как бы вышло на поверхность и стало настолько новым необычным явлением, не соответствующим советским принципам существования, что кто-то воспринял его с недоверием. Но кто-то увидел в братстве новую потенцию церковной жизни, которая могла бы отличать ее от той, что была начиная с 1943 года, когда Сталин решил зарегистрировать Русскую православную церковь в Советском Союзе и использовать её как ресурс в своих политических целях. Братство появилось как явление совершенно иного порядка.

Во-первых, это последовательное исполнение евангельских принципов жизни, а значит, свидетельство о Христе и Христовой Церкви, а также научение наших современников основам христианской веры и жизни в их единстве. Во-вторых, это общая жизнь православных христиан именно как христиан, поэтому созидание общинного и братского характера жизни. Если угодно, эти два направления – важнейшие сегодня для церковной жизни в нашей стране. Большевики боролись в первую очередь с этим. Именно братское начало в церкви разрушалось с особой яростью и напором. Конечно, церковную структуру они тоже уничтожили, но после 1943 года восстановили, хотя и в изуродованном виде. Однако с внутренней жизнью церкви они боролись до самого конца советской власти. Стало быть, эту жизнь и нужно в первую очередь возрождать. Христианские братские отношения ни одна структура не заменит и сама по себе их не созидает.

В начале 90-х распалось государство СССР, но советская жизнь никуда не исчезла. Люди и некоторые структуры и в церкви, и в новом государстве остались прежними, и те, кто боролся с верой и церковью в советское время, продолжали это делать и в постсоветское время.

Именно поэтому в 90-е годы был создан миф о Преображенском братстве как якобы неообновленческом. К реальному братству он не имеет никакого отношения. Это была массированная пропагандистская кампания, в которую были вовлечены все возможные на тот момент околоцерковные и даже церковные средства массовой информации: и радиостанция «Радонеж», и газеты типа «Русский вестник», «Русь державная» – имя им легион. Я полагаю, что курировали их люди, которые отвечали за идеологию в советское время и хорошо умели это делать. И этот миф до сих пор как-то действует, нет ничего нового.

Основные опоры этого мифа следующие. Во-первых, мифотворцы говорят об отделённости братства, о его обособлении от церковного народа, что проявляется в особом почитании основателя братства о. Георгия, в подчёркнутой солидарности и собранности, способности к организации. Вроде бы, это само по себе неплохо, все к этому стремятся, но оказывается, что нам эти качества нужны для реформирования церкви, всего, что ценно и свято – например, языка богослужения. К этому же добавляют уничтожение иконостасов, непочитание Богоматери и прочие фантазии. Страсть к реформе – это вторая опора мифа. И основа этой страсти – ереси, поиском которых в катехизических и богословских работах о. Георгия занималась так называемая правдолюбовская комиссия.

И здесь идеологи совершили подмену, назвав нас «обновленцами», то есть так же, как называли обновленцев 20-х годов – раскольническое движение, инспирированное советской властью. В 90-х годах этого почти никто не знал, многие люди только-только вошли в церковь и не могли знать истории разрушения церкви советской властью. Теперь это общеизвестно, но ярлык приклеился, и людей несведущих он по-прежнему смущает.

В-третьих, нам пытались приписать борьбу против иерархии и скандальное поведение. Мол, где братство появляется, там сразу скандал возникает. Вот разве что раньше не кричали, что будто мы храмы хотим захватить, больше у нас их отбирали. Все эти ярлыки рассчитаны на создание образа врага. Одно время стали говорить, что люди в братстве хорошие, верующие, благочестивые, но вот о. Георгий им морочит голову. То есть братство хорошее, а основатель – чудовище, понимаете? И стоит отречься от основателя, как всё у братства встанет на свои места.

– Интересно, что ни доказать, ни опровергнуть эти мифы невозможно.

– Так работает пропаганда. Но понятно, почему она так работала в советском государстве, а вот почему церковь, вышедшая из советского времени и испытавшая на себе всю тяжесть советской пропаганды, этому не сопротивляется, – я до конца понять не могу. Ведь пропаганда рассчитана на людей неверующих, несамостоятельных в жизни, и она разрушает церковную жизнь, поскольку сеет недоверие, вражду, подозрительность.

Впрочем, слава Богу, не могу сказать, что эта антибратская пропаганда победила. Всё же людей здравых и верующих в церкви становится всё больше.

– Один из мифов говорит о том, что Преображенское братство и персонально о. Георгий Кочетков стремятся как можно скорее перевести всю Русскую православную церковь на богослужение на русском языке.

– Это кто-то бредит. Что тут ещё скажешь? Во-первых, о. Георгий не сумасшедший, а во-вторых, это невозможно осуществить.

Кстати, известно, что в 2000 году, чтобы не возвращать о. Георгия на приходское служение, была учреждена комиссия по его «богословским изысканиям». В неё вошли несколько преподавателей ПСТГУ, а возглавил её о. Сергий Правдолюбов (ирония судьбы!). На самом деле им был дан заказ на поиск ересей у о. Георгия любыми средствами. Искали настолько усердно, что патриарх Алексий II не утвердил их выводы и вынужден был назначить вторую, Синодальную комиссию, председатель которой митр. Филарет (Вахромеев) назвал заключение первой комиссии «пристрастным». В свою очередь, вторая комиссия направила о. Георгию вопросы, в ответ на которые была составлена подробная записка. О. Георгий ответил, подчеркиваю, на все вопросы. И хотя заключение второй комиссии тоже не было правдивым (митр. Филарет тоже «не мог вольничать»), но всё же далеко от «правдолюбовского». Почему же сейчас, через 20 лет, вновь кричат о первом заключении? Думаю, что по тому же заказу.

– В конце 2019 года Святейший патриарх на Московском епархиальном собрании высказался по поводу русского языка богослужения. И несмотря на то, что это было сделано очень аккуратно, с тысячью оговорок, многие так или иначе практикующие русскоязычное богослужение священники восприняли это как зелёный свет. На ваш взгляд, насколько инициатива Святейшего точна и своевременна?

– Полагаю, что дальше уже невозможно тянуть (хотя патриарх говорил лишь о возможности чтения Писания на русском языке). В 90-е годы было больше возможностей для такого рода обновления церковной жизни, тем более что в самом вопросе введения русского языка в богослужение не было ничего нового, он обсуждался Поместным собором 1917–1918 гг. Сейчас ситуация менее благоприятная для этого, другая атмосфера в обществе. Но выхода нет, поэтому даже такая аккуратная, со всеми оговорками, инициатива патриарха вызвала такую реакцию.

Тверские события – это ведь ответ и на патриаршую инициативу. Конечно, прямо выступить против патриарха в наше время непросто. Служение же о. Георгия Кочеткова и братства как раз ассоциируются с русским языком, а облить их грязью можно совершенно безнаказанно. Поэтому очень удобно напасть на «кочетковцев», а заодно дать понять всем священникам и епископам, что каждый, кто вознамерится хоть слово сказать по-русски во время богослужения, тут же будет к «кочетковцам» причислен, получит бунт на паперти и станет изгоем.

– Любопытно, что люди, которые так обостряют вопрос и противостоят инициативе патриарха, говорят от имени большинства. Меж тем последние исследования ВЦИОМ, проведённые как раз к началу Великого поста, говорят, что 75 % православных христиан в России поддерживают Святейшего патриарха в его начинаниях. 30 % опрошенных православных ответили, что предпочтут храм, где служба идёт на русском языке. А 21 % пойдут в храм, где язык богослужения варьируется. И только 15 % твёрдо уверены, что их место в храме, где служба идёт на церковно-славянском языке. Как вы прокомментируете эти проценты?

– По-моему, это очевидные вещи. Наше братство ведёт оглашение более тридцати лет в разных регионах страны и даже за рубежом. Мы вполне ясно представляем себе меру понимания людьми храмового богослужения, представлений о церкви, об иерархии, об истории, о церковной традиции. Так вот, представления о христианстве и о православной церкви у большинства наших соотечественников просто фантастические. И большинство архиереев и священнослужителей знают об этом. Именно поэтому людей можно и нужно научать основам христианской жизни, не жалея времени и сил. Конечно, параллельно не получится заботиться о своём кошельке или даже о благосостоянии своего храма.

Необходимо думать и заботиться о людях, и только о них. Понимаете, есть разница между оглашением и народосбережением. Вот если мы это поймём и потрудимся как следует, тогда лет через двадцать-тридцать, если Господь нас помилует и сохранит от глобальных потрясений, что-нибудь получится. И другого пути нет, ангел с небес не сойдёт, не научит нас в одночасье Христовой вере и жизни. Вот это наша позиция, на ней мы настаиваем. Она нам завещана русскими исповедниками советского времени – как оставшимися на родине, так и изгнанными из неё. Строить храмы новомученикам и исполнять их волю – разные вещи, а при некоторых обстоятельствах даже противоположные. Мы – за второе, и будь ситуация у нас в стране иной, то и мы поступали бы по-другому.

У нас почти 100 лет просто уничтожали людей и разрушали церковь. Откуда же люди возьмут «слышание от проповедующего», когда никакого проповедующего нигде нет? В этом смысле Святейший патриарх тысячу раз прав. Ведь, посмотрите, его слова – это же мизерный шаг по сравнению с тем переводческим движением, оживлением молитвенной жизни церкви, которое было до революции и даже в советское время. Шаг очень маленький и осторожный, но какой он получил резонанс! У многих священнослужителей и мирян ощущение такое, что вопрос возможности богослужения на родном языке в Русской церкви уже решён, хотя мы уже как мантру, как своеобразный «символ веры» заверяем всех, что славянский язык – это наше вечное сокровище, которое останется с нами навсегда. Да сколько бы раз мы ни поклонились в сторону славянского языка, мы не переубедим тех, кто борется с евангельскими основами церковной жизни. Для них язык – это средство консервации церковной жизни на уровне позднесоветского времени.

– То есть это не 15 % консерваторов, удерживающих церковь и делающих процесс таким болезненным?

– Я думаю, что даже не 5. Это другого рода явление. Товарищи, которые, как в Твери или ещё где-то, поднимают бучу за славянский язык, никак не относятся в этом своём восстании к вопросу о богослужении. Они могут снова обвинить нас в надменности, элитарности, в том, что мы не учитываем реального положения вещей и так далее. Мы всё учитываем и ясно понимаем, что времени нам отпущено мало. Снова скажу, что мы несколько десятилетий ведём оглашение во многих регионах, и этот опыт (не мы сами!) драгоценен для церкви.

Не нужно из людей делать идиотов, бессмысленную массу, –  это не по-христиански. Они живо откликаются на живое слово о Христе и дорожат церковной жизнью, богослужением, братскими отношениями даже в невозможных для этого условиях. В Вельске общину нашего братства Котласский епископ беззаконно держит без причастия больше трёх лет! За что? За принадлежность к братству. Но ведь ни один из них не потерял веру, не ушёл из церкви и не обозлился на епископа. Это ведь чего-то стоит, не правда ли? А вот в Твери митрополит Савва стал встречаться с народом, со всеми желающими. Люди ведь поверить не могут такой радости, такой открытости архиерея. Конечно, иерархи ещё не привыкли открыто говорить с народом, но это дело наживное, если только они не отступят.

– Как Преображенское братство, так и организация «Двуглавый орёл», движение «Сорок сороков» или подобные им, утверждают, что отстаивают традицию в церкви. Но конфликт показывает, что под традицией подразумевается разное. Что в церкви можно назвать традиционным?

– Это тема большого разговора. Если коротко, то это парадоксальное сочетание опыта христианской веры, познания Бога и человека, накопленного в истории, и реальности веры, неподвластной времени. Замечательно сказал С.С. Аверинцев: «Для христианства жить – значит оживать, воскресать, и притом вопреки всякому вероятию». Можно снова вспомнить слова известного симфониста Густава Малера, что «традиция – это передача Огня, а не поклонение пеплу».

Знаете, что важно? Церковная традиция – это не только то, что передаётся поступательно в истории, от старших к младшим. (Иначе у священников все дети были бы верующими.) Но традиция – это ещё и путь от младших к старшим, если младшие сами обрели веру, вдохновение от евангельского слова, от общения с Богом и человеком. И уже потом, идя вглубь истории, они познают родство по духу в веках и так становятся наследниками живших прежде.

– Для передачи традиции нужно общение между людьми. Из этого можно сделать вывод, что церковь заинтересована в мирянских движениях. Преображенское братство – пример такого мирянского движения. Но «Сорок сороков» или «Двуглавый орёл» тоже так себя позиционируют. Я пытаюсь различить эти реальности.

– По-моему, они позиционируют себя несколько иначе. Но, как бы то ни было, Евангелие даёт нам один критерий различения – по плодам и по духу. «Не всякий, говорящий Мне: «Господи, Господи», войдёт в Царство Небесное», – сказано нашим Господом, – «но исполняющий волю Отца Моего». Церковным является то, что служит созиданию церкви, собиранию народа во Христе, в благодати Святого Духа, где нет места ни ненависти, ни агрессии, ни разделяющему противопоставлению одного другому. Это фундаментальный принцип; мы не нападали на «Двуглавого орла».

– Вы как председатель Преображенского братства в связи с началом Великого поста можете сказать, что братство берёт на себя сугубые усилия по разрешению данной ситуации или просто жизнь будет идти своим чередом?

– Постом принято бодрствовать и достигать трезвенности, тем самым укрепляться в вере в Господа Бога и в человека, а значит, и в Церковь. Возмущение, начавшееся в Твери, ничего хорошего Русской церкви не приносит. Со своей стороны мы, конечно же, постараемся предпринять усилия, чтобы эта волна утихла, чтобы в церкви было больше мира, чтобы сознание церковного народа стало более ясным и здравым. Разумеется, это зависит не только от нас, но у христиан принято всегда начинать с себя. Поэтому мы предпринимаем усилия к общению с разными людьми, к прояснению как тверской ситуации, так и различных вопросов современной церковной жизни. Надеюсь, и наша беседа этому послужит и принесёт свои плоды. Потому что церковь наша всё-таки жива, что бы о ней ни говорили.