В 1990-е годы братства воспринимались как нечто сомнительное и неправославное, да и сейчас это слово нередко ассоциируется у наших соотечественников с сектами и вызывает нездоровую подозрительность. Исторические, социологические и богословские исследования, проведенные за последние тридцать лет, позволили впервые провести конференцию по истории православных братств в дореволюционной России, приуроченную к столетию возрождения братского движения, которое было ознаменовано призывом патриарха Тихона к созданию братских союзов.
На конференции обсуждали границы понятий «братство», «братское движение»; причины, предпосылки и историю возникновения братств в России; традиционность и новизну братств как формы устроения церковной жизни; дискуссии о братствах в русском обществе и периодической печати; братство как социокультурный и церковный феномен, как проявление коммюнотарности русского народа; проблемы взаимоотношений братств с государством и официальными церковными структурами.
История православных братств на Руси начинается с XV-XVI веков, однако всплеск интереса к самому явлению возникает в конце 60-х годов XIX века. В 1864 году были утверждены «Основные правила для учреждения православных братств». С этого момента в России начинает появляться множество православных братств: по официальным данным, к 1914 году их насчитывалось более семисот.
Но как в XIX веке, так и сегодня нет однозначного определения братства. Не выявлены критерии, которые позволяли бы выявить братства как некий специфический духовный тип общежития среди неоднородного множества самых разных просветительских, благотворительных и прочих организаций, именовавших себя братствами, так и среди объединений, которые так себя не называли. Пример такого братства по сути представил в своем докладе о дореволюционных трезвеннических братствах профессор СФИ Александр Копировский. Он рассказал о Татевском обществе трезвости С.А. Рачинского.
Участники конференции вспомнили различные определения братства – от «самоуправляющейся организации мирян в рамках какой-либо религии, созданной вокруг своего храма (святилища) с религиозными политическими, социально-бытовыми целями, закрепленными в уставе и традиции» до «общины, в которой братчики равны во Христе».
Возможный критерий для выявления братств среди разнообразных религиозных и общественных сообществ предложила Ирина Гордеева, кандидат исторических наук, доцент РГГУ. Она напомнила о двух типах отношений, или связей, между людьми – общинности и общественности. Эти понятия ввел немецкий социолог Фердинанд Тённис в своем труде «Общность и общество. Gemeinschaft und Gesellschaft. Основные понятия чистой социологии» (1886). Общинность (Gemeinschaft) характеризуется личностными отношениями «лицом к лицу», стремлением к социальной справедливости, равенству в повседневной жизни, внутренним единством; община рассматривается как источник высших моральных ценностей: добра, любви, чести, верности, дружбы. Для отношений общественного типа (Gesellschaft) деятельность ограничена совокупностью целей и средств их достижения; люди разделены и отчуждены. Ирина Гордеева высказала мнение, что для братств характерны отношения первого типа (общинности) и в качестве примера привела Крестовоздвиженское трудовое братство Н.Н. Неплюева, исследованием которого она занималась много лет.
Исследователи сошлись во мнении, что критерий братства следует искать в сфере качества общения, взаимосвязей между людьми. В то же время «общинную» составляющую оказалось трудно отделить от «общественной».
Ректор СФИ священник Георгий Кочетков оттолкнулся от высказывания протопресвитера Виталия Борового «где братья, там и братство». «Братья могут быть, но чтобы быть братством, нужно иметь границы, определить приоритеты, цели существования данного братства, – уточнил отец Георгий. – Важно и то, каким образом собираются люди, как возникает духовное родство. У Н.Н. Неплюева это были школы, которые позволяли людям, собранным с детского возраста, оставаться вместе после окончания обучения. В Преображенском братстве людей собирает оглашение: люди оглашаются, их жизнь меняется, они приходят в церковь, приходят к Господу и не хотят расходиться, так как срослись во время опасного и сложного пути прихода ко Христу. Их нельзя разорвать никакими силами, чего не понимают наши оппоненты, списывая все на гуруизм, влияние лидера и так далее. Они не могут ничего себе объяснить, так как не понимают, как рождается родство, которое может быть ближе родства физического. Они не могут поверить в духовное родство, потому что думают, что вера – это мировоззрение, политика или психологическая созависимость».
Участники конференции пришли к выводу, что нужно быть очень осторожными при определении того, какие из братств были собраниями верующих, связанных не только общей деятельностью, но и общением, молитвой, а какие только назывались братствами. Это связано еще и с тем, что несмотря на имеющиеся исследования история православных братств в России во многом не изучена. Одна из причин этого – скупая источниковая база: периодика того времени, традиционные делопроизводственные документы – уставы и отчеты братств, переписка братств с епархиальным начальством, с общественными учреждениями и другими братствами. Часто документы были утрачены в результате событий 1917 года, какие-то остались в фондах МВД и ФСБ и сейчас недоступны. Но главный дефицит связан с документами личного характера: мемуарами, личной перепиской братчиков, без которых невозможно понять, как сами их члены воспринимали жизнь братства, как относились к тому, что происходит вокруг них.
Основная задача исследователей братского движения – поиск, опубликование и изучение этих источников. Они могли разойтись по частным коллекциям, могли быть конфискованы, уничтожены. Остается только надеяться, что эти документы сохранились и будут доступны.
Почему в одни исторические эпохи интерес к созданию братств оказывается более явным, а в другие почти затихает? И почему в одних регионах братства возникают, а в других нет? Например, в Архангельской губернии в начале XX века действовали более двадцати православных братств, а в Воронежской известны только два. И как возникают братства – под влиянием государственных структур, иерархии или как народная инициатива, снизу?
Светлана Лукашова, кандидат исторических наук, старший научный сотрудник Отдела восточного славянства Института славяноведения, исследовавшая братства в Киевской митрополии в XVI веке, сказала, что если рассматривать братства как некое сверхдолжное проявление живого религиозного чувства, то создание братств может быть связано с тем, что «обычный среднестатистический» христианин испытывает потребность выразить и реализовать себя за пределами нормы. И с этой точки зрения братства XIX века трудно считать полностью преемственными по отношению к братствам XV-XVI веков в Киевской Руси, хотя они обратились к той же форме. «Это не только имя, это возрождение идеи. Возможно, потребовалось нечто большее, чем могла предложить официальная церковь», – добавила исследовательница.
Юлия Балакшина, ученый секретарь СФИ, заметила, что традиционно считается, что братства возникают в кризисную эпоху, в эпоху гонений – как, например, в 1918 году, когда патриарх Тихон призвал верующих Российской церкви создавать духовные союзы для «защиты попираемых прав церкви православной» в ситуации государственного переворота. Но также можно сделать вывод и о том, что они появляются в эпоху стагнации, когда «нужно движение веры, не исходящее от церковной институции, и тогда оно исходит от мирян».
«Братства возникают даже тогда, когда с внешней точки зрения отношения церкви и государства вполне благоприятны, – сказал Константин Обозный, заведующий кафедрой церковно-исторических дисциплин СФИ. – Если кризис бездвижности охватывает церковь, сами ее ткани перерождаются, ее духовная жизнь профанируется, то это тяжелая ситуация, и братское движение – это реакция живых клеток церковного организма на эту смертельную опасность. Эти инициативы не всегда целесообразны и удобны для государства, не всегда контролируемы, что нередко вызывает сопротивление у той части общества, которая стоит на защите интересов государства. Но хотелось бы подчеркнуть, что подлинное братское движение, которое может в совершенно разных формах проявлять себя в жизни церкви и жизни общества, – это богодухновенное общество».
В XIX веке создание братств часто инициировалось государством для борьбы с инославными или «раскольничьими» влияниями на окраинах империи. «Например, в Печорском уезде было много братств из-за компактного проживания старообрядческих раскольнических общин, – рассказал Василий Трофименко, кандидат исторических наук, доцент Северного (Арктического) федерального университета. – В приходе большая часть верующих оказалась заражена расколом, поэтому священники рапортовали, что ничего не могут делать. Для борьбы с этим было учреждено братство. Благотворительные цели братства шли рука об руку – целью было уничтожить бедность, которая порождает распространение болезней и пороков, и для этого образовывались братства».
Вопрос о том, связано ли возникновение братств только с внешними обстоятельствами или является внутренней инициативой верующих, не так прост. Также нет однозначного ответа на вопрос о связи политической и экономической стабильности региона с появлением братств.
Как отметил священник Георгий Кочетков, возникновению братств даже в регионах с неблагоприятными социально-экономическими условиями могут препятствовать существующие «темные двойники» православных братств – объединения, базирующиеся, например, на националистической, шовинистической идеологии, как это можно наблюдать на примере политической ситуации в современной Украине. Хотя именно в этом регионе в XV-XVI веках активно развивалось братское движение.
Ирина Гордеева сказала, что важно не только понять, в какие эпохи и почему возникали братства, но и приблизиться к загадке их долговечности. «Некоторые братства существовали совсем недолго, но есть братства-долгожители, которые оставили не только значительный след в жизни своих членов, но и в истории, – добавила она. – Ответа на вопрос, что является залогом долговечного существования той или иной общины, пока нет».
В самой традиции русского народа есть стремление к братской жизни или рождение братств нужно стимулировать? Является ли русский народ действительно самым коммюнотарным в мире, как о нем писал Н.А. Бердяев? Если в XV-XVI веках православные братства возникают как инициатива верующих, то после 1864 года в значительной мере их создание инициируется государством, архиереями или представителями образованных слоев общества: где же движение «снизу» и стремление народа к единству?
«Даже когда массовое создание братств стимулировалось государством, которому братства были важны с точки зрения русификации окраин, наряду с “типовыми проектами” были и самородки, – сказал Константин Обозный. – Через несколько лет была введена ограничительная мера – братства было разрешено организовывать только на окраинах. Видимо, какие-то начавшиеся в обществе процессы были встречены с опасением. Нужно помнить, что это время, когда крестьянская Россия получила свободу – прошло всего три года, крестьяне до конца не родились как свободный от векового рабства слой, и вот они благодаря деятельности народников и марксистов почувствовали себя свободными от гнета. Правительство стало опасаться слишком большой свободы, в том числе в церковной жизни».
Инициативы создания братств возникали в основном среди образованных слоев населения, среди дворянства, духовенства. Очень низкий уровень грамотности, просвещенности и евангелизации народа был препятствием к массовому возникновению подобных инициатив в нем. Осталось ли в народе хоть что-то от общинности к концу XIX века, когда крестьяне были разобщены и потому легко стали жертвой большевистских пропагандистов в начале XX века?
«То, что коммюнотарность русского народа подвергалась большим искушениям, и не все выходили победителями в этой борьбе – это верно. Но верно и то, что коммюнотарные, общинные тенденции и навыки, свойства и качества в русском народе были, – сказал отец Георгий Кочетков. – Да, наш народ не был на очень большой высоте христианского призвания. Но как могло быть иначе, когда “крышку от Евангелия целовали, а что там – не знали”? Конечно, нужна была евангелизация, нужно было больше просвещения, больше разума. Действительно, у людей, которые создавали эти братства, которые были главными двигателями этого движения, удивительные лица. Такие люди тогда рождались, а сейчас не рождаются. И Россия станет Россией вновь, когда сможет рождать таких людей. Люди образованные и живущие в достатке имели возможность заводить братства, школы, пропагандировать этот образ жизни. У них было больше чувства свободы, любви, личностного начала и бесстрашия, которые нужны для осуществления соборности – главного начала братского движения».
В качестве примера части коммюнотарного движения Ирина Гордеева привела Крестовоздвиженское трудовое братство Н.Н. Неплюева. По ее словам, коммюнотарное движение может рассматриваться как тип движения, целью которого является мирная духовная революция – радикальный духовный переворот. С конца 1860-х годов в России начался кризис власти, приведший в итоге к революциям 1917 года, и в контексте этого кризисного периода Н.Н. Неплюев считает главной целью мирный переворот в экономическом строе страны и реорганизацию сельских школ в воспитательные заведения. Изначально его проект – найти альтернативу насильственной революции. Эту альтернативу он видел в низовой самоорганизации сознательно верующих людей. Он рассчитывал, что вся Россия покроется сетью братств, в каждом из которых будет происходить внутреннее преобразование человека на основе христианских ценностей, эти братства будут поддерживать связи и создадут объединенное Всероссийское братство, и лучшее будущее, подлинный христианский идеал будет достигнут без революционных потрясений.
«На самом деле у нас не так много альтернатив и в церкви, и в обществе, – сказал, подводя итоги конференции, священник Георгий Кочетков. – Церковь должна вспомнить о местной соборности, и общество должно вспомнить о солидарности. Соборность и солидарность – важнейшие измерения нашей жизни и жизненная необходимость для всех».
Он напомнил, как на утверждение Хомякова, будто у русских больше христианской любви, чем на западе, ответил Пушкин: «Может быть; я не мерил количества братской любви ни в России, ни на Западе, но знаю, что там явились основатели братских общин, которых у нас нет. А они были бы нам полезны».
«Мне кажется, больше всего нужно говорить и писать об этом, и важно двигаться в практическом применении этих вещей к нашей жизни, “заражая” этим великим духом наших современников. Нужно не просто дать слову “братство” четкое определение. Самое главное – чтобы люди вспомнили свой общинный и братский опыт в церкви, обществе, народе, культуре… Нам нужно понимать, на какой почве мы растем, движемся, существуем. С этим вопросом связана наша современность и будущее. Не будет у нас этих начал – не будет будущего ни у страны, ни у народа» – добавил отец Георгий.
В двухдневной конференции приняли участие 97 человек из пятнадцати городов России и Финляндии. Материалы конференции будут изданы.
Дарья Макеева
Фото Александра Волкова, Ольги Максимовой