Чем опасен «унывальщик»
От гордыни до уныния один шаг – эту мысль отец Иоанн Привалов высказал в нашей прошлой беседе о любви к себе. Так родилась невеселая тема очередного разговора с заостровским священником: уныние... Из всех грехов этот, пожалуй, самый непонятный. Ну сидит себе человек, унывает, никого не трогает – кому от этого плохо, кроме как ему самому? Но специалисты в области духовной жизни считают уныние очень опасной болезнью нашего времени.
– Отец Иоанн, со стороны смотреть – от какого-нибудь беспечного весельчака бывает куда больше вреда окружающим. Чем же Пьеро хуже Арлекина?
– Уныние, как и всякий грех, заразно. К примеру, не надо думать, что человек, который курит, вредит только себе. Он испытывает желание, порой даже неосознанное, заражать своей привычкой других. Я знаю, о чем говорю, поскольку сам когда-то курил. Что такое уныние? Это принятие клеветы на Бога, на мир, на себя, которое выражается в разрушении. Причем оно мало связано с действительными тяготами жизни. Таков выбор самого человека. Унывальщику кажется, что все вокруг ужасно, поскольку сердце его отравлено. И все мы знаем, как сложно находиться рядом с таким человеком.
– А если он не виноват в том, что такой? Темпераменты ведь у всех разные. Сангвиник склонен к веселью, меланхолика хлебом не корми – дай погрустить...
– Мы должны преодолевать свой темперамент, поскольку он относится к животной сфере нашего «я». Человек как раз и проявляется в том, что у него все послушно духу. Если же о нем можно сказать только то, что он меланхолик или сангвиник, – значит, человека пока не получилось. К тому же грусть и уныние – совершенно разные вещи. Например, повесть Лидии Чуковской «Прочерк» рассказывает о страшном 1937 годе, но при этом она поражает какой-то светлой грустью. Елена Цезаревна сказала мне: да, это грусть, потому что такова была наша жизнь... Я уточнил: но не уныние? – Нет, ни в коем случае! Абсолютно нормально, когда человек переживает такую светлую, преображающую грусть. Он признает, как много в мире зла, но в себя его не впускает, а, напротив, сохраняет способность к состраданию и милосердию.
– И этим он отличается от унывающего?
– Да. Тот, кто подвержен унынию, признает всемогущество зла. Причем сам он может и не быть агрессивным. Но ему ни до чего и ни до кого нет дела. Он как бы уставился в самого себя.
– У нас еще едва ли не каждый второй утверждает, что страдает депрессией. Это родная сестра уныния или она – из другого семейства?
– Их часто путают, хотя между ними принципиальная разница: уныние – недуг духа, а депрессия – болезнь души, которую должны лечить врачи. Уныние может приводить к депрессии, но жесткой взаимосвязи здесь нет. В депрессивном человеке может оставаться сострадание к другому. Унывающий, повторюсь, зациклен только на себе.
– В своих интервью вы часто говорите о благодарности. Может быть, уныние происходит от ее недостатка или отсутствия?
– Одно из самых эффективных средств от уныния – как раз благодарение. А поводов для него вокруг даже больше, чем нужно. Только благодарность открывает нам глаза и наделяет той зрячей любовью, которая позволяет по-настоящему жить. Но искушение видеть только плохое очень велико. Мы живем в обществе потребления, поэтому сейчас так много уныния. В традиционном обществе, где есть устойчивые ценности, его несоизмеримо меньше.
– А что вы имеете в виду под традиционным обществом?
– Например, дореволюционную Россию. Тогда люди воспитывались в сознании, что человек – не мера всех вещей, что есть проблемы, с которыми в одиночку не справиться, что невозможно прожить жизнь без поражений... Сегодня же успех – мерило всего. Те, кто его не достиг, неизбежно приходят к унынию. Оно стало этаким духовным СПИДом. Быть может, еще более страшным, чем обычный.