По приглашению братства во имя святителя Тихона Задонского 26-28 октября Воронеж посетил писатель, поэт, председатель Комиссии по творческому наследию репрессированных писателей России Виталий Александрович Шенталинский.
За короткий промежуток времени состоялось несколько встреч писателя с горожанами и братчиками. В книжном клубе «Петровский» прошел творческий вечер, а на следующий день в Воронежской областной универсальной научной библиотеке состоялся вечер, посвященный Всероссийскому дню памяти жертв политических репрессий «И свет во тьме светит». Вот некоторые моменты бесед, встреч, которыми хотелось бы поделиться в первую очередь.
Посещение Воронежа совпало с проходящей в Благовещенском кафедральном соборе выставкой «Non licet vos esse»,посвященной 90-летию изъятия церковных ценностей. На творческом вечере писатель делился впечатлениями после ее посещения: «На выставке об изъятии церковных ценностей я все рассматривал лица людей на фотографиях. Это и простые, возмущенные люди, и красноармейцы. Я вглядывался в их лица и думал: понимают ли они, что происходит? Некоторые из них бессмысленно улыбаются – ведь они не знают, каким будет ХХ век – с военным коммунизмом, коллективизацией, репрессиями. И я подумал: «А мы-то понимаем, что происходит сегодня?»
В воронежской части выставки шла речь об архипастырях – священномучениках и исповедниках веры, служивших в Воронеже в двадцатые годы. На прогулке с писателем мы отыскали дом, где в середине 20-х годов XX века жил священномученик Петр (Зверев). Приехав помогать митрополиту Владимиру (Шимковичу) бороться с обновленческим расколом, после смерти владыки в 1926 году по всеобщему ходатайству церковного народа он остался в городе и возглавил воронежскую кафедру. Сейчас его дом выкуплен Воронежской и Борисоглебской епархией. После реставрации в нем планируется организация церковно-исторического музея. На фотографии видно, что это скромный двухэтажный дом.
Виталий Александрович живо интересуется всем, проявляет внимательность и интерес в беседе, переспрашивает, уточняет, фотографирует… А когда увидел портрет Антония Сурожского (Блума), то моментально вспомнил об их встрече.
Встреча произошла в январе 1991 года, в Лондоне. «Меня поразил владыка Антоний. Я был потрясен простотой обстановки, в которой он живет: как сельский священник где-нибудь в Архангельской области, в Каргополе. Говорил он также без показного внешнего величия, очень сокрушался, что церковь разделена, что люди, живущие рядом друг со другом, отдаляются из-за того, что ходят в разные церкви (РПЦ МП и РПЦЗ – прим. ред.), перестают дружить, их отношения мельчают. А при встрече переходят на другую строну улицы. И владыка говорил об этом с сожалением, но без ожесточения».
Разговор Виталия Александровича с митрополитом Антонием, главным образом, шел на тему репрессий, которая владыку очень волновала. В то время в Советском Союзе происходили перемены: открывались архивы Лубянки, всплывала правда, был организован «Мемориал»… Митрополит Антоний вспоминал своих знакомых, которые пострадали от репрессий, о том, как НКВД-КГБ под разным видом засылали в церковь своих сотрудников.
«Владыка Антоний произвел сильное, светлое впечатление и удивил своей сдержанностью. Марина Цветаева говорила: «Люблю сдержанных людей: есть что сдерживать», – цитирует Виталий Александрович любимого поэта.
Виталий Александрович считает, что каждому человеку нужно постараться угадать Божий замысел, попытаться ответить на вопрос: каким его задумал Бог. Важно понять этот замысел о себе и следовать ему: «Отчасти я угадал замысел в детстве. Мне было всегда важно в жизни узнать то, чего не знают люди, и рассказать им об этом. Детская мечта, которая оказалась формулой всей жизни».
Первую часть жизни Виталий Шенталинский посвятил Арктике. «Это была удивительная жизнь. Я два раза зимовал на острове Врангеля, ездил в экспедиции на Землю Франца-Иосифа и Северную Землю. Мы изучали мир Арктики – китов, моржей, белых медведей, птичьи базары». Это был шаг в неведомое по горизонтали, в пространстве. Вторым шагом в неведомое – на этот раз во времени – было прикосновение к неоткрытым архивам Лубянки, касающимся нашей литературы.
Результатом труда в архивах и последующей исследовательской и литературной работы (она заняла двадцать лет) стала трилогия «Рабы свободы», «Донос на Сократа» и «Преступление без наказания». Книги посвящены писателям, поэтам, мыслителям, пострадавшим от советского террора, – в свете новых открытий, которые удалось сделать.
Виталий Александрович признается, что долго не мог закончить трилогию: было много вариантов концовки. «Однажды мне приснился сон – два слова: «Над бездной». Проснулся, думаю: конечно же все мои герои жили и творили над бездной. Но есть там в конце какое-то многоточие. Я снова уснул и услышал концовку – «Над бездной… можно только лететь». Герои моей книги – таланты, они летели на крыльях своего дара над бездной истории».
Один из героев трилогии Шенталинского – Осип Мандельштам.
Как-то Виталий Александрович получил по почте копию изданной в Париже почтовой открытки с фотографией, на которую Осип Мандельштам попал совершенно случайно. Дело было 1 февраля 1908 года возле Нотр-Дама на похоронах кардинала Ришара, архиепископа Парижского. Профиль молодого Осипа Мандельштама на переднем плане выделяется из черной толпы, голова у него вскинута. Поэт купил эту открытку и прислал матери: «Дорогая мамочка! Посылаю тебе свою физиогномию, которая совершенно случайно запечатлелась на этом снимке. Можно сказать, что я обернулся нарочно, для того чтобы послать вам свой привет. Ося». Этот образ – вдохновенного выскочки из толпы – останется на всю жизнь.
У Мандельштама есть стихотворение об этих похоронах – уникальный кадр: сфотографировано, как во время похорон у поэта зрело стихотворение.
«Поэзия есть сознание свой правоты», – писал Осип Мандельштам.
Все знают знаменитое стихотворение «Мы живем под собою не чуя страны…» – против Сталина, за которое поэт получил ссылку в Чердынь, потом в Воронеж, на несколько лет. С этим стихотворением у Виталия Александровича связаны свои размышления и находки.
В следственном деле Осипа Мандельштама, хранящемся на Лубянке, была рукопись стихотворения «Мы живем под собою не чуя страны…». Вместо известной нам строчки «Тараканьи смеются усища» мы читаем там: «Тараканьи смеются глазища». По требованию следователя во время допроса Мандельштам написал это стихотворение без единой помарки, зная, что за него он может лишиться жизни. «По-моему, «тараканьи смеются глазища» – это страшный сюрреалистический образ, нечто инфернальное, а «усища» – просто смешно», – рассуждает Виталий Александрович.
Арестованный через год после ареста Мандельштама Лев Гумилев по требованию своего следователя написать это крамольное стихотворение, тоже пишет про «глазища», от страха забывая слово «тараканьи»… (как «забыл» и несколько других строк). Значит Мандельштам, когда читал это стихотворение в доме матери Гумилева – Анны Ахматовой -- на Фонтанке, употреблял именно это слово – «глазища».
Рассуждая о языке, Виталий Александрович вспоминает свой поэтический путь. Когда-то давно он писал довольно длинные стихотворения, но с годами пришло понимание, что мысль можно выражать лаконичнее, и он перешел сначала на четверостишия, а затем – на двустишия. И даже на одну строку! Такие свои произведении Виталий Александрович называет возгласами.
Не в ад, а над!
Не потОм, а пОтом!
«Я стремлюсь достичь более глубокого взаимодействия с языком, ведь в нем, в языке, в слове заключена колоссальная энергия и мудрость. И можно эту энергию расщепить, как атом».
Об «усилении электронного пульса атомов» писал другой воронежец – Андрей Платонов.
Архивисты Лубянки однажды показали Виталию Александровичу папку «Неизданные произведения Андрея Платонова, изъятые при обыске». Там находились известные, опубликованные повести – «Ювенильное море», «Джан»… Но была среди них и неизвестная рукопись – «Технический роман», с подзаголовком: «Выписки из рукописи неопубликованного романа». По рассказу архивиста Виноградова, когда-то он просто переставил эту папку, когда она предназначалась на уничтожение, на другую полку. Так одно движение руки спасло рукопись.
«Технический роман» был впервые опубликован в годы перестройки в журнале «Огонек», в рубрике «Хранить вечно», которую вел Шенталинский, а потом издан отдельной книжкой.
Виталий Александрович говорит афоризмами. Во время встречи с ним постоянно хочется записать только что произнесенную им фразу – настолько его мысли лаконичны и вызывают отклик. Вот одна из них: «Без памяти нет сознания, а без сознания нет человека».
Виталий Шенталинский уверен, что мы до сих пор не избавились от болезни исторического беспамятства. И его книги – посильное от нее лекарство. Остается сожалеть, что в России не было отечественного Нюрнберга. Однако то, что происходит в разных городах нашей страны 30 октября – это и есть наш посильный Нюрнберг, духовное сопротивление беспамятству.